– За исключением того, что знал Кен Уолш, я полагаю, что знаю лучше, чем кто бы то ни было на земле, как Кен хотел бы делать свою газету. Так что не надо никаких возражений. Мне требуется ваша помощь и ваше терпение. Вне всяких сомнений, поначалу я буду задавать множество дурацких вопросов; но я буду ожидать на них ответы, а еще буду ожидать – нет, требовать – вашей поддержки и преданности. И когда подойдет время для продления контрактов, именно это я и буду учитывать в первую очередь. Надеюсь, что мы найдем взаимопонимание. Вот и все на сегодня. – И с этими словами Ливи отпустила изумленный и разочарованный коллектив.
В течение следующих шести месяцев она жила на собственном адреналине. Она начала курить и поддерживала свою энергию на уровне, а внутреннее беспокойство прогоняла при помощи бесчисленных порций крепкого, горького кофе, приправленного «бурбоном». Сидя в кресле Кена в кабинете «Кроникл» – плывя в пространстве, заполнить которое ей не удавалось и на четверть, – она поклялась себе, что будет учиться всему.
А затем чудесным образом байты и куски информации стали складываться в цельную картину. Вопросы к сотрудникам Ливи стала задавать все реже, ее распоряжения стали энергичней и уверенней. «Бурбон» превратился в ее союзника, в ее источник храбрости, а при нужде и в источник забвения и отдыха.
Ее новые репортеры, которых она переманила из «Бостон Глоб», получили премию Пулитцера за серию о наркоманах в черном гетто Вашингтона, а затем и Ливи попросили занять место в Пулитцеровском номинационном комитете на следующий год.
Она старалась сделать Кари частью своей миссии, поддерживать в нем память о Кене и его гордость за их газету. Однако Кари удалился от нее и затаил обиду, поначалу обвиняя Ливи в том, что ее постоянно не бывает дома, затем за то, что она заняла место отца, – и, наконец, за все, что не ладилось в его юной жизни. Она старалась найти с ним взаимопонимание, однако сын соорудил вокруг себя непроницаемую стену. Сделай что-нибудь, постоянно укоряла ее совесть. Ведь он всего лишь мальчишка. Ты не имеешь права оставлять его в таком состоянии. Однако она не представляла, что может сделать, да к тому же «Кроникл» требовала от нее так много времени и энергии.
Она почувствовала облегчение, когда Кари стал проводить больше времени в Ривердейле с ее родителями – поначалу изредка по выходным, затем регулярно, и, наконец, большую часть школьных каникул. Любовь дедушки и бабушки как раз то, что ему нужно, сказала она себе, вспоминая с нежностью и сожалением шум и суматоху, тепло и энергию семейства Каллаганов. Мальчику необходимо находиться возле мужчин, думала она, особенно такому, который потерял отца.
Ливи и в голову никогда не приходило, что она может в один прекрасный день привести Кари отчима или даже создать видимость семьи, теперь, когда Кена больше нет. Казалось, ее собственные мечты потерпели такой крах, так были до неузнаваемости изуродованы, что она уже больше не могла смотреть на то, что осталось.
Я делаю это в память Кена, сказала она себе, когда работа стала для нее семьей и другом. И все-таки в ее абсолютной преданности работе было что-то большее, чем миссия по сохранению и поддержке «Уолш коммьюникейшнз». Первый вкус власти каким-то образом породил в Ливи аппетит, который возрастал в ней прямо пропорционально утрате веры. А когда она разучилась молиться, то обрела новый вид безопасности в своей способности ставить других на колени.
Тут не обходилось и без виски, не только чтобы заглушать сомнения, но и для генерирования новых планов. Не ведая страха, Ливи укрепила свою власть над газетой, увеличила ее тираж, а затем, используя новый приток средств, купила несколько других газет, а также начала выпуск нового журнала новостей. Она продала маленькие радиостанции и купила акции крупных телевизионных компаний. Компания «Кроникл» превратилась в «Уолш коммьюникейшнз». Бизнес Кена стал ее бизнесом. И она не считала, что пьянство мешает ее делу. Теперь, когда она пила, ей иногда удавалось ощущать рядом присутствие Кена; его призрак прилетал к ней словно добрый маг, вылезающий из бутылки, принося с собой обещания простить ее и заверяя в своей любви.
Однако как-то утром ночной редактор «Кроникл» Сэм Коновер обнаружил Ливи спящей сидя за своим столом, в помятом костюме, который был надет на ней накануне.
– Миссис Уолш, – потряс он ее за плечо, чтобы разбудить. – Миссис Уолш… вы здоровы?
Голова у Ливи болела; глаза застилал туман, когда она пыталась сообразить, где находится и сколько времени. Она увидела, что Сэм глядит куда-то вниз, она проследила за его взглядом – к пустой бутылке, которая лежала на смятых бумагах в ее корзинке для мусора.
– Со мной все в порядке, – сказала Ливи, сгорая от стыда. Гордость заставила ее разгладить смятый костюм и пробормотать объяснение: – Я заработалась до позднего часа… да еще иногда… знаешь, всякие воспоминания…
Редактор сочувственно кивнул и вышел из кабинета. Ливи пыталась восстановить в памяти провалившиеся часы. Она действительно решила поработать поздно вечером; неряшливая стопка бумаг перед ней подтверждала, что так оно и есть. И все же записи, сделанные ее почерком, были совсем незнакомыми, и она не могла вспомнить, когда сделала их. На что ушли последние двенадцать часов? Господи, подумала она вслед за этим, а вдруг что-нибудь случилось с Кари? Что если никто не мог с ней связаться?
А затем ее озарило понимание – правда, годами скрываемая благодаря рюмочкам кухонного «шерри» перед тем, как заниматься любовью с Кеном, коктейли перед ужином, рюмашечки для храбрости, виски поздно ночью, чтобы лучше спать.
И тогда в ее памяти всплыла статья, появившаяся в газете год назад – крошечное место в Нью-Мексико, где обрели помощь некоторые киноактрисы, чья карьера была разрушена алкоголем.
Ливи сбежала вниз на три лестничных марша, в отдел хранения справочного материала газеты. Не обращая внимания на любопытные взгляды клерков, обрабатывавших материалы прошлой недели, Ливи прошла по узкому коридору между картотечных шкафов стального цвета и остановилась перед буквой X. Вот тут, под надписью «Халлоран, Бренда» хранилась статья, озаглавленная «Звезда обещает вернуться к чудесам». Ливи пробежала глазами статью и задержалась на последней фразе Бренды Халлоран: «Я испробовала все на свете, но все же никак не могла остановиться и не пить. Затем услышала про Оазис. Вся моя жизнь изменилась. Это просто чудо».
Когда-то ее учили верить в чудеса, вспомнила Ливи. В прошлом она молилась, как и всякий ребенок, но не получала никакого ответа.
Хотя, быть может, еще не слишком поздно поверить еще в одно чудо.
Оазис оказался не таким, каким она ожидала его увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
В течение следующих шести месяцев она жила на собственном адреналине. Она начала курить и поддерживала свою энергию на уровне, а внутреннее беспокойство прогоняла при помощи бесчисленных порций крепкого, горького кофе, приправленного «бурбоном». Сидя в кресле Кена в кабинете «Кроникл» – плывя в пространстве, заполнить которое ей не удавалось и на четверть, – она поклялась себе, что будет учиться всему.
А затем чудесным образом байты и куски информации стали складываться в цельную картину. Вопросы к сотрудникам Ливи стала задавать все реже, ее распоряжения стали энергичней и уверенней. «Бурбон» превратился в ее союзника, в ее источник храбрости, а при нужде и в источник забвения и отдыха.
Ее новые репортеры, которых она переманила из «Бостон Глоб», получили премию Пулитцера за серию о наркоманах в черном гетто Вашингтона, а затем и Ливи попросили занять место в Пулитцеровском номинационном комитете на следующий год.
Она старалась сделать Кари частью своей миссии, поддерживать в нем память о Кене и его гордость за их газету. Однако Кари удалился от нее и затаил обиду, поначалу обвиняя Ливи в том, что ее постоянно не бывает дома, затем за то, что она заняла место отца, – и, наконец, за все, что не ладилось в его юной жизни. Она старалась найти с ним взаимопонимание, однако сын соорудил вокруг себя непроницаемую стену. Сделай что-нибудь, постоянно укоряла ее совесть. Ведь он всего лишь мальчишка. Ты не имеешь права оставлять его в таком состоянии. Однако она не представляла, что может сделать, да к тому же «Кроникл» требовала от нее так много времени и энергии.
Она почувствовала облегчение, когда Кари стал проводить больше времени в Ривердейле с ее родителями – поначалу изредка по выходным, затем регулярно, и, наконец, большую часть школьных каникул. Любовь дедушки и бабушки как раз то, что ему нужно, сказала она себе, вспоминая с нежностью и сожалением шум и суматоху, тепло и энергию семейства Каллаганов. Мальчику необходимо находиться возле мужчин, думала она, особенно такому, который потерял отца.
Ливи и в голову никогда не приходило, что она может в один прекрасный день привести Кари отчима или даже создать видимость семьи, теперь, когда Кена больше нет. Казалось, ее собственные мечты потерпели такой крах, так были до неузнаваемости изуродованы, что она уже больше не могла смотреть на то, что осталось.
Я делаю это в память Кена, сказала она себе, когда работа стала для нее семьей и другом. И все-таки в ее абсолютной преданности работе было что-то большее, чем миссия по сохранению и поддержке «Уолш коммьюникейшнз». Первый вкус власти каким-то образом породил в Ливи аппетит, который возрастал в ней прямо пропорционально утрате веры. А когда она разучилась молиться, то обрела новый вид безопасности в своей способности ставить других на колени.
Тут не обходилось и без виски, не только чтобы заглушать сомнения, но и для генерирования новых планов. Не ведая страха, Ливи укрепила свою власть над газетой, увеличила ее тираж, а затем, используя новый приток средств, купила несколько других газет, а также начала выпуск нового журнала новостей. Она продала маленькие радиостанции и купила акции крупных телевизионных компаний. Компания «Кроникл» превратилась в «Уолш коммьюникейшнз». Бизнес Кена стал ее бизнесом. И она не считала, что пьянство мешает ее делу. Теперь, когда она пила, ей иногда удавалось ощущать рядом присутствие Кена; его призрак прилетал к ней словно добрый маг, вылезающий из бутылки, принося с собой обещания простить ее и заверяя в своей любви.
Однако как-то утром ночной редактор «Кроникл» Сэм Коновер обнаружил Ливи спящей сидя за своим столом, в помятом костюме, который был надет на ней накануне.
– Миссис Уолш, – потряс он ее за плечо, чтобы разбудить. – Миссис Уолш… вы здоровы?
Голова у Ливи болела; глаза застилал туман, когда она пыталась сообразить, где находится и сколько времени. Она увидела, что Сэм глядит куда-то вниз, она проследила за его взглядом – к пустой бутылке, которая лежала на смятых бумагах в ее корзинке для мусора.
– Со мной все в порядке, – сказала Ливи, сгорая от стыда. Гордость заставила ее разгладить смятый костюм и пробормотать объяснение: – Я заработалась до позднего часа… да еще иногда… знаешь, всякие воспоминания…
Редактор сочувственно кивнул и вышел из кабинета. Ливи пыталась восстановить в памяти провалившиеся часы. Она действительно решила поработать поздно вечером; неряшливая стопка бумаг перед ней подтверждала, что так оно и есть. И все же записи, сделанные ее почерком, были совсем незнакомыми, и она не могла вспомнить, когда сделала их. На что ушли последние двенадцать часов? Господи, подумала она вслед за этим, а вдруг что-нибудь случилось с Кари? Что если никто не мог с ней связаться?
А затем ее озарило понимание – правда, годами скрываемая благодаря рюмочкам кухонного «шерри» перед тем, как заниматься любовью с Кеном, коктейли перед ужином, рюмашечки для храбрости, виски поздно ночью, чтобы лучше спать.
И тогда в ее памяти всплыла статья, появившаяся в газете год назад – крошечное место в Нью-Мексико, где обрели помощь некоторые киноактрисы, чья карьера была разрушена алкоголем.
Ливи сбежала вниз на три лестничных марша, в отдел хранения справочного материала газеты. Не обращая внимания на любопытные взгляды клерков, обрабатывавших материалы прошлой недели, Ливи прошла по узкому коридору между картотечных шкафов стального цвета и остановилась перед буквой X. Вот тут, под надписью «Халлоран, Бренда» хранилась статья, озаглавленная «Звезда обещает вернуться к чудесам». Ливи пробежала глазами статью и задержалась на последней фразе Бренды Халлоран: «Я испробовала все на свете, но все же никак не могла остановиться и не пить. Затем услышала про Оазис. Вся моя жизнь изменилась. Это просто чудо».
Когда-то ее учили верить в чудеса, вспомнила Ливи. В прошлом она молилась, как и всякий ребенок, но не получала никакого ответа.
Хотя, быть может, еще не слишком поздно поверить еще в одно чудо.
Оазис оказался не таким, каким она ожидала его увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137