Держу тебя на пороге. Войди и будь нашей гостьей. Тебе столько предстоит узнать!
Велвет оглянулась на одиноко стоящую у коновязи лошадь:
– А Найджел с тобой? Вы вместе совершили это путешествие?
– Найджел совершил долгое и одинокое путешествие девять месяцев назад, – ответила Шарлотта загадочно.
Услышав горечь в голосе Шарлотты, Велвет вгляделась внимательнее в лицо своей старой подруги. Несмотря на то, что графиня сохранила стройную фигуру и моложавое лицо, она выглядела несколько утомленной, и при внимательном взгляде можно было заметить, что жизнь ее потрепала, как это бывает с бархатным платьем, которое надевают слишком часто.
– Ты все еще любишь шерри? – спросила Велвет, приглашая ее в гостиную, которой семья пользовалась редко.
– Я предпочла бы бренди, если у тебя – есть.
– Конечно, есть. Я не настолько уж изменилась, – ответила Велвет.
Несмотря на разницу в общественном положении, между Шарлоттой и ею всегда существовало некое родство духа. Она никогда не забывала, как Шарлотта приняла ее на ранчо «Гордость Прайда» с распростертыми объятиями много лет назад, когда все так называемые порядочные женщины переходили на другую сторону улицы, чтобы только не здороваться с ней.
– Ничего нет лучше доброго французского бренди, чтобы облегчить человеку тряску по ухабистой дороге, – сказала Велвет со вздохом. – А в последнее время, солнышко, вся наша жизнь состояла из постоянной тряски по ухабам.
– Ты имеешь в виду Илке? Велвет кивнула:
– Я-то знала, что она больна, поэтому ее смерть не вызвала у меня шока. Вот для Патрика это было тяжелым ударом. Мы пытались помочь ему, но, кажется, он решил отгородиться от друзей и не пускает никого в дом.
Велвет достала из буфета графин и налила в стаканы по доброй порции бренди, потом вернулась к Шарлотте со стаканами.
– Не стой, дорогая, в ногах правды нет. Садись-ка сюда, солнышко, – сказала она, жестом указывая на мягкую софу, привезенную из Сент-Луиса пять лет назад, но выглядевшую, как новая, оттого что в доме почти не бывало гостей. – Моя дочь Райна вчера познакомилась с твоей дочерью, поэтому я поняла, что и ты здесь. Откровенно говоря, я удивлена, что Патрик не отослал тебя, как он это делает со всеми.
– Может быть, потому, что у нас с Патриком есть кое-что общее, – сказала Шарлотта дрогнувшим голосом.
– Потому что вы были женаты?
– Я думаю, он тотчас же забыл об этом.
– Чепуха. И он, и Илке – оба были очень привязаны к тебе.
К ужасу Велвет, Шарлотта разразилась слезами.
– Я не хотела тебя расстраивать. Я понимаю, ты еще не смирилась с мыслью, что ее больше нет.
Велвет взяла Шарлотту за руку, стараясь успокоить. Шарлотта вцепилась в нее:
– Знаю, это звучит эгоистично, но я почти зла на Илке за то, что она умерла. Мне было так нужно поговорить с ней.
Велвет не могла не отозваться на боль, прозвучавшую в голосе Шарлотты.
– Мы не были так близки, как вы с Илке, но ты можешь поговорить и со мной. Я умею хранить чужие секреты – в этом деле я мастер. Ты хотела сказать, что у тебя и Патрика есть нечто общее.
Шарлотта отпустила руку Велвет, взяла свой стакан и одним духом выпила бренди.
– Мы оба в трауре. Найджел умер.
Прошла минута, прежде чем Велвет переварила услышанное. Найджел был так же полон жизни, как и любой другой из известных ей мужчин. В своих мыслях она все еще видела его красивым и молодым, ерзавшим и метавшимся, потому что его раздробленная нога держала его прикованным к постели.
– Право же, мне горько это слышать. Должно быть, тебе ужасно его недостает.
Шарлотта рассмеялась сдавленным смехом. Казалось, она не замечала, что по щекам ее струятся слезы.
– Недостает его? Да если бы он был жив, я сама бы его прикончила. Он умер в объятиях другой женщины.
– Вы были близки с отцом? – спросил Улисс Алицию, пока они ждали, чтобы один из работников оседлал их лошадей.
Обычная вежливость требовала, чтобы Улисс хотя бы пытался поддерживать беседу с девушкой. То, что она была так изумительно красива, облегчало его задачу. Но он хотел попытаться использовать время наедине с ней, чтобы разузнать побольше о планах ее матери.
– Не особенно, – ответила она с задумчивой улыбкой. – Мама и я жили в основном в Гленхэйвен-Холле, а отец предпочитал Лондон. В нашем кругу это обычное дело, впрочем, кажется, это обычно в любом кругу.
– Что вы хотите сказать?
– Ну, пока мужчины занимаются своими делами – приключениями, работой, политикой и войной, – женщин и детей по традиции оставляют дома.
– Это вас беспокоит?
– Я была бы дурой, если бы попыталась восстать против естественного порядка вещей.
Ее ответ удивил Улисса. Похоже было, что она читала Дарвина.
– Я вовсе не нахожу вас глупой. Ведь это и впрямь естественный порядок вещей, и с вашей стороны очень мудро считаться с ним.
В отличие от Райны, подумал он, воображавшей, что она все может делать лучше мужчин.
Их беседа была прервана – подвели оседланных лошадей.
Он не мог не восхищаться прекрасным зрелищем, которое она представляла в дамском седле: ее модная амазонка великолепно облегала фигуру. Он готов был держать пари, что Алиция никогда бы не осмелилась ездить в мужском седле и щеголять в мужских штанах.
Не важно, что он думал о графине, но то, что Алиция была настоящей леди с головы до ног, не вызывало ни малейшего сомнения.
Старфайер возбужденно приплясывал, когда Улисс прыгнул в седло.
– Какая великолепная лошадь, – восхищалась Алиция. – Кто его родители? Где его вырастили?
– Мы можем об этом только гадать. Всего несколько месяцев назад он был диким и свободно бегал по прерии.
– Он что, убежал с какой-нибудь фермы?
– В Техасе человека могут вздернуть, если он попытается завладеть чужой лошадью. – Улисс улыбнулся, видя, что девушка не понимает его. – Здесь бегало множество диких лошадей. Они носились целыми стадами. Мы называем диких лошадей мустангами. Старфайер был одним из них. Потребовалось несколько лет, чтобы поймать его.
Он пустил жеребца легкой рысцой, чтобы Алиции было легче ехать рядом.
– Мама сказала, что вы владеете сотней тысяч акров земли, – заметила девушка.
Итак, Шарлотта упомянула о размерах ранчо. Почему это должно ее интересовать? Занятно, очень занятно.
– Ваша мать ошибается. Мне не принадлежит ничего. Всем владеет мой отец.
– Но ведь когда-нибудь это ранчо станет вашим. Я не могу представить, что означает владеть поместьем, размерами превышающим некоторые европейские страны. Не говоря уже о том, чтобы управлять таким хозяйством.
– Я тоже, – подумал Улисс, а вслух добавил: – А что еще ваша мать рассказывала вам о ранчо?
– Уверяю вас, очень немногое. Я горю нетерпением узнать больше.
Была ли Алиция хитрее, чем казалась, или она на самом деле такая – безыскусная молодая женщина, живая и любознательная?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Велвет оглянулась на одиноко стоящую у коновязи лошадь:
– А Найджел с тобой? Вы вместе совершили это путешествие?
– Найджел совершил долгое и одинокое путешествие девять месяцев назад, – ответила Шарлотта загадочно.
Услышав горечь в голосе Шарлотты, Велвет вгляделась внимательнее в лицо своей старой подруги. Несмотря на то, что графиня сохранила стройную фигуру и моложавое лицо, она выглядела несколько утомленной, и при внимательном взгляде можно было заметить, что жизнь ее потрепала, как это бывает с бархатным платьем, которое надевают слишком часто.
– Ты все еще любишь шерри? – спросила Велвет, приглашая ее в гостиную, которой семья пользовалась редко.
– Я предпочла бы бренди, если у тебя – есть.
– Конечно, есть. Я не настолько уж изменилась, – ответила Велвет.
Несмотря на разницу в общественном положении, между Шарлоттой и ею всегда существовало некое родство духа. Она никогда не забывала, как Шарлотта приняла ее на ранчо «Гордость Прайда» с распростертыми объятиями много лет назад, когда все так называемые порядочные женщины переходили на другую сторону улицы, чтобы только не здороваться с ней.
– Ничего нет лучше доброго французского бренди, чтобы облегчить человеку тряску по ухабистой дороге, – сказала Велвет со вздохом. – А в последнее время, солнышко, вся наша жизнь состояла из постоянной тряски по ухабам.
– Ты имеешь в виду Илке? Велвет кивнула:
– Я-то знала, что она больна, поэтому ее смерть не вызвала у меня шока. Вот для Патрика это было тяжелым ударом. Мы пытались помочь ему, но, кажется, он решил отгородиться от друзей и не пускает никого в дом.
Велвет достала из буфета графин и налила в стаканы по доброй порции бренди, потом вернулась к Шарлотте со стаканами.
– Не стой, дорогая, в ногах правды нет. Садись-ка сюда, солнышко, – сказала она, жестом указывая на мягкую софу, привезенную из Сент-Луиса пять лет назад, но выглядевшую, как новая, оттого что в доме почти не бывало гостей. – Моя дочь Райна вчера познакомилась с твоей дочерью, поэтому я поняла, что и ты здесь. Откровенно говоря, я удивлена, что Патрик не отослал тебя, как он это делает со всеми.
– Может быть, потому, что у нас с Патриком есть кое-что общее, – сказала Шарлотта дрогнувшим голосом.
– Потому что вы были женаты?
– Я думаю, он тотчас же забыл об этом.
– Чепуха. И он, и Илке – оба были очень привязаны к тебе.
К ужасу Велвет, Шарлотта разразилась слезами.
– Я не хотела тебя расстраивать. Я понимаю, ты еще не смирилась с мыслью, что ее больше нет.
Велвет взяла Шарлотту за руку, стараясь успокоить. Шарлотта вцепилась в нее:
– Знаю, это звучит эгоистично, но я почти зла на Илке за то, что она умерла. Мне было так нужно поговорить с ней.
Велвет не могла не отозваться на боль, прозвучавшую в голосе Шарлотты.
– Мы не были так близки, как вы с Илке, но ты можешь поговорить и со мной. Я умею хранить чужие секреты – в этом деле я мастер. Ты хотела сказать, что у тебя и Патрика есть нечто общее.
Шарлотта отпустила руку Велвет, взяла свой стакан и одним духом выпила бренди.
– Мы оба в трауре. Найджел умер.
Прошла минута, прежде чем Велвет переварила услышанное. Найджел был так же полон жизни, как и любой другой из известных ей мужчин. В своих мыслях она все еще видела его красивым и молодым, ерзавшим и метавшимся, потому что его раздробленная нога держала его прикованным к постели.
– Право же, мне горько это слышать. Должно быть, тебе ужасно его недостает.
Шарлотта рассмеялась сдавленным смехом. Казалось, она не замечала, что по щекам ее струятся слезы.
– Недостает его? Да если бы он был жив, я сама бы его прикончила. Он умер в объятиях другой женщины.
– Вы были близки с отцом? – спросил Улисс Алицию, пока они ждали, чтобы один из работников оседлал их лошадей.
Обычная вежливость требовала, чтобы Улисс хотя бы пытался поддерживать беседу с девушкой. То, что она была так изумительно красива, облегчало его задачу. Но он хотел попытаться использовать время наедине с ней, чтобы разузнать побольше о планах ее матери.
– Не особенно, – ответила она с задумчивой улыбкой. – Мама и я жили в основном в Гленхэйвен-Холле, а отец предпочитал Лондон. В нашем кругу это обычное дело, впрочем, кажется, это обычно в любом кругу.
– Что вы хотите сказать?
– Ну, пока мужчины занимаются своими делами – приключениями, работой, политикой и войной, – женщин и детей по традиции оставляют дома.
– Это вас беспокоит?
– Я была бы дурой, если бы попыталась восстать против естественного порядка вещей.
Ее ответ удивил Улисса. Похоже было, что она читала Дарвина.
– Я вовсе не нахожу вас глупой. Ведь это и впрямь естественный порядок вещей, и с вашей стороны очень мудро считаться с ним.
В отличие от Райны, подумал он, воображавшей, что она все может делать лучше мужчин.
Их беседа была прервана – подвели оседланных лошадей.
Он не мог не восхищаться прекрасным зрелищем, которое она представляла в дамском седле: ее модная амазонка великолепно облегала фигуру. Он готов был держать пари, что Алиция никогда бы не осмелилась ездить в мужском седле и щеголять в мужских штанах.
Не важно, что он думал о графине, но то, что Алиция была настоящей леди с головы до ног, не вызывало ни малейшего сомнения.
Старфайер возбужденно приплясывал, когда Улисс прыгнул в седло.
– Какая великолепная лошадь, – восхищалась Алиция. – Кто его родители? Где его вырастили?
– Мы можем об этом только гадать. Всего несколько месяцев назад он был диким и свободно бегал по прерии.
– Он что, убежал с какой-нибудь фермы?
– В Техасе человека могут вздернуть, если он попытается завладеть чужой лошадью. – Улисс улыбнулся, видя, что девушка не понимает его. – Здесь бегало множество диких лошадей. Они носились целыми стадами. Мы называем диких лошадей мустангами. Старфайер был одним из них. Потребовалось несколько лет, чтобы поймать его.
Он пустил жеребца легкой рысцой, чтобы Алиции было легче ехать рядом.
– Мама сказала, что вы владеете сотней тысяч акров земли, – заметила девушка.
Итак, Шарлотта упомянула о размерах ранчо. Почему это должно ее интересовать? Занятно, очень занятно.
– Ваша мать ошибается. Мне не принадлежит ничего. Всем владеет мой отец.
– Но ведь когда-нибудь это ранчо станет вашим. Я не могу представить, что означает владеть поместьем, размерами превышающим некоторые европейские страны. Не говоря уже о том, чтобы управлять таким хозяйством.
– Я тоже, – подумал Улисс, а вслух добавил: – А что еще ваша мать рассказывала вам о ранчо?
– Уверяю вас, очень немногое. Я горю нетерпением узнать больше.
Была ли Алиция хитрее, чем казалась, или она на самом деле такая – безыскусная молодая женщина, живая и любознательная?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92