«Сердце… — Оказывается, в жизни тоже так говорят. — У меня плохо с сердцем».
Я поверила — она вся серая, грудь вздымается, глаза навыкате. Хватаю телефон так резко, что роняю его на пол.
Нет ничего более странного, чем звонить по номеру 999 — до сих пор мне приходилось делать это всего однажды: на Антона напала невероятная икота, а я была здорово пьяна. (Он вообще-то тоже, отсюда и икота.) Мы все перепробовали, чтобы ее унять: холодный ключ по позвоночнику пускали, он пробовал пить с другой стороны стакана, изучал выписку с банковского счета, дабы убедиться, что он совсем на мели. В тот момент мне казалось, без «Скорой» не обойтись, но оператор меня грубо отшил.
Сейчас — другое дело. Меня выслушали со всей серьезностью, велели усадить маму в «позу выздоравливающего» (что еще за хренотень?) и заверили, что бригада уже выезжает. В ожидании машины я держала маму за руку и умоляла не умирать.
— Да уж лучше бы, — простонала она. — Отцу был бы урок.
Самый ужас в том, что у меня даже не было отцовского телефона. Надо было стребовать с него номер этой суроволикой Колетт — на всякий случай, — но самолюбие не позволило.
Мама тяжело дышала и даже, можно сказать, хватала воздух — должна признать, зрелище жуткое. А еще меня добивало мое невезение. Подумай только — потерять за одну неделю обоих родителей! В воскресном гороскопе ничего такого не говорилось.
Помнишь, как мы с тобой, что ни осень, записывались на всякие курсы (куда дольше трех недель никогда не ходили)? Так вот сейчас я пожалела, что это были курсы йоги и испанского, а не первой медицинской помощи. Может, я бы там научилась чему-нибудь, что помогло бы мне вернуть мою мать к жизни.
Я помнила что-то невразумительное насчет аспирина — он как-то связан с сердечными приступами, да? Не то его надо дать, не то, наоборот, категорически не давать…
Издалека донесся вой сирен, он приближался, потом сквозь шторы спальню озарили синие мигалки. Я рванулась вниз отпирать дверь, и уже через десять минут, когда я открыла все цепочки и замки, двое дюжих молодцев (тебе бы они понравились) вошли в дом, протопали наверх с носилками, пристегнули маму и так же быстро протопали вниз. Я с трудом за ними поспевала. Носилки пихнули в машину, я прыгнула следом, и маму стали подсоединять к всевозможным мониторам.
Мы мчались по улице, а парни следили за показаниями приборов, и вдруг, уж не знаю, как я это поняла, но атмосфера в фургоне сменилась с деловитой на какую-то неприятную. Парни загадочно переглядывались, а кол у меня в животе стал еще тверже.
— Она умрет? — спросила я со страхом.
— Не-а.
Потом один парень говорит:
— С ней все в порядке. Никакого сердечного приступа нет. Это не инфаркт. Все жизненные показатели в норме.
— Но она задыхалась, — напомнила я. — И вся посерела.
— Скорее всего, это приступ паники. Сходите к участковому, он вам выпишет валиум.
Представляешь? Сирену отключили. «Скорая» развернулась и куда медленнее покатила назад. Нас доставили домой и высадили перед воротами. Мы обе были в ужасе. Парни, надо сказать, держались вполне любезно. Выбравшись из машины, я стала извиняться за то, что мы отняли у них время, а они говорят: «Ничего страшного».
Я вернулась в постель и, честное слово, сгорала от стыда, прямо-таки пылала. Только сон накатит — тут же вспоминается этот срам, и я резко вскакиваю. Я несколько часов не могла уснуть, а когда проснулась, была уже суббота и надо было читать хвалебный отзыв о книжке Лили в «Айриш тайме». (Прочтешь во вложении текст с их сайта.)
Как же мне ненавистна эта жизнь!
С другой стороны, хоть тебя поразвлечь. Но скоро ты обзаведешься друзьями и перестанешь тосковать.
Мне пора идти, потому что явился доктор Бейли (опять). Пожалуйста, напиши мне и расскажи что-нибудь хорошее о Сиэтле.
Целую,
Джемма.
P.S. Не стоило, конечно, тебя в это посвящать, но если тебе любопытно, то, по мне, кофейный вкус был слишком резкий, и вообще, он лучше сочетался бы с черным шоколадом, а не с молочным.
Меня отпустили за лекарствами для мамы. Доктор Бейли прописал ей сильные транквилизаторы. Потом что-то черкнул в своем блокноте и произнес:
— Пожалуй, антидепрессанты тоже не повредят.
Мама сказала:
— Мне нужен только один антидепрессант — чтобы вернулся мой муж.
— Такого еще нет в продаже, — заметил доктор Бейли уже на ходу — он торопился на свой гольф.
Я поехала в ту же аптеку, где была пару дней назад. Там и люди внимательные, да и вообще она ближайшая. Дверь звякнула, и кто-то сказал:
— Рад вас снова видеть.
Это был тот же мужчина, что спас мою жизнь в среду.
— Здравствуйте. — Я протянула рецепт. Он прочел и сочувственно произнес:
— Присядьте пока.
Пока он копался за прилавком в поисках пилюль счастья для мамы, я обнаружила, что у них там масса всего замечательного, чего я в тот раз впопыхах не заметила.
Не просто обычный для аптеки набор болеутоляющих средств и микстур от кашля, но еще и куча всяких недорогих кремов и, что меня больше всего удивило, лаков для ногтей. К лаку для ногтей у меня особое отношение.
Несколько моих любимых вещей
Любимая вещь № 2
Мои ногти: характеристика
Всю жизнь терпеть не могу свои руки. Господь наградил меня коротенькими ручками и ножками, а уж о пальцах и говорить нечего. Но где-то с полгода назад, с подачи Сьюзан, я «занялась ногтями». Что означает их наращивание, выпрямление и прочие диковинные манипуляции. Самое потрясающее во всем этом — они не смотрятся искусственно. Это просто очень хорошие ногти, хорошей длины, хорошего цвета. (Меня бесит, когда ногти покрашены в демонический ярко-красный цвет — прямо роковая женщина получается.)
Теперь, когда ногти у меня в порядке, я ощущаю себя по-новому. Я более энергична, больше жестикулирую, мне лучше удается пугать подчиненных. Я могу выразить нетерпение, постукивая кончиками ногтей по столу. Короткой дробью я могу закруглить совещание.
Теперь я целиком завишу от своих длинных ногтей. Я без них — что Самсон без его волос. Я чувствую себя голой и бессильной. И я больше не смеюсь заодно с теми, кто потешается над девчонками, устраивающими трагедию из сломанного ногтя, поскольку для меня сломать ноготь — то же самое, что для Супермена — криптонит, то есть — смертельно.
Впервые в жизни я стала покупать лак для ногтей. Раньше в таких отделах я чувствовала себя не у дел, но теперь наверстываю упущенное, и лака у меня — на любой вкус. И матовый, и прозрачный, и перламутровый, и с блестками.
Единственная проблема — что делать, если на работе что-то не заладится, ногти-то я теперь грызть не могу. Можно, конечно, обзавестись муляжами и грызть их, заводят же люди себе фальшивые сигареты, когда бросают курить. А действительно, может, курить начать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Я поверила — она вся серая, грудь вздымается, глаза навыкате. Хватаю телефон так резко, что роняю его на пол.
Нет ничего более странного, чем звонить по номеру 999 — до сих пор мне приходилось делать это всего однажды: на Антона напала невероятная икота, а я была здорово пьяна. (Он вообще-то тоже, отсюда и икота.) Мы все перепробовали, чтобы ее унять: холодный ключ по позвоночнику пускали, он пробовал пить с другой стороны стакана, изучал выписку с банковского счета, дабы убедиться, что он совсем на мели. В тот момент мне казалось, без «Скорой» не обойтись, но оператор меня грубо отшил.
Сейчас — другое дело. Меня выслушали со всей серьезностью, велели усадить маму в «позу выздоравливающего» (что еще за хренотень?) и заверили, что бригада уже выезжает. В ожидании машины я держала маму за руку и умоляла не умирать.
— Да уж лучше бы, — простонала она. — Отцу был бы урок.
Самый ужас в том, что у меня даже не было отцовского телефона. Надо было стребовать с него номер этой суроволикой Колетт — на всякий случай, — но самолюбие не позволило.
Мама тяжело дышала и даже, можно сказать, хватала воздух — должна признать, зрелище жуткое. А еще меня добивало мое невезение. Подумай только — потерять за одну неделю обоих родителей! В воскресном гороскопе ничего такого не говорилось.
Помнишь, как мы с тобой, что ни осень, записывались на всякие курсы (куда дольше трех недель никогда не ходили)? Так вот сейчас я пожалела, что это были курсы йоги и испанского, а не первой медицинской помощи. Может, я бы там научилась чему-нибудь, что помогло бы мне вернуть мою мать к жизни.
Я помнила что-то невразумительное насчет аспирина — он как-то связан с сердечными приступами, да? Не то его надо дать, не то, наоборот, категорически не давать…
Издалека донесся вой сирен, он приближался, потом сквозь шторы спальню озарили синие мигалки. Я рванулась вниз отпирать дверь, и уже через десять минут, когда я открыла все цепочки и замки, двое дюжих молодцев (тебе бы они понравились) вошли в дом, протопали наверх с носилками, пристегнули маму и так же быстро протопали вниз. Я с трудом за ними поспевала. Носилки пихнули в машину, я прыгнула следом, и маму стали подсоединять к всевозможным мониторам.
Мы мчались по улице, а парни следили за показаниями приборов, и вдруг, уж не знаю, как я это поняла, но атмосфера в фургоне сменилась с деловитой на какую-то неприятную. Парни загадочно переглядывались, а кол у меня в животе стал еще тверже.
— Она умрет? — спросила я со страхом.
— Не-а.
Потом один парень говорит:
— С ней все в порядке. Никакого сердечного приступа нет. Это не инфаркт. Все жизненные показатели в норме.
— Но она задыхалась, — напомнила я. — И вся посерела.
— Скорее всего, это приступ паники. Сходите к участковому, он вам выпишет валиум.
Представляешь? Сирену отключили. «Скорая» развернулась и куда медленнее покатила назад. Нас доставили домой и высадили перед воротами. Мы обе были в ужасе. Парни, надо сказать, держались вполне любезно. Выбравшись из машины, я стала извиняться за то, что мы отняли у них время, а они говорят: «Ничего страшного».
Я вернулась в постель и, честное слово, сгорала от стыда, прямо-таки пылала. Только сон накатит — тут же вспоминается этот срам, и я резко вскакиваю. Я несколько часов не могла уснуть, а когда проснулась, была уже суббота и надо было читать хвалебный отзыв о книжке Лили в «Айриш тайме». (Прочтешь во вложении текст с их сайта.)
Как же мне ненавистна эта жизнь!
С другой стороны, хоть тебя поразвлечь. Но скоро ты обзаведешься друзьями и перестанешь тосковать.
Мне пора идти, потому что явился доктор Бейли (опять). Пожалуйста, напиши мне и расскажи что-нибудь хорошее о Сиэтле.
Целую,
Джемма.
P.S. Не стоило, конечно, тебя в это посвящать, но если тебе любопытно, то, по мне, кофейный вкус был слишком резкий, и вообще, он лучше сочетался бы с черным шоколадом, а не с молочным.
Меня отпустили за лекарствами для мамы. Доктор Бейли прописал ей сильные транквилизаторы. Потом что-то черкнул в своем блокноте и произнес:
— Пожалуй, антидепрессанты тоже не повредят.
Мама сказала:
— Мне нужен только один антидепрессант — чтобы вернулся мой муж.
— Такого еще нет в продаже, — заметил доктор Бейли уже на ходу — он торопился на свой гольф.
Я поехала в ту же аптеку, где была пару дней назад. Там и люди внимательные, да и вообще она ближайшая. Дверь звякнула, и кто-то сказал:
— Рад вас снова видеть.
Это был тот же мужчина, что спас мою жизнь в среду.
— Здравствуйте. — Я протянула рецепт. Он прочел и сочувственно произнес:
— Присядьте пока.
Пока он копался за прилавком в поисках пилюль счастья для мамы, я обнаружила, что у них там масса всего замечательного, чего я в тот раз впопыхах не заметила.
Не просто обычный для аптеки набор болеутоляющих средств и микстур от кашля, но еще и куча всяких недорогих кремов и, что меня больше всего удивило, лаков для ногтей. К лаку для ногтей у меня особое отношение.
Несколько моих любимых вещей
Любимая вещь № 2
Мои ногти: характеристика
Всю жизнь терпеть не могу свои руки. Господь наградил меня коротенькими ручками и ножками, а уж о пальцах и говорить нечего. Но где-то с полгода назад, с подачи Сьюзан, я «занялась ногтями». Что означает их наращивание, выпрямление и прочие диковинные манипуляции. Самое потрясающее во всем этом — они не смотрятся искусственно. Это просто очень хорошие ногти, хорошей длины, хорошего цвета. (Меня бесит, когда ногти покрашены в демонический ярко-красный цвет — прямо роковая женщина получается.)
Теперь, когда ногти у меня в порядке, я ощущаю себя по-новому. Я более энергична, больше жестикулирую, мне лучше удается пугать подчиненных. Я могу выразить нетерпение, постукивая кончиками ногтей по столу. Короткой дробью я могу закруглить совещание.
Теперь я целиком завишу от своих длинных ногтей. Я без них — что Самсон без его волос. Я чувствую себя голой и бессильной. И я больше не смеюсь заодно с теми, кто потешается над девчонками, устраивающими трагедию из сломанного ногтя, поскольку для меня сломать ноготь — то же самое, что для Супермена — криптонит, то есть — смертельно.
Впервые в жизни я стала покупать лак для ногтей. Раньше в таких отделах я чувствовала себя не у дел, но теперь наверстываю упущенное, и лака у меня — на любой вкус. И матовый, и прозрачный, и перламутровый, и с блестками.
Единственная проблема — что делать, если на работе что-то не заладится, ногти-то я теперь грызть не могу. Можно, конечно, обзавестись муляжами и грызть их, заводят же люди себе фальшивые сигареты, когда бросают курить. А действительно, может, курить начать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146