Годфри опять оказался на другой стороне лужайки.
Я не думала, что ты еще играешь, — сказала она, просто чтобы что-то сказать.
— Я давно не играл. До тех пор, пока… — Он неожиданно остановился, ожидая, что она повернется и посмотрит на него. — Годфри приглашал меня играть каждую пятницу с тех пор, как я вернулся. Я думал, он будет предлагать мне работать с ним, и поэтому всегда отказывался.
— И это было до того дня, когда я уехала в Сидней?
— Да. Я сам себя пригласил в тот день. Чтобы ободрить тебя.
Искренность его тихого признания сбила с нее спесь.
— Это я и хотел сказать тебе, когда ты вернулась. Но не сказал и с тех пор жалею об этом.
Так вот что он имел в виду, говоря, что хотел помочь ей…
— Жаль, я не знала. — Ее голос опустился до шепота.
— Разве это имеет какое-то значение?
Она вспомнила, в какой ярости была в тот день…
— Наверное, нет. Он кивнул.
— Я думаю, мы оба сожалеем о том дне. Шанталь почувствовала, как его взгляд замер у нее на лице, но не посмотрела на него.
— Тогда я сказала многое, чего не следовало говорить. Особенно о том, что ты бросил работать.
И о твоей помолвке.
— Я сожалею. Правда, очень сожалею.
Наступила тишина. Воздух вокруг казался таким напряженным, что Шанталь могла поклясться, что слышит, как он гудит.
Но это был ее телефон.
Когда она машинально потянулась к трубке, Куэйд крепко схватил ее за запястье.
— Не отвечай.
— Хорошо.
Он облегченно вздохнул.
— Я не бросил работу, меня уволили.
Ого! Она с любопытством посмотрела на него, и тут он вспомнил, что все еще сжимает ее запястье. Хмурясь, Куэйд ослабил хватку, но все еще держал ее за руку. Это прикосновение вызвало у Шанталь множество эмоций. Ей захотелось стереть хмурое выражение с его лица. Поцелуем. Она почувствовала, что хочет защитить его.
— За что они тебя уволили? — спросила она возмущенно. — С ума сошли, что ли?
— У них были свои причины.
Задержав дыхание, она молча умоляла его поделиться с ней этими причинами. Это казалось для нее невероятно важным, это было бы знаком того, что он пустил ее в свою жизнь. И в тот момент, когда она уже не верила, что выдержит эту неизвестность, телефон снова зазвонил.
— Ответь, — коротко сказал он, — возможно, что-то важное.
— Не настолько важное, как то, почему…
Голос у нее дрогнул, когда по определителю номера она увидела, кто звонит. Это был Зейн с мобильного телефона, а он использует его очень редко. Он стал носить его на случай, если срочно понадобится Джулии. Сердце Шанталь замерло от страха. Еще три недели, но…
— Джулия? — выдохнула она в трубку. — Что случилось?
Она услышала три слова: боль, кровотечение, больница, и перед глазами у нее все поплыло.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Один взгляд на ее перекошенное от горя лицо, и Куэйд задал только два вопроса: куда и когда началось?
В больнице Клифтона они узнали, что Джулию повезли готовить на кесарево сечение, и, несмотря на все убеждения (это просто на всякий случай, как обычно при кровотечениях, тридцать семь недель — это слишком рано, за ребенком наблюдают, и с ним все в порядке), лицо у Шанталь стало белее мела.
Трясущимися руками она зажала чашку с кофе, которую принес ей Куэйд.
— Тебе не обязательно оставаться, — сказала она, — Кри приедет через несколько минут. И мои родители. Они прилетают рейсом в пять сорок.
— Я никуда не пойду.
Она не стала спорить. Он не хотел думать, почему так поступает, просто знал, что не оставит ее. И не только потому, что руки у нее так сильно дрожат и она не может поставить чашку, не расплескав кофе. И не потому, что глаза у нее наполнены слезами. Когда она стала тщетно вытирать слезы платком, Куэйд дотронулся до ее руки.
— Оставь это, — сказал он более грубо, чем хотел.
Она замерла, напряглась от его прикосновений, и он обхватил ее руку. Пальцы переплелись, ладонь коснулась ладони. Он долго молчал, просто сидел и ждал. Постепенно ее напряжение ослабло, она приняла его заботу, и, когда она мягко сжала пальцы, его охватила буря эмоций.
Он еще долго молчал, просто не мог говорить.
— Спасибо, — тихо сказала она.
Он не ответил «пожалуйста», а она не добавила «это много для меня значит», все было понятно и так.
Через минуту она опять заговорила:
— У тебя, наверное, плохие ассоциации с больницей.
— А у кого хорошие?
— Ну, не у всех такое прошлое, как у тебя.
Ее проницательность снова поразила его. Ему захотелось рассказать ей о своем прошлом, о том, чего он не рассказывал даже Кристине. Но, может быть, его прошлое ее вовсе не интересует.
— Мы навестили маму, должно быть, раз пятьдесят, пока были в Сиднее. «Она проходит лечение» — так они это называли, и помню, что я удивлялся, как слово «лечение» связано с тем, через что она проходила.
Мягко, едва заметно, она сжала ему ладонь — ободряя, успокаивая.
— Больше всего меня угнетали мелочи: запах, грохот тележек, которые они там возили, скрип обуви сестер. Они провоцируют рефлекторную реакцию… похожую на страх.
— Я понимаю тебя.
Она думала не только о смерти его матери, а еще и о своей сестре и ее нерожденном ребенке. Он снова сжал ей ладонь, придвинул ее руку ближе к своей, пока их локти не коснулись на ручках кресел!
— Благодарю тебя. — Просто хриплый выдох, но он знал: она благодарит его за то, что он разделяет с ней все это.
Сколько раз за последние недели он вспоминал ее слова, сказанные в гараже в тот день, когда она пришла к нему: «Ты готов делить со мной только тело». До сегодняшнего дня он упрямо хватался за ложно понятое чувство справедливости: ведь он действительно никогда не обещал ничего другого. Потому что никогда не думал, что ему нужно что-то еще.
И только когда он увидел ее снова, ему неожиданно открылась вся правда: он хотел больше. Это началось с той игры в гольф, когда он сказал, что его уволили. Тогда же, после звонка Зейна, ему захотелось заботиться о ней, быть с ней рядом.
Теперь он понял все, но еще многое оставалось недосказанным. Однако это его уже не волновало — сидя с ней рука об руку, утешая ее, он ощутил такую гармонию, как если бы неожиданно все в его жизни нормализовалось.
Куэйд понимал, что больница не самое подходящее место, но ему надо хотя бы начать этот разговор.
— Они уволили меня потому, что другая фирма получила конфиденциальную информацию. — Он затряс головой: — Они были правы, она шла от меня.
— Не понимаю, каким образом?
— Начальник Кристины поручил ей добыть некую информацию. В постели. — Он тяжело вздохнул. — Я даже не понимал, что происходит.
— Но это предательство, она же была твоей невестой. — От возмущения щеки у Шанталь покраснели, в темных глазах заиграл огонь.
— Прежде всего она была адвокатом.
— И поэтому вы расстались. — Просто констатация фактов, не вопрос, и Куэйд понял, что ему нужно объяснить все прочие обстоятельства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Я не думала, что ты еще играешь, — сказала она, просто чтобы что-то сказать.
— Я давно не играл. До тех пор, пока… — Он неожиданно остановился, ожидая, что она повернется и посмотрит на него. — Годфри приглашал меня играть каждую пятницу с тех пор, как я вернулся. Я думал, он будет предлагать мне работать с ним, и поэтому всегда отказывался.
— И это было до того дня, когда я уехала в Сидней?
— Да. Я сам себя пригласил в тот день. Чтобы ободрить тебя.
Искренность его тихого признания сбила с нее спесь.
— Это я и хотел сказать тебе, когда ты вернулась. Но не сказал и с тех пор жалею об этом.
Так вот что он имел в виду, говоря, что хотел помочь ей…
— Жаль, я не знала. — Ее голос опустился до шепота.
— Разве это имеет какое-то значение?
Она вспомнила, в какой ярости была в тот день…
— Наверное, нет. Он кивнул.
— Я думаю, мы оба сожалеем о том дне. Шанталь почувствовала, как его взгляд замер у нее на лице, но не посмотрела на него.
— Тогда я сказала многое, чего не следовало говорить. Особенно о том, что ты бросил работать.
И о твоей помолвке.
— Я сожалею. Правда, очень сожалею.
Наступила тишина. Воздух вокруг казался таким напряженным, что Шанталь могла поклясться, что слышит, как он гудит.
Но это был ее телефон.
Когда она машинально потянулась к трубке, Куэйд крепко схватил ее за запястье.
— Не отвечай.
— Хорошо.
Он облегченно вздохнул.
— Я не бросил работу, меня уволили.
Ого! Она с любопытством посмотрела на него, и тут он вспомнил, что все еще сжимает ее запястье. Хмурясь, Куэйд ослабил хватку, но все еще держал ее за руку. Это прикосновение вызвало у Шанталь множество эмоций. Ей захотелось стереть хмурое выражение с его лица. Поцелуем. Она почувствовала, что хочет защитить его.
— За что они тебя уволили? — спросила она возмущенно. — С ума сошли, что ли?
— У них были свои причины.
Задержав дыхание, она молча умоляла его поделиться с ней этими причинами. Это казалось для нее невероятно важным, это было бы знаком того, что он пустил ее в свою жизнь. И в тот момент, когда она уже не верила, что выдержит эту неизвестность, телефон снова зазвонил.
— Ответь, — коротко сказал он, — возможно, что-то важное.
— Не настолько важное, как то, почему…
Голос у нее дрогнул, когда по определителю номера она увидела, кто звонит. Это был Зейн с мобильного телефона, а он использует его очень редко. Он стал носить его на случай, если срочно понадобится Джулии. Сердце Шанталь замерло от страха. Еще три недели, но…
— Джулия? — выдохнула она в трубку. — Что случилось?
Она услышала три слова: боль, кровотечение, больница, и перед глазами у нее все поплыло.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Один взгляд на ее перекошенное от горя лицо, и Куэйд задал только два вопроса: куда и когда началось?
В больнице Клифтона они узнали, что Джулию повезли готовить на кесарево сечение, и, несмотря на все убеждения (это просто на всякий случай, как обычно при кровотечениях, тридцать семь недель — это слишком рано, за ребенком наблюдают, и с ним все в порядке), лицо у Шанталь стало белее мела.
Трясущимися руками она зажала чашку с кофе, которую принес ей Куэйд.
— Тебе не обязательно оставаться, — сказала она, — Кри приедет через несколько минут. И мои родители. Они прилетают рейсом в пять сорок.
— Я никуда не пойду.
Она не стала спорить. Он не хотел думать, почему так поступает, просто знал, что не оставит ее. И не только потому, что руки у нее так сильно дрожат и она не может поставить чашку, не расплескав кофе. И не потому, что глаза у нее наполнены слезами. Когда она стала тщетно вытирать слезы платком, Куэйд дотронулся до ее руки.
— Оставь это, — сказал он более грубо, чем хотел.
Она замерла, напряглась от его прикосновений, и он обхватил ее руку. Пальцы переплелись, ладонь коснулась ладони. Он долго молчал, просто сидел и ждал. Постепенно ее напряжение ослабло, она приняла его заботу, и, когда она мягко сжала пальцы, его охватила буря эмоций.
Он еще долго молчал, просто не мог говорить.
— Спасибо, — тихо сказала она.
Он не ответил «пожалуйста», а она не добавила «это много для меня значит», все было понятно и так.
Через минуту она опять заговорила:
— У тебя, наверное, плохие ассоциации с больницей.
— А у кого хорошие?
— Ну, не у всех такое прошлое, как у тебя.
Ее проницательность снова поразила его. Ему захотелось рассказать ей о своем прошлом, о том, чего он не рассказывал даже Кристине. Но, может быть, его прошлое ее вовсе не интересует.
— Мы навестили маму, должно быть, раз пятьдесят, пока были в Сиднее. «Она проходит лечение» — так они это называли, и помню, что я удивлялся, как слово «лечение» связано с тем, через что она проходила.
Мягко, едва заметно, она сжала ему ладонь — ободряя, успокаивая.
— Больше всего меня угнетали мелочи: запах, грохот тележек, которые они там возили, скрип обуви сестер. Они провоцируют рефлекторную реакцию… похожую на страх.
— Я понимаю тебя.
Она думала не только о смерти его матери, а еще и о своей сестре и ее нерожденном ребенке. Он снова сжал ей ладонь, придвинул ее руку ближе к своей, пока их локти не коснулись на ручках кресел!
— Благодарю тебя. — Просто хриплый выдох, но он знал: она благодарит его за то, что он разделяет с ней все это.
Сколько раз за последние недели он вспоминал ее слова, сказанные в гараже в тот день, когда она пришла к нему: «Ты готов делить со мной только тело». До сегодняшнего дня он упрямо хватался за ложно понятое чувство справедливости: ведь он действительно никогда не обещал ничего другого. Потому что никогда не думал, что ему нужно что-то еще.
И только когда он увидел ее снова, ему неожиданно открылась вся правда: он хотел больше. Это началось с той игры в гольф, когда он сказал, что его уволили. Тогда же, после звонка Зейна, ему захотелось заботиться о ней, быть с ней рядом.
Теперь он понял все, но еще многое оставалось недосказанным. Однако это его уже не волновало — сидя с ней рука об руку, утешая ее, он ощутил такую гармонию, как если бы неожиданно все в его жизни нормализовалось.
Куэйд понимал, что больница не самое подходящее место, но ему надо хотя бы начать этот разговор.
— Они уволили меня потому, что другая фирма получила конфиденциальную информацию. — Он затряс головой: — Они были правы, она шла от меня.
— Не понимаю, каким образом?
— Начальник Кристины поручил ей добыть некую информацию. В постели. — Он тяжело вздохнул. — Я даже не понимал, что происходит.
— Но это предательство, она же была твоей невестой. — От возмущения щеки у Шанталь покраснели, в темных глазах заиграл огонь.
— Прежде всего она была адвокатом.
— И поэтому вы расстались. — Просто констатация фактов, не вопрос, и Куэйд понял, что ему нужно объяснить все прочие обстоятельства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30