– Завтра мне дадут работу, – добавил он.
– Вот завтра и приходи ко мне. – Она перешагнула через матроса, но тот схватил ее за ногу.
– Отпусти меня или я позову собаку.
– Даже у собаки на тебя не встал бы!
– Послушай, полегче, – сказал Коэн. – Это моя сестра.
Матрос сел, поскреб свои жидкие рыжеватые кудельки, поискал вокруг глазами свой берет, встал и рыгнул.
– Твоя сестра – лесбиянка, – произнес он, расстегивая гульфик.
Коэн нанес ему левой рукой короткий легкий удар, и матрос, опрокинувшись назад, словно становясь в стойку на руках, медленно загрохотал вниз по лестнице. Его ноги взлетели вверх, и, перевернувшись через голову, он рухнул у стены лестничной клетки четвертого этажа.
– Ты что, убил его? – прошептала она. – Черт, только этого еще не хватало.
Матрос сел и его вырвало.
– Подонок, – она плюнула, – гомосек, ублюдок. Маricon!
Спустившись по лестнице, Коэн склонился над матросом.
– Эй, ты дверь найдешь?
– В чем там дело? – раздался голос снизу.
– Madre! Это консьержка, – зашипела она, – заставь его встать!
– Что там происходит? – Крик консьержки слышался уже этажом выше.
– Ты найдешь дверь? – повторил Коэн.
– Я хочу получить свои деньги.
– С этим кончено.
– Что происходит? – вопила консьержка.
– Сейчас я расскажу, – матрос встал, но, поскользнувшись в своей блевотине, полетел на заднице вниз по лестнице, подминая под собой консьержку.
– Убирайтесь! Вон! – завизжала та, извиваясь под ним и пытаясь выбраться. – О Господи, какая вонь, как от тебя несет! – Она торопливо вытерлась. – Все вон! – завопила она.
– Я же только что пришел, – сказал Коэн.
– Все равно вон!
– Я даже знать его не знаю, – добавила девица.
– Ты – salope, putain, шлюха, проститутка... – Консьержка прервалась, чтобы перевести дыхание.
– Я же ничего не сделала!
– Это я виноват, – сказал Коэн. – Он, видите ли, мой брат. Мы часто вздорим.
– Вон. Все вон. Мне плевать, кто вы там. Вон! Вон!
– Тогда верните деньги.
– Никаких денег.
– Я заплатил за неделю. Пятьдесят франков. У меня больше нет.
Консьержка спихнула матроса вниз по лестнице.
– Десять минут. – Она взглянула на несуществующие часы на руке. – Потом я вызываю полицию.
– Они арестуют тебя за кражу моих денег! – Крикнул Коэн.
– И моих, – отозвался матрос.
– Она сделает это. Она позовет полицейских, – сказала девушка. Она вбежала к себе в комнату и крикнула: «Лобо! Ко мне». Захлопнув дверь своей комнаты, Коэн, как ошарашенный, уставился на кровать c одеялом, уже знакомые раковину с комодом. «Когда летишь вниз, – пробормотал он, – трудно остановиться». Складывать было нечего. «Еще десять дней без еды, без денег. И некуда податься. О, Господи, приюти меня». Уходя, он заглянул в открытую дверь комнаты девушки. Она бросала на кровать свои платья. Восточноевропейская овчарка с острыми ушами настороженно смотрела на него с порога.
– Куда ты пойдешь? – спросил он.
– Кто его знает? В другую такую же дыру, как и эта, с такой же гранд-дамой в виде консьержки, где найдется такой же добрый самаритянин, благодаря которому меня опять точно так же вышвырнут вон.
– Он оскорбил тебя.
Она махнула рукой.
– Вот что называется оскорблением – когда тебя вот так вышвыривают. Мне надо работать, а не переезжать с места на место.
– Мне тоже придется уходить. Она взяла все мои деньги.
– И правильно сделала. – Она запихивала свои платья, белье, зеркальце и щетку в картонный саквояж. – И поделом тебе. Чтобы не совал свой член куда не надо!
Она догнала его на улице и пошла рядом, немного склонившись набок под тяжестью своего чемоданчика. Лобо неотступно трусил сзади.
– Что же ты будешь делать? – спросила она.
– Спать на улице, питаться крысами.
– К ним нужно много крепкого вина. Какого-нибудь испанского.
– У тебя есть такое на примете?
Sangre de Того, пошли!
Глава 15
Улица Тюбанов пульсировала движением: сверкали неоновые лампы, сновали машины, молодые, полные страсти глаза многозначительно смотрели на них. Он шел, хромая, превозмогая боль; она дважды останавливалась, дожидаясь его, размахивая чемоданчиком и постукивая каблуком по тротуару. Они поднялись по темной лестнице, и она, звеня браслетами, постучала в дверь в конце полутемного коридора.
– Кто там? – Послышался мужской голос.
– Полиция. Открывай. – Она вновь постучала. – Открывай, salaud!
– Это можешь быть только ты, Мария.
Прикрыв дверь, чтобы снять цепочку, мужчина вновь открыл ее.
– Проститутки говорят, что они – полицейские, а все полицейские – проститутки. Трудно разобраться.
– Только это и заставляет тебя шевелиться, Леон. Леон бросил взгляд на чемоданчик, затем – на Коэна.
– Хочешь сбежать?
– Этот благородный рыцарь спас меня от матроса, и благодаря ему меня вышвырнули вон. Леон усмехнулся.
– Ну и что, мне наградить его медалью?
– Дан нам переночевать. Завтра я подыщу какое-нибудь жилье.
– У тебя есть работа на сегодняшний вечер?
– Ты хочешь, чтобы я их сюда приволокла?
– Нет уж, не надо.
– А что?
Закусив верхнюю губу, Леон показал на полуразвалившуюся плетеную кушетку.
– Ложе для новобрачных там. Если собака укусит меня, ей – конец.
– Да она умрет от укуса.
– Хорошо, что ты это помнишь.
– Дай нам какого-нибудь вина.
– На кухне, – Леон посмотрел на Коэна. – Ты откуда?
– Из Тулона.
– Ты ведь не француз.
– Я сейчас живу в Тулоне.
– Путешествуешь ради удовольствия? – Усмехнувшись, он посмотрел на одежду Коэна. – Пушка есть?
– Нет.
– Хорошо. Здесь оружие запрещено. У тебя есть работа?
– Я что-нибудь подыщу. Я уже говорил Марии, что я...
– Без вранья. Только без вранья. А деньги у тебя есть?
– Все взяла консьержка, выставив нас на улицу.
– И сколько же она взяла?
– Пятьдесят франков.
– Откуда ты приехал?
– Из Орана.
– В Марселе плоховато с работой.
Мария поставила бутылку вина на корзину рядом с кушеткой. Она постучала рукой по полу. Собака, подойдя к ней, повернулась и улеглась.
– Ты будешь, Леон? – Она разливала вино в стаканы.
– Нет.
– Вот, – сказала она Коэну. – «Бычья кровь»!
Вино было густым и почти черным. Она вновь наполнила его стакан.
– За Андалузию!
– К черту Андалузию, – сказал Леон.
– И к черту Корсику, – отозвалась она.
Почувствовав дурноту, Коэн опустился на кушетку.
– Вино не такое уж крепкое, – заметил Леон.
– Американцы ничего не понимают в вине, – ответила Мария.
– Вам крупно повезло, что я оказался здесь, – сказал Леон, набрасывая на плечи кожаную куртку.
– Я бы могла пойти к Мамету.
– Держись от Макета подальше. – Он открыл цепочку на двери. – Закройте за мной.
Мария села на кушетку рядом с Коэном.
– Я не могу так рано уснуть. – Встав, она поправила юбку. – Тебе надо побриться, – она фыркнула. – Иди в ванную и побрейся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Вот завтра и приходи ко мне. – Она перешагнула через матроса, но тот схватил ее за ногу.
– Отпусти меня или я позову собаку.
– Даже у собаки на тебя не встал бы!
– Послушай, полегче, – сказал Коэн. – Это моя сестра.
Матрос сел, поскреб свои жидкие рыжеватые кудельки, поискал вокруг глазами свой берет, встал и рыгнул.
– Твоя сестра – лесбиянка, – произнес он, расстегивая гульфик.
Коэн нанес ему левой рукой короткий легкий удар, и матрос, опрокинувшись назад, словно становясь в стойку на руках, медленно загрохотал вниз по лестнице. Его ноги взлетели вверх, и, перевернувшись через голову, он рухнул у стены лестничной клетки четвертого этажа.
– Ты что, убил его? – прошептала она. – Черт, только этого еще не хватало.
Матрос сел и его вырвало.
– Подонок, – она плюнула, – гомосек, ублюдок. Маricon!
Спустившись по лестнице, Коэн склонился над матросом.
– Эй, ты дверь найдешь?
– В чем там дело? – раздался голос снизу.
– Madre! Это консьержка, – зашипела она, – заставь его встать!
– Что там происходит? – Крик консьержки слышался уже этажом выше.
– Ты найдешь дверь? – повторил Коэн.
– Я хочу получить свои деньги.
– С этим кончено.
– Что происходит? – вопила консьержка.
– Сейчас я расскажу, – матрос встал, но, поскользнувшись в своей блевотине, полетел на заднице вниз по лестнице, подминая под собой консьержку.
– Убирайтесь! Вон! – завизжала та, извиваясь под ним и пытаясь выбраться. – О Господи, какая вонь, как от тебя несет! – Она торопливо вытерлась. – Все вон! – завопила она.
– Я же только что пришел, – сказал Коэн.
– Все равно вон!
– Я даже знать его не знаю, – добавила девица.
– Ты – salope, putain, шлюха, проститутка... – Консьержка прервалась, чтобы перевести дыхание.
– Я же ничего не сделала!
– Это я виноват, – сказал Коэн. – Он, видите ли, мой брат. Мы часто вздорим.
– Вон. Все вон. Мне плевать, кто вы там. Вон! Вон!
– Тогда верните деньги.
– Никаких денег.
– Я заплатил за неделю. Пятьдесят франков. У меня больше нет.
Консьержка спихнула матроса вниз по лестнице.
– Десять минут. – Она взглянула на несуществующие часы на руке. – Потом я вызываю полицию.
– Они арестуют тебя за кражу моих денег! – Крикнул Коэн.
– И моих, – отозвался матрос.
– Она сделает это. Она позовет полицейских, – сказала девушка. Она вбежала к себе в комнату и крикнула: «Лобо! Ко мне». Захлопнув дверь своей комнаты, Коэн, как ошарашенный, уставился на кровать c одеялом, уже знакомые раковину с комодом. «Когда летишь вниз, – пробормотал он, – трудно остановиться». Складывать было нечего. «Еще десять дней без еды, без денег. И некуда податься. О, Господи, приюти меня». Уходя, он заглянул в открытую дверь комнаты девушки. Она бросала на кровать свои платья. Восточноевропейская овчарка с острыми ушами настороженно смотрела на него с порога.
– Куда ты пойдешь? – спросил он.
– Кто его знает? В другую такую же дыру, как и эта, с такой же гранд-дамой в виде консьержки, где найдется такой же добрый самаритянин, благодаря которому меня опять точно так же вышвырнут вон.
– Он оскорбил тебя.
Она махнула рукой.
– Вот что называется оскорблением – когда тебя вот так вышвыривают. Мне надо работать, а не переезжать с места на место.
– Мне тоже придется уходить. Она взяла все мои деньги.
– И правильно сделала. – Она запихивала свои платья, белье, зеркальце и щетку в картонный саквояж. – И поделом тебе. Чтобы не совал свой член куда не надо!
Она догнала его на улице и пошла рядом, немного склонившись набок под тяжестью своего чемоданчика. Лобо неотступно трусил сзади.
– Что же ты будешь делать? – спросила она.
– Спать на улице, питаться крысами.
– К ним нужно много крепкого вина. Какого-нибудь испанского.
– У тебя есть такое на примете?
Sangre de Того, пошли!
Глава 15
Улица Тюбанов пульсировала движением: сверкали неоновые лампы, сновали машины, молодые, полные страсти глаза многозначительно смотрели на них. Он шел, хромая, превозмогая боль; она дважды останавливалась, дожидаясь его, размахивая чемоданчиком и постукивая каблуком по тротуару. Они поднялись по темной лестнице, и она, звеня браслетами, постучала в дверь в конце полутемного коридора.
– Кто там? – Послышался мужской голос.
– Полиция. Открывай. – Она вновь постучала. – Открывай, salaud!
– Это можешь быть только ты, Мария.
Прикрыв дверь, чтобы снять цепочку, мужчина вновь открыл ее.
– Проститутки говорят, что они – полицейские, а все полицейские – проститутки. Трудно разобраться.
– Только это и заставляет тебя шевелиться, Леон. Леон бросил взгляд на чемоданчик, затем – на Коэна.
– Хочешь сбежать?
– Этот благородный рыцарь спас меня от матроса, и благодаря ему меня вышвырнули вон. Леон усмехнулся.
– Ну и что, мне наградить его медалью?
– Дан нам переночевать. Завтра я подыщу какое-нибудь жилье.
– У тебя есть работа на сегодняшний вечер?
– Ты хочешь, чтобы я их сюда приволокла?
– Нет уж, не надо.
– А что?
Закусив верхнюю губу, Леон показал на полуразвалившуюся плетеную кушетку.
– Ложе для новобрачных там. Если собака укусит меня, ей – конец.
– Да она умрет от укуса.
– Хорошо, что ты это помнишь.
– Дай нам какого-нибудь вина.
– На кухне, – Леон посмотрел на Коэна. – Ты откуда?
– Из Тулона.
– Ты ведь не француз.
– Я сейчас живу в Тулоне.
– Путешествуешь ради удовольствия? – Усмехнувшись, он посмотрел на одежду Коэна. – Пушка есть?
– Нет.
– Хорошо. Здесь оружие запрещено. У тебя есть работа?
– Я что-нибудь подыщу. Я уже говорил Марии, что я...
– Без вранья. Только без вранья. А деньги у тебя есть?
– Все взяла консьержка, выставив нас на улицу.
– И сколько же она взяла?
– Пятьдесят франков.
– Откуда ты приехал?
– Из Орана.
– В Марселе плоховато с работой.
Мария поставила бутылку вина на корзину рядом с кушеткой. Она постучала рукой по полу. Собака, подойдя к ней, повернулась и улеглась.
– Ты будешь, Леон? – Она разливала вино в стаканы.
– Нет.
– Вот, – сказала она Коэну. – «Бычья кровь»!
Вино было густым и почти черным. Она вновь наполнила его стакан.
– За Андалузию!
– К черту Андалузию, – сказал Леон.
– И к черту Корсику, – отозвалась она.
Почувствовав дурноту, Коэн опустился на кушетку.
– Вино не такое уж крепкое, – заметил Леон.
– Американцы ничего не понимают в вине, – ответила Мария.
– Вам крупно повезло, что я оказался здесь, – сказал Леон, набрасывая на плечи кожаную куртку.
– Я бы могла пойти к Мамету.
– Держись от Макета подальше. – Он открыл цепочку на двери. – Закройте за мной.
Мария села на кушетку рядом с Коэном.
– Я не могу так рано уснуть. – Встав, она поправила юбку. – Тебе надо побриться, – она фыркнула. – Иди в ванную и побрейся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100