В те дни там стояло единственное приземистое здание кремового цвета, обрамленное зубчатыми горами и окруженное милями пустыни; издали оно походило на индейское поселение, пуэбло. Первым впечатлением Ливи было, что это монастырь, прибежище каких-нибудь нелюдимых монахов, и это сходство отнюдь не утешало ее, а, наоборот, породило в ней тоску одиночества. Впервые за годы, оторвавшись от хлопотных ежедневных занятий, которые она сама себе придумывала, вдали от заманчивых ловушек своей власти над другими, Ливи заметила, как сильно она отгородилась от всех.
Как же она может помочь мне? – думала Ливи, когда Стиви в первый раз пришла к ней в комнату, буквально через пару минут после ее приезда. Да ведь она почти ребенок! Притом ребенок, изображающий из себя невесть какую важную персону, решила Ливи, когда Стиви начала осмотр чемоданов, а затем велела свой помощнице забрать большую часть ненужной одежды, вместе с духами Ливи, аспирином и рабочими бумагами. В заключение Стиви вручила Ливи мимеографированный перечень правил, всеохватный и бесконечный.
– Неужели все это действительно необходимо? – поинтересовалась Ливи, ощущая себя катапультированной в детство.
– Да. – Стиви не посчитала нужным объяснять подробней.
Ливи протестовала:
– Никаких объяснений? Вы что, ожидаете, что взрослые люди станут… выполнять приказания, будто малые дети, только потому, что вы так сказали?
– Тут нет взрослых, – ответила Стиви, и ее глаза газели ответили на вызов Ливи. – У нас живут только дети, которые заблудились. Если вам удастся найти этого заблудившегося ребенка внутри себя, тогда вам не нужен ни Оазис… ни правила.
– Вы кажетесь ужасно самоуверенной, Стиви Найт. Кстати, сколько вам лет? Или это засекреченная информация?
– Мне двадцать пять лет. – Через минуту она добавила: – Составит ли какую-нибудь разницу, если я скажу вам, что я наделала столько ошибок, что их хватило бы на две жизни, и что я, вероятно, наделаю еще много новых, прежде чем пройду через это? Составит ли какую-нибудь разницу, если я скажу, что я уверена в своей способности помочь вам, несмотря на свои собственные ошибки?
– Признаться… прямо вот так, – недоверчиво сказала Ливи. – Это может навести меня на мысль, что вы очень умны. Вы мне признались, что подвержены ошибкам… для чего? Чтобы вызвать доверие к себе? Если это так, то я отвечу вам, что не так-то просто начинаю доверять людям.
– Но ведь вы приехали сюда, – ответила Стиви.
– Вам бы следовало примкнуть к ордену иезуитов, – сухо заметила Ливи.
Тут Стиви улыбнулась:
– Я буду рассматривать это как комплимент. – Она протянула руку, и когда Ливи пожала ее, то почувствовала тепло и силу, необычные для такой молодой особы. Неужели этот ребенок и впрямь способен чему-то научить ее?
Несмотря на свой профессиональный скептицизм, Ливи быстро освоилась с распорядком в Оазисе. Если некоторые из пары дюжин «путниц» ворчали, что место это скорее напоминает спортивный лагерь, чем лечебницу, ребенок, сидящий в душе у Ливи, обрел порядок и покой – а не скуку – в подобной упорядоченности. И пока другие подыскивали слова, стараясь обнажить свои самые сокровенные секреты перед группой незнакомых женщин, Ливи нашла, что годы практики позволяли ей выуживать самые разнообразные грехи, не роясь слишком глубоко в душе. Добровольно и без подталкиваний она призналась группе во всех своих ошибках, из-за которых она упустила мужа, семейную жизнь и ребенка.
Прожив три недели в Оазисе, когда ее организм очистился от алкоголя, Ливи почувствовала себя сильной и работоспособной. Режим полноценного питания и упражнений восстановил ее тело; ежедневные занятия йогой и медитациями восстановили ее самоконтроль. Она делала все правильно, и все же за все время, что она провела здесь, Ливи пока еще не слышала ничего о своем прогрессе от Стиви Найт. Молодая директорша Оазиса не скупилась на поощрения так же, как и на правила, и все же в отношении Ливи она не казалась такой щедрой, постоянно держа ее под наблюдением – совсем как монахини в Санкт-Алоизии.
– Я подумываю о том, чтобы покинуть Оазис, – заявила Ливи на одном из утренних занятий группы, а затем в упор посмотрела на Стиви. – Чувствую я себя нормально и думаю, что мне пора возвращаться к работе.
Раздалось коллективное ворчание, а затем посыпались упреки.
– С чего это ты вдруг стала диктовать свои собственные правила? – резко спросила Таня Сноу, артистка, которая, подобно Ливи, пристрастилась к спиртному. – Ты что, думаешь, что сюда можно просто так приезжать, а потом уезжать прочь… как в гостинице? Ты не пьешь всего лишь несколько недель… и думаешь, что уже излечилась? Вы спите на ходу, леди… Берите пример с тех, кто знает!
– А может, Ливи знает что-то, чего не знаем мы, – мягко вмешалась Стиви. – Может, у Ливи есть своя секретная формула. Я не стану говорить за всех, но я вот сидела в этой комнате день за днем, ожидая, что Ливи расскажет нам, почему она здесь оказалась, а все, что мне пришлось выслушать, так это ее аккуратную, причесанную историю. Могу поклясться, что вы не стали бы публиковать подобный рассказ в «Кроникл», Ливи. И знаете почему? Потому что он смердит до небес… все тут спрятано, с начала до конца!
Разнервничавшись из-за внезапности и точности атаки Стиви, Ливи смутилась. Она поглядела на остальных женщин и увидела, что они тоже были удивлены обвинениями Стиви.
Я… я не понимаю, на что ты намекаешь, – запинаясь, сказала она, внезапно почувствовав себя в ловушке.
– Нет? – возразила Стиви. Она поднялась со своего места в центре полукруга и направилась прямо к Ливи, наседая на нее почти так же, как мог бы наседать один из репортеров Ливи, старающийся выудить что-то сенсационное. – Позволь спросить тебя вот что. Если бы твоя жизнь оказалась прекрасной и безупречной… если бы Кен оказался оловянным божком, а не живым человеком со своими проблемами, если бы у тебя была дюжина замечательных ребятишек вместо одного несговорчивого сына, что тогда?
Ливи с удивлением потрясла головой, когда Стиви описала все те мечты, которые не сбылись.
– Я жду ответа, Ливи!
– Я… я не могу…
– А я говорю, что ты и не ответишь, – перебила ее Стиви. – Возможно… всего лишь возможно, что ты могла чувствовать себя немного самодовольной и уверенной в своей правоте, но ведь ты, должно быть, верила, что Бог тебя не оставит. Так как же случилось, что когда твоя замечательная жизнь превратилась в навоз, ты бьешь себя в грудь и говоришь «mea culpa, mea culpa»? Как может такое быть, Ливи? Как могло случиться, что Бог делает все хорошее, а ты все плохое?
– Но ведь ты не слушала! – закричала Ливи, от разочарования стукнув кулаком по стулу. – Я же говорила тебе, что мы с Кеном любили друг друга, черт побери!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Как же она может помочь мне? – думала Ливи, когда Стиви в первый раз пришла к ней в комнату, буквально через пару минут после ее приезда. Да ведь она почти ребенок! Притом ребенок, изображающий из себя невесть какую важную персону, решила Ливи, когда Стиви начала осмотр чемоданов, а затем велела свой помощнице забрать большую часть ненужной одежды, вместе с духами Ливи, аспирином и рабочими бумагами. В заключение Стиви вручила Ливи мимеографированный перечень правил, всеохватный и бесконечный.
– Неужели все это действительно необходимо? – поинтересовалась Ливи, ощущая себя катапультированной в детство.
– Да. – Стиви не посчитала нужным объяснять подробней.
Ливи протестовала:
– Никаких объяснений? Вы что, ожидаете, что взрослые люди станут… выполнять приказания, будто малые дети, только потому, что вы так сказали?
– Тут нет взрослых, – ответила Стиви, и ее глаза газели ответили на вызов Ливи. – У нас живут только дети, которые заблудились. Если вам удастся найти этого заблудившегося ребенка внутри себя, тогда вам не нужен ни Оазис… ни правила.
– Вы кажетесь ужасно самоуверенной, Стиви Найт. Кстати, сколько вам лет? Или это засекреченная информация?
– Мне двадцать пять лет. – Через минуту она добавила: – Составит ли какую-нибудь разницу, если я скажу вам, что я наделала столько ошибок, что их хватило бы на две жизни, и что я, вероятно, наделаю еще много новых, прежде чем пройду через это? Составит ли какую-нибудь разницу, если я скажу, что я уверена в своей способности помочь вам, несмотря на свои собственные ошибки?
– Признаться… прямо вот так, – недоверчиво сказала Ливи. – Это может навести меня на мысль, что вы очень умны. Вы мне признались, что подвержены ошибкам… для чего? Чтобы вызвать доверие к себе? Если это так, то я отвечу вам, что не так-то просто начинаю доверять людям.
– Но ведь вы приехали сюда, – ответила Стиви.
– Вам бы следовало примкнуть к ордену иезуитов, – сухо заметила Ливи.
Тут Стиви улыбнулась:
– Я буду рассматривать это как комплимент. – Она протянула руку, и когда Ливи пожала ее, то почувствовала тепло и силу, необычные для такой молодой особы. Неужели этот ребенок и впрямь способен чему-то научить ее?
Несмотря на свой профессиональный скептицизм, Ливи быстро освоилась с распорядком в Оазисе. Если некоторые из пары дюжин «путниц» ворчали, что место это скорее напоминает спортивный лагерь, чем лечебницу, ребенок, сидящий в душе у Ливи, обрел порядок и покой – а не скуку – в подобной упорядоченности. И пока другие подыскивали слова, стараясь обнажить свои самые сокровенные секреты перед группой незнакомых женщин, Ливи нашла, что годы практики позволяли ей выуживать самые разнообразные грехи, не роясь слишком глубоко в душе. Добровольно и без подталкиваний она призналась группе во всех своих ошибках, из-за которых она упустила мужа, семейную жизнь и ребенка.
Прожив три недели в Оазисе, когда ее организм очистился от алкоголя, Ливи почувствовала себя сильной и работоспособной. Режим полноценного питания и упражнений восстановил ее тело; ежедневные занятия йогой и медитациями восстановили ее самоконтроль. Она делала все правильно, и все же за все время, что она провела здесь, Ливи пока еще не слышала ничего о своем прогрессе от Стиви Найт. Молодая директорша Оазиса не скупилась на поощрения так же, как и на правила, и все же в отношении Ливи она не казалась такой щедрой, постоянно держа ее под наблюдением – совсем как монахини в Санкт-Алоизии.
– Я подумываю о том, чтобы покинуть Оазис, – заявила Ливи на одном из утренних занятий группы, а затем в упор посмотрела на Стиви. – Чувствую я себя нормально и думаю, что мне пора возвращаться к работе.
Раздалось коллективное ворчание, а затем посыпались упреки.
– С чего это ты вдруг стала диктовать свои собственные правила? – резко спросила Таня Сноу, артистка, которая, подобно Ливи, пристрастилась к спиртному. – Ты что, думаешь, что сюда можно просто так приезжать, а потом уезжать прочь… как в гостинице? Ты не пьешь всего лишь несколько недель… и думаешь, что уже излечилась? Вы спите на ходу, леди… Берите пример с тех, кто знает!
– А может, Ливи знает что-то, чего не знаем мы, – мягко вмешалась Стиви. – Может, у Ливи есть своя секретная формула. Я не стану говорить за всех, но я вот сидела в этой комнате день за днем, ожидая, что Ливи расскажет нам, почему она здесь оказалась, а все, что мне пришлось выслушать, так это ее аккуратную, причесанную историю. Могу поклясться, что вы не стали бы публиковать подобный рассказ в «Кроникл», Ливи. И знаете почему? Потому что он смердит до небес… все тут спрятано, с начала до конца!
Разнервничавшись из-за внезапности и точности атаки Стиви, Ливи смутилась. Она поглядела на остальных женщин и увидела, что они тоже были удивлены обвинениями Стиви.
Я… я не понимаю, на что ты намекаешь, – запинаясь, сказала она, внезапно почувствовав себя в ловушке.
– Нет? – возразила Стиви. Она поднялась со своего места в центре полукруга и направилась прямо к Ливи, наседая на нее почти так же, как мог бы наседать один из репортеров Ливи, старающийся выудить что-то сенсационное. – Позволь спросить тебя вот что. Если бы твоя жизнь оказалась прекрасной и безупречной… если бы Кен оказался оловянным божком, а не живым человеком со своими проблемами, если бы у тебя была дюжина замечательных ребятишек вместо одного несговорчивого сына, что тогда?
Ливи с удивлением потрясла головой, когда Стиви описала все те мечты, которые не сбылись.
– Я жду ответа, Ливи!
– Я… я не могу…
– А я говорю, что ты и не ответишь, – перебила ее Стиви. – Возможно… всего лишь возможно, что ты могла чувствовать себя немного самодовольной и уверенной в своей правоте, но ведь ты, должно быть, верила, что Бог тебя не оставит. Так как же случилось, что когда твоя замечательная жизнь превратилась в навоз, ты бьешь себя в грудь и говоришь «mea culpa, mea culpa»? Как может такое быть, Ливи? Как могло случиться, что Бог делает все хорошее, а ты все плохое?
– Но ведь ты не слушала! – закричала Ливи, от разочарования стукнув кулаком по стулу. – Я же говорила тебе, что мы с Кеном любили друг друга, черт побери!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137