– Господи, Тесс, тебе плохо?
Тротуар был холодным, как лед. И очень жестким. И все же сидеть было легче, чем идти.
– Может, нам подождать здесь Николаса? – предложила Марина.
Тесс молчала.
– Нет, – ответила Чарли. – Мы сами ей поможем. Вставай, Тесс, мы уже почти дома
«Мы уже почти дома». Тесс потрясла головой.
– Как это ужасно, Тесс, – шептала Чарли и гладила ее по волосам. – Мы так тебя жалеем.
Подумать только, Чарли О’Брайан ее жалеет! Отчего бы это? Оттого, что она такая несчастная и у нее нет парня? Оттого, что теперь она сирота? А может быть, потому, что у нее прелестное личико?
Бешенство охватило Тесс. Она оттолкнула Чарли и быстро поднялась с тротуара. Это было уже не бешенство, а безумие.
– Мне не нужна твоя чертова жалость! – выкрикнула она, обращаясь к Чарли, и посмотрела на Марину: – И твоя тоже. Мне не нужна ваша чертова жалость и ваша вонючая пицца.
Она повернулась и зашагала по Грин-стрит к общежитию, а они с открытыми ртами остались стоять на тротуаре.
В общежитии Тесс решительно направилась прямо к себе в комнату. Она с грохотом закрыла дверь, заперла ее и опустила жалюзи. Она упала на постель, которую кто-то убрал в ее отсутствие. Тесс окинула взглядом комнату и поняла, что тут кто-то приложил руку. Слишком все прибрано, слишком все аккуратно. Она встала и выдвинула ящик комода. Засунула руку внутрь и выбросила наружу его содержимое, расшвыряла по комнате майки и свитера.
– Это моя вонючая комната! – заорала она, не обращаясь ни к кому в частности. – И это мое дело, как я ее содержу!
Ее взгляд остановился на картинке с пейзажем Италии. Италии, где какой-то тип использовал ее и тоже, наверное, испытывал к ней жалость. Джорджино, сладкоречивая сволочь с ласковыми руками, он пожалел американскую уродину, да и сам не остался внакладе.
– К черту тебя тоже! – закричала она, обращаясь к пейзажу, и сорвала его со стены. И почему она была такой дурой? Почему Тесс Ричардс рассчитывала на какое-то другое чувство, кроме жалости? Тесс Ричардс, девушка, у которой такое прелестное личико.
Она резко обернулась и увидела на подоконнике свою изумрудно-зеленую вазу, вазу, которая была свидетельством ее принадлежности к этому миру, свидетельством того, что в нем найдется место и для нее. Но тот маленький свет надежды, слабый огонек, горевший в ее душе, теперь потух. Его задул неожиданный порыв ветра, и осталась черная холодная пустота.
Холод. Темнота. Пустота.
Тесс бросилась к окну, схватила вазу и швырнула ее о стену. Она разбилась на множество осколков, разлетелась, как ее мечты, фонтаном зеленых и золотистых брызг.
Слезы хлынули у нее из глаз. Тесс смотрела на осколки будущего, лежащие у ее ног, бесполезные, изуродованные, мертвые. Мертвые, как ее ребенок. Мертвые, как ее отец и мать на дне океана, бесполезные, изуродованные, как она.
Тесс подняла с пола неровный осколок, завернула рукав свитера и провела острым стеклом по запястью.
Она услышала, как кто-то изо всех сил колотит в дверь. Звуки доносились издалека, как тогда голоса на похоронах. Потом послышались крики.
– Тесс! Тесс, открой эту проклятую дверь!
И снова стук.
Тесс лежала на полу, сжавшись в комок, и улыбалась. Она знала, что им до нее не добраться. Дверь заперта на замок. Она хотела повернуться на спину, но почувствовала на полу что-то теплое и липкое.
– Тесс, открой дверь!
Раздался громкий треск, и в комнату ворвались Чарли и Марина.
– Боже мой! – воскликнула Марина.
– О Господи! – подхватила Чарли и прикрыла рот рукой.
Тесс отрешенно наблюдала за ними, словно это были кадры кинофильма, словно ее подруги разыгрывали перед ней пьесу.
– Боже мой, что ты наделала! – ужаснулась Марина.
Тесс проследила за ее взглядом. «Как много крови», – мелькнуло у нее в голове.
Чарли попыталась приподнять Тесс.
– Мы должны отвезти ее в больницу, – сказала она.
– Нет, – отвергла предложение Марина, отбрасывая назад длинные черные волосы.
Тесс было знакомо это выражение на ее лице. Марина думала. Марина рассматривала разные варианты.
– Если мы отвезем ее в больницу, все узнают. Ее могут исключить из колледжа.
– Марина! – закричала Чарли. – Она перерезала себе вены! Ее надо отправить в больницу.
– Если ее исключат, ей некуда будет деваться. Мы отвезем ее к Делл, – решила Марина. – Николас нам поможет.
– Николас покупает пиццу.
– Тесс, ты можешь подняться? – спросила Марина.
Тесс смотрела на Марину. Темные глаза Марины, казалось, были еще темнее, еще больше, чем обычно. Может ли она встать? Что за вопрос, конечно. Она пока еще не инвалид.
Тесс с трудом поднялась, оттолкнув руку Чарли. У нее снова закружилась голова.
– Чарли, дай мне пару полотенец, – приказала Марина. – Мы должны остановить кровотечение.
– Милая Тесс, что же ты натворила? – сказала Марина и обняла ее за плечи.
Тесс посмотрела на Марину. «Что я натворила? Зачем спрашивать, разве и так не видно?»
Тесс не помнила, как они вывели ее из общежития, она помнила только, что Чарли поддерживала ее с одной стороны, а Марина – с другой. Они встретили Николаса на улице. Тесс подумала, как это нехорошо, что он бросил пиццу прямо на тротуар. Как это расточительно, неэкономно. Николас подхватил ее на руки, а она закрыла глаза и уткнулась носом в его мягкое пальто. Как приятно было оказаться под защитой чьих-то рук. Чувствовать себя в полной безопасности.
Тесс проснулась на незнакомой узкой кровати, под простыней и тонким одеялом, слегка пахнущими затхлостью. В комнате было холодно. Она чувствовала, как пульсирует рана на запястье. Хотела повернуться на бок, но что-то ей мешало. Тесс открыла глаза и увидела перед собой красные щеки и улыбающееся лицо тряпичной куклы.
– Она проснулась.
Голос принадлежал Чарли.
К кровати подошла Делл с озабоченным лицом.
– Слава Богу, Тесс, теперь все в порядке.
Тесс закрыла глаза. Она чувствовала прикосновение теплой руки к своему лбу.
– Это я, Делл. Девочки привезли тебя сюда.
«Девочки, я знаю, – вспомнила Тесс. – Чарли и Марина».
– Ты скоро выздоровеешь.
– Я не хочу выздоравливать, – ответила Тесс. – Я хочу умереть.
Рука гладила ее по голове.
– Ты не умрешь, – сказала Делл. – Тебе еще очень далеко до смерти.
Тесс лежала не двигаясь, желая, чтобы все поскорее ушли. Все, пожалуй, за исключением Делл.
– Они все еще здесь? – спросила Тесс, не открывая глаз.
– Чарли и Марина здесь, а Николас в соседней комнате.
– Марина пусть останется.
– А Чарли?
Тесс почувствовала, что слезы скопились у нее в уголках глаз. Она прикрыла лицо тряпичной куклой.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила Чарли совсем рядом с постелью.
– Это моя вина, – сказала Тесс, неуверенная, что произнесла слова вслух.
– Какая вина?
Значит, она все-таки произнесла их вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Тротуар был холодным, как лед. И очень жестким. И все же сидеть было легче, чем идти.
– Может, нам подождать здесь Николаса? – предложила Марина.
Тесс молчала.
– Нет, – ответила Чарли. – Мы сами ей поможем. Вставай, Тесс, мы уже почти дома
«Мы уже почти дома». Тесс потрясла головой.
– Как это ужасно, Тесс, – шептала Чарли и гладила ее по волосам. – Мы так тебя жалеем.
Подумать только, Чарли О’Брайан ее жалеет! Отчего бы это? Оттого, что она такая несчастная и у нее нет парня? Оттого, что теперь она сирота? А может быть, потому, что у нее прелестное личико?
Бешенство охватило Тесс. Она оттолкнула Чарли и быстро поднялась с тротуара. Это было уже не бешенство, а безумие.
– Мне не нужна твоя чертова жалость! – выкрикнула она, обращаясь к Чарли, и посмотрела на Марину: – И твоя тоже. Мне не нужна ваша чертова жалость и ваша вонючая пицца.
Она повернулась и зашагала по Грин-стрит к общежитию, а они с открытыми ртами остались стоять на тротуаре.
В общежитии Тесс решительно направилась прямо к себе в комнату. Она с грохотом закрыла дверь, заперла ее и опустила жалюзи. Она упала на постель, которую кто-то убрал в ее отсутствие. Тесс окинула взглядом комнату и поняла, что тут кто-то приложил руку. Слишком все прибрано, слишком все аккуратно. Она встала и выдвинула ящик комода. Засунула руку внутрь и выбросила наружу его содержимое, расшвыряла по комнате майки и свитера.
– Это моя вонючая комната! – заорала она, не обращаясь ни к кому в частности. – И это мое дело, как я ее содержу!
Ее взгляд остановился на картинке с пейзажем Италии. Италии, где какой-то тип использовал ее и тоже, наверное, испытывал к ней жалость. Джорджино, сладкоречивая сволочь с ласковыми руками, он пожалел американскую уродину, да и сам не остался внакладе.
– К черту тебя тоже! – закричала она, обращаясь к пейзажу, и сорвала его со стены. И почему она была такой дурой? Почему Тесс Ричардс рассчитывала на какое-то другое чувство, кроме жалости? Тесс Ричардс, девушка, у которой такое прелестное личико.
Она резко обернулась и увидела на подоконнике свою изумрудно-зеленую вазу, вазу, которая была свидетельством ее принадлежности к этому миру, свидетельством того, что в нем найдется место и для нее. Но тот маленький свет надежды, слабый огонек, горевший в ее душе, теперь потух. Его задул неожиданный порыв ветра, и осталась черная холодная пустота.
Холод. Темнота. Пустота.
Тесс бросилась к окну, схватила вазу и швырнула ее о стену. Она разбилась на множество осколков, разлетелась, как ее мечты, фонтаном зеленых и золотистых брызг.
Слезы хлынули у нее из глаз. Тесс смотрела на осколки будущего, лежащие у ее ног, бесполезные, изуродованные, мертвые. Мертвые, как ее ребенок. Мертвые, как ее отец и мать на дне океана, бесполезные, изуродованные, как она.
Тесс подняла с пола неровный осколок, завернула рукав свитера и провела острым стеклом по запястью.
Она услышала, как кто-то изо всех сил колотит в дверь. Звуки доносились издалека, как тогда голоса на похоронах. Потом послышались крики.
– Тесс! Тесс, открой эту проклятую дверь!
И снова стук.
Тесс лежала на полу, сжавшись в комок, и улыбалась. Она знала, что им до нее не добраться. Дверь заперта на замок. Она хотела повернуться на спину, но почувствовала на полу что-то теплое и липкое.
– Тесс, открой дверь!
Раздался громкий треск, и в комнату ворвались Чарли и Марина.
– Боже мой! – воскликнула Марина.
– О Господи! – подхватила Чарли и прикрыла рот рукой.
Тесс отрешенно наблюдала за ними, словно это были кадры кинофильма, словно ее подруги разыгрывали перед ней пьесу.
– Боже мой, что ты наделала! – ужаснулась Марина.
Тесс проследила за ее взглядом. «Как много крови», – мелькнуло у нее в голове.
Чарли попыталась приподнять Тесс.
– Мы должны отвезти ее в больницу, – сказала она.
– Нет, – отвергла предложение Марина, отбрасывая назад длинные черные волосы.
Тесс было знакомо это выражение на ее лице. Марина думала. Марина рассматривала разные варианты.
– Если мы отвезем ее в больницу, все узнают. Ее могут исключить из колледжа.
– Марина! – закричала Чарли. – Она перерезала себе вены! Ее надо отправить в больницу.
– Если ее исключат, ей некуда будет деваться. Мы отвезем ее к Делл, – решила Марина. – Николас нам поможет.
– Николас покупает пиццу.
– Тесс, ты можешь подняться? – спросила Марина.
Тесс смотрела на Марину. Темные глаза Марины, казалось, были еще темнее, еще больше, чем обычно. Может ли она встать? Что за вопрос, конечно. Она пока еще не инвалид.
Тесс с трудом поднялась, оттолкнув руку Чарли. У нее снова закружилась голова.
– Чарли, дай мне пару полотенец, – приказала Марина. – Мы должны остановить кровотечение.
– Милая Тесс, что же ты натворила? – сказала Марина и обняла ее за плечи.
Тесс посмотрела на Марину. «Что я натворила? Зачем спрашивать, разве и так не видно?»
Тесс не помнила, как они вывели ее из общежития, она помнила только, что Чарли поддерживала ее с одной стороны, а Марина – с другой. Они встретили Николаса на улице. Тесс подумала, как это нехорошо, что он бросил пиццу прямо на тротуар. Как это расточительно, неэкономно. Николас подхватил ее на руки, а она закрыла глаза и уткнулась носом в его мягкое пальто. Как приятно было оказаться под защитой чьих-то рук. Чувствовать себя в полной безопасности.
Тесс проснулась на незнакомой узкой кровати, под простыней и тонким одеялом, слегка пахнущими затхлостью. В комнате было холодно. Она чувствовала, как пульсирует рана на запястье. Хотела повернуться на бок, но что-то ей мешало. Тесс открыла глаза и увидела перед собой красные щеки и улыбающееся лицо тряпичной куклы.
– Она проснулась.
Голос принадлежал Чарли.
К кровати подошла Делл с озабоченным лицом.
– Слава Богу, Тесс, теперь все в порядке.
Тесс закрыла глаза. Она чувствовала прикосновение теплой руки к своему лбу.
– Это я, Делл. Девочки привезли тебя сюда.
«Девочки, я знаю, – вспомнила Тесс. – Чарли и Марина».
– Ты скоро выздоровеешь.
– Я не хочу выздоравливать, – ответила Тесс. – Я хочу умереть.
Рука гладила ее по голове.
– Ты не умрешь, – сказала Делл. – Тебе еще очень далеко до смерти.
Тесс лежала не двигаясь, желая, чтобы все поскорее ушли. Все, пожалуй, за исключением Делл.
– Они все еще здесь? – спросила Тесс, не открывая глаз.
– Чарли и Марина здесь, а Николас в соседней комнате.
– Марина пусть останется.
– А Чарли?
Тесс почувствовала, что слезы скопились у нее в уголках глаз. Она прикрыла лицо тряпичной куклой.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила Чарли совсем рядом с постелью.
– Это моя вина, – сказала Тесс, неуверенная, что произнесла слова вслух.
– Какая вина?
Значит, она все-таки произнесла их вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109