она все еще не сменила своего элегантного серого дорожного костюма.
– Я думала, что ты уже все распаковала, – сказала Алиция.
– Я отложила это на время.
Алиция бросила на мать встревоженный взгляд:
– Ты уверена, что при сложившихся обстоятельствах нам прилично здесь оставаться?
– Едва ли я вправе покинуть бедного Патрика сейчас, после того как обещала помочь ему.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты брала на себя слишком многое. У меня такое ощущение, что ты что-то утаиваешь от меня. – Алиция открыла чемодан, вынула из него платье и повесила в шкаф. – Ты мне не скажешь, что тебя угнетает, мама? Я ведь уже не маленькая девочка. Мне двадцать два года.
– Я ничего от тебя не скрываю, дорогая. Если я не похожа на себя, это только потому, что мне выпало многое пережить в последнее время. Но у меня такое чувство, что жизнь здесь, на ранчо, пойдет на пользу нам обеим. Вот увидишь, моя радость, все устроится наилучшим образом. А теперь почему бы тебе не лечь спать и не предоставить мне позаботиться о наших вещах?
Она поцеловала Алицию в щеку, подтолкнула к двери и постояла, глядя ей вслед. В будущем ей предстоит проявлять большую осторожность в разговорах с дочерью.
Дочь никогда не должна была даже заподозрить, зачем Шарлотта привезла ее сюда.
Алиция быстро разделась, взяла свой дневник со столика у кровати, подкрутила фитиль керосиновой лампы, чтобы та горела поярче, и села на край постели. Она слышала шаги матери в соседней комнате.
Что подразумевала мать под словами «все устроится наилучшим образом»?
Мысль о том, что Шарлотте одной приходится решать неизвестную Алиции задачу, вызывала у нее ощущение беспомощности. Как могла она предаваться своим грезам, когда заботы преследовали ее мать по пятам и не давали ей покоя?
Но все же, отбросив тревоги, Алиция взяла переплетенную в кожу толстую тетрадь, лежавшую на ночном столике, пожевала кончик пера и принялась писать своим плавным красивым почерком.
«Мама и я приехали на ранчо «Гордость Прайда» в конце дня. В дом нас впустил Улисс Прайд и рассказал о смерти Илке. Мама была явно потрясена этим известием».
Покусав тубу, Алиция перечитала написанное. Боже! Это ужасно! Она вырвала страницу и скомкала ее.
Вдохновленная сестрами Бронте и Мэри Шелли, Алиция пять лет назад начала вести дневник. Ее жизнь была немыслимо скучной в те дни, а записи и того скучнее. Но она продолжала кропать свои заметки с невероятным упорством, и бывали моменты, когда она чувствовала себя почти удовлетворенной своими усилиями.
Открыв дневник, она сделала еще одну попытку:
«Наши сердца полнились счастливыми надеждами, когда мама и я приближались к ранчо. Мы добрались до него после полудня, ближе к вечеру. В убывающем свете дня особняк, выстроенный из известняка, блестел, словно золотой, но, как показали дальнейшие события, это был обманчивый блеск.
Окна таращили свои пустые холодные глаза, будто наше вторжение их разгневало. Ветер жутко завывал, пока мы выходили из своего экипажа. Над нашими головами парил ворон, как вестник рока».
Она вычеркнула слово «ворон», ведь Эдгар По уже написал о вороне все, что следовало написать. Поэтому Алиция заменила его словом «ворона» и перечитала последнюю фразу.
«Ворона» тоже не годится, решила она, покачав головой. Это слово не создавало настроения, которое Алиция пыталась передать. Она вычеркнула его и заменила словом «стервятник». Это больше подходит, решила Алиция и продолжила свое занятие.
«У меня возникло побуждение спросить шепотом: куда же все подевались? Но кругом не было никого, кто мог бы дать ответ.
– Не знаю, – ответила мне мать.
Заметив траурный венок на двери, мать сжала мою руку:
– Что за ужасная трагедия свершилась в этом доме? Как бы отвечая на ее вопрос, дверь отворилась и на крыльцо вышел красивый молодой человек с льняными волосами и синими глазами.
– Вы приехали не в добрый час, – сказал он замогильным голосом. – Скончалась Илке.
Услышав эти ужасные слова, моя мать закричала, словно увидела перед собой нечто жуткое.
– Что же нам делать?
– Не бойся, – воскликнула я. – Я о тебе позабочусь».
В то время как перо Алиции стремительно летало по бумаге, губы ее находились в постоянном движении. Она любила попробовать слово на вкус, проверить, как оно звучит, прежде чем доверить его бумаге. Девушка улыбалась, хмурилась, поднимала то одну бровь, то другую, гримасничала, склоняла голову и пожимала плечами, охваченная приступом молчаливого красноречия, бессознательно выражая мимикой и жестами описываемую сцену. Если бы в комнате оказался свидетель, он был бы изумлен игрой ее подвижного лица.
Она исписала две страницы, потом на минуту остановилась. Вычеркнутые слова, казалось, упрекали ее. Как-нибудь в ближайшем будущем она купит пишущую машинку, и тогда исправлять ошибки будет легче.
Но прежде придется придумать правдоподобное объяснение, зачем ей нужна машинка. Алиция не хотела, чтобы мать узнала о дневнике, пока на руках у нее не будет контракта на книгу.
Сжав губы, Алиция размышляла о том, как закончить отрывок наиболее драматическим образом. И когда наконец идея пришла к ней, она улыбнулась.
«Среди мрачных теней печального дома хранились тайны – эти тайны были заключены в сердцах и умах обоих мужчин, обитавших здесь. Но мне не будет покоя, пока я не распутаю их все».
Она прекратила писать и захлопнула дневник. Конечно, когда они приехали, не было никакого ветра, но то, как она описала события, производило гораздо большее и лучшее впечатление. Кроме того, автор имеет право на некоторую свободу творчества.
Все еще улыбаясь, Алиция погасила свет и свернулась калачиком под одеялами. Несмотря на то, что мать вызывала у нее беспокойство, теперь она чувствовала себя лучше.
Алиция опасалась, что ее ограниченная определенными рамками жизнь никогда не даст ей необходимого опыта, чтобы стать писательницей. Хотя Алиция и тосковала по отцу, его смерть дала ей свободу. Она оказалась здесь, на диком американском Западе.
С тех пор как они приехали в Техас, ей удалось увидеть первого в своей жизни индейца, не говоря уж о настоящих ковбоях. Длиннорогие коровы, койоты и даже кактусы – все здесь было. Конечно, героиней воображаемых романов всегда оставалась она, героем же был зрелый мужчина, смеющийся, но таящий в себе намек на усталость от мира, – и она читала это на его лице.
Впервые со дня смерти Илке Патрик спал всю ночь. Он проснулся и ощутил восхитительный аромат кофе, а снизу до него доносился звук женских голосов. С минуту он позволил себе понежиться, наслаждаясь ощущением полноты жизни, столь обычным для мужчины, который знает, что есть женщина, готовая позаботиться о его насущных потребностях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Я думала, что ты уже все распаковала, – сказала Алиция.
– Я отложила это на время.
Алиция бросила на мать встревоженный взгляд:
– Ты уверена, что при сложившихся обстоятельствах нам прилично здесь оставаться?
– Едва ли я вправе покинуть бедного Патрика сейчас, после того как обещала помочь ему.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты брала на себя слишком многое. У меня такое ощущение, что ты что-то утаиваешь от меня. – Алиция открыла чемодан, вынула из него платье и повесила в шкаф. – Ты мне не скажешь, что тебя угнетает, мама? Я ведь уже не маленькая девочка. Мне двадцать два года.
– Я ничего от тебя не скрываю, дорогая. Если я не похожа на себя, это только потому, что мне выпало многое пережить в последнее время. Но у меня такое чувство, что жизнь здесь, на ранчо, пойдет на пользу нам обеим. Вот увидишь, моя радость, все устроится наилучшим образом. А теперь почему бы тебе не лечь спать и не предоставить мне позаботиться о наших вещах?
Она поцеловала Алицию в щеку, подтолкнула к двери и постояла, глядя ей вслед. В будущем ей предстоит проявлять большую осторожность в разговорах с дочерью.
Дочь никогда не должна была даже заподозрить, зачем Шарлотта привезла ее сюда.
Алиция быстро разделась, взяла свой дневник со столика у кровати, подкрутила фитиль керосиновой лампы, чтобы та горела поярче, и села на край постели. Она слышала шаги матери в соседней комнате.
Что подразумевала мать под словами «все устроится наилучшим образом»?
Мысль о том, что Шарлотте одной приходится решать неизвестную Алиции задачу, вызывала у нее ощущение беспомощности. Как могла она предаваться своим грезам, когда заботы преследовали ее мать по пятам и не давали ей покоя?
Но все же, отбросив тревоги, Алиция взяла переплетенную в кожу толстую тетрадь, лежавшую на ночном столике, пожевала кончик пера и принялась писать своим плавным красивым почерком.
«Мама и я приехали на ранчо «Гордость Прайда» в конце дня. В дом нас впустил Улисс Прайд и рассказал о смерти Илке. Мама была явно потрясена этим известием».
Покусав тубу, Алиция перечитала написанное. Боже! Это ужасно! Она вырвала страницу и скомкала ее.
Вдохновленная сестрами Бронте и Мэри Шелли, Алиция пять лет назад начала вести дневник. Ее жизнь была немыслимо скучной в те дни, а записи и того скучнее. Но она продолжала кропать свои заметки с невероятным упорством, и бывали моменты, когда она чувствовала себя почти удовлетворенной своими усилиями.
Открыв дневник, она сделала еще одну попытку:
«Наши сердца полнились счастливыми надеждами, когда мама и я приближались к ранчо. Мы добрались до него после полудня, ближе к вечеру. В убывающем свете дня особняк, выстроенный из известняка, блестел, словно золотой, но, как показали дальнейшие события, это был обманчивый блеск.
Окна таращили свои пустые холодные глаза, будто наше вторжение их разгневало. Ветер жутко завывал, пока мы выходили из своего экипажа. Над нашими головами парил ворон, как вестник рока».
Она вычеркнула слово «ворон», ведь Эдгар По уже написал о вороне все, что следовало написать. Поэтому Алиция заменила его словом «ворона» и перечитала последнюю фразу.
«Ворона» тоже не годится, решила она, покачав головой. Это слово не создавало настроения, которое Алиция пыталась передать. Она вычеркнула его и заменила словом «стервятник». Это больше подходит, решила Алиция и продолжила свое занятие.
«У меня возникло побуждение спросить шепотом: куда же все подевались? Но кругом не было никого, кто мог бы дать ответ.
– Не знаю, – ответила мне мать.
Заметив траурный венок на двери, мать сжала мою руку:
– Что за ужасная трагедия свершилась в этом доме? Как бы отвечая на ее вопрос, дверь отворилась и на крыльцо вышел красивый молодой человек с льняными волосами и синими глазами.
– Вы приехали не в добрый час, – сказал он замогильным голосом. – Скончалась Илке.
Услышав эти ужасные слова, моя мать закричала, словно увидела перед собой нечто жуткое.
– Что же нам делать?
– Не бойся, – воскликнула я. – Я о тебе позабочусь».
В то время как перо Алиции стремительно летало по бумаге, губы ее находились в постоянном движении. Она любила попробовать слово на вкус, проверить, как оно звучит, прежде чем доверить его бумаге. Девушка улыбалась, хмурилась, поднимала то одну бровь, то другую, гримасничала, склоняла голову и пожимала плечами, охваченная приступом молчаливого красноречия, бессознательно выражая мимикой и жестами описываемую сцену. Если бы в комнате оказался свидетель, он был бы изумлен игрой ее подвижного лица.
Она исписала две страницы, потом на минуту остановилась. Вычеркнутые слова, казалось, упрекали ее. Как-нибудь в ближайшем будущем она купит пишущую машинку, и тогда исправлять ошибки будет легче.
Но прежде придется придумать правдоподобное объяснение, зачем ей нужна машинка. Алиция не хотела, чтобы мать узнала о дневнике, пока на руках у нее не будет контракта на книгу.
Сжав губы, Алиция размышляла о том, как закончить отрывок наиболее драматическим образом. И когда наконец идея пришла к ней, она улыбнулась.
«Среди мрачных теней печального дома хранились тайны – эти тайны были заключены в сердцах и умах обоих мужчин, обитавших здесь. Но мне не будет покоя, пока я не распутаю их все».
Она прекратила писать и захлопнула дневник. Конечно, когда они приехали, не было никакого ветра, но то, как она описала события, производило гораздо большее и лучшее впечатление. Кроме того, автор имеет право на некоторую свободу творчества.
Все еще улыбаясь, Алиция погасила свет и свернулась калачиком под одеялами. Несмотря на то, что мать вызывала у нее беспокойство, теперь она чувствовала себя лучше.
Алиция опасалась, что ее ограниченная определенными рамками жизнь никогда не даст ей необходимого опыта, чтобы стать писательницей. Хотя Алиция и тосковала по отцу, его смерть дала ей свободу. Она оказалась здесь, на диком американском Западе.
С тех пор как они приехали в Техас, ей удалось увидеть первого в своей жизни индейца, не говоря уж о настоящих ковбоях. Длиннорогие коровы, койоты и даже кактусы – все здесь было. Конечно, героиней воображаемых романов всегда оставалась она, героем же был зрелый мужчина, смеющийся, но таящий в себе намек на усталость от мира, – и она читала это на его лице.
Впервые со дня смерти Илке Патрик спал всю ночь. Он проснулся и ощутил восхитительный аромат кофе, а снизу до него доносился звук женских голосов. С минуту он позволил себе понежиться, наслаждаясь ощущением полноты жизни, столь обычным для мужчины, который знает, что есть женщина, готовая позаботиться о его насущных потребностях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92