.. Молодого человека с волосами цвета меда, сияющего на солнце; эта улыбка была очаровательна...
Криспин. Криспин стоял в туманной глубине зеркала, глядя на Эдмунда, говоря с Эдмундом в его собственной голове.
«Я всегда буду с тобой, — говорил голос Криспина так, как он говорил маленькому Эдмунду. — Помни, Эдмунд... Тебе никто не будет нужен, потому что, что бы ты ни сделал и куда бы ты ни пошел, я всегда буду с тобой, чтобы помочь тебе...»
Прошло много-много времени, прежде чем Эдмунд вспомнил, что за пределами дома был мир, и что-то должно было быть сделано, и как-то ему нужно было добраться до телефона и позвонить в «скорую помощь». Безликий голос ответил, и Эдмунд идеально спокойным тоном сказал, что его отец только что умер, что он был с отцом один и не знал, что должен делать, но подумал, что лучше начать с доктора, который лечил его отца.
Да, он был вполне уверен, что отец умер, сказал он. Нет, не было никакой надежды, что он жив. Поэтому не мог бы доктор или кто-то из его коллег приехать как можно быстрее? Да, он понимает, что, пока они узнают, кто сейчас на дежурстве, пройдет какое-то время. Нет, конечно, он не уйдет из дому в это время. Он подумал, считал ли говоривший, что он собирался уйти из дому ночью и болтаться где-то, пока смертельный холод сковывает тело его отца.
Но он выслушал, как ему объясняли, что надо позвонить 999, а потом ледяным тоном сказал, что, так как его отец был без сомнения мертв, не было смысла вызывать «скорую», которая могла быть более необходима где-то в другом месте, не говоря уже о том, чтобы перебудить всю округу воем и световыми вспышками сирены. Ему были нужны только доктор и гробовщик, и ему было все равно, кто приедет первым. Голос нашел это замечание неуместным и строго сказал, что дежурный врач приедет, как только сможет.
Эдмунд прождал этого молодого, очень взъерошенного дежурного врача три часа. Он просидел на полу на лестничной площадке, держа дверь ванной открытой, глядя на тело своего отца, пытаясь не думать, что он будет делать, если ужасная голова с двумя парами приоткрытых губ — одни мертвенно-бледные, другие — запекшиеся от крови — вдруг повернется к двери.
Пока он ждал, часы внизу отмеряли своим ровным тиканьем минуты, а затем часы. Тик-так... Всегда буду с тобой, Эдмунд... Тик-так... Убитые приходят, Эдмунд...
Убитые. Конрад Кляйн. Лео Драйер. Марианна и Брюс Трент.
Эдмунд долго слушал ритмичные тикающие голоса, и очень медленно он начал понимать, что Криспин — настоящий Криспин, который был молодым, очаровательным и полным уверенности, — заполнял его, и он знал, что Криспин будет оставаться с ним, не важно, что он, Эдмунд, будет делать. Он слышал голос Криспина в тиканье часов и в шуме дождя, похожем на хихиканье домового, когда дождевые потоки сбегали вниз по водосточным трубам. Мы оба убийцы, Эдмунд... Мы оба убили кого-то... Поэтому я останусь с тобой, Эдмунд... Я позабочусь о том, чтобы ты был в безопасности...
Незадолго до рассвета тело Криспина наконец-то начало коченеть, опускаясь в холодную воду, и вода билась о края ванны, добавляя свой плещущийся голос к голосу тикающих часов. Убитые приходят, Эдмунд. .. Я всегда буду с тобой, Эдмунд... Всегда буду с тобой, Эдмунд... Что бы ты ни делал и куда бы ты ни пошел, я всегда буду с тобой, чтобы помочь тебе...
После пожара Люси торжественно поклялась никогда не забывать родителей, всегда помнить, как они выглядели и как звучали их голоса. Но, хотя она очень сильно старалась, через какое-то время воспоминания стали смутными и неопределенными. Она помнила много смеха, иногда чересчур пронзительного, и много ярко одетых людей, маленькими глотками пьющих напитки по вечерам и на уик-эндах, но через какое-то время это стало казаться нереальным, как будто она видела фигуры на сцене.
Она не возражала, что живет с родственниками своего отца. Они были добрыми, щедрыми и сделали ее частью своей семьи. Были каникулы с тетей Деборой, которая говорила с Люси о Марианне, и это нравилось Люси. Оглядываясь назад, она думала, что в конечном счете она смогла все-таки иметь достаточно счастливое детство, хотя она была рада, когда стала вполне взрослой, чтобы уехать из дома, работать в Лондоне и иметь собственную квартиру.
Однако проблема с воспоминаниями заключается в том, что, даже если ты изо всех сил борешься с ними, иногда они бывают слишком сильны. Они могут спокойно оставаться где-то в уголке твоего разума — иногда на протяжении многих лет, — а потом наброситься на тебя. Люси прекрасно знала, что были опасные и болезненные воспоминания, и любой ценой нужно было не дать им вырваться.
Глава 21
Алиса всегда знала, что прошлое может быть опасно, и она всегда знала, что призраки прошлого однажды могут разрушить аккуратное лживое сооружение, которое она построила. Достаточно одного неверного движения или одного неожиданного мига, когда кто-то узнает ее, и карьере баронессы придет конец.
Но Алиса не знала, что в мире существовали иные призраки, которые могли разрушить гораздо больше, чем просто раскрыть вымышленную личность. Призраки, которые были жестоки, как когти орла, которые уничтожали целые национальности и преследовали целые поколения. Эти призраки носили, выдавая за свое изобретение, древний, когда-то религиозный символ, который они высокомерно превратили в орудие непримиримого режима...
Только после успеха «Альрауне» (говорили, что Бригитта Хельм была в ярости из-за этой наглой узурпации ее самой известной роли) Алиса начала чувствовать, что общество Вены менялось, что веселье было слишком возбужденным, чтобы быть настоящим, что огни горели слишком ярко. Много лет спустя она задумывалась, были ли те дни поворотным моментом, существовал ли день, ночь или час, когда эти легкие идеи, носившиеся в воздухе, оформились в злобу, подобно тому, как сворачиваются чайные листья в чашке старухи или запотевает поверхность стеклянного шара гадалки...
Но ведь Алиса, конечно, была не единственной, кто чувствовал, что опасные зловещие призраки проводили перестановку сил и вновь собирались войти в мир? У каждого значительного события всегда найдутся люди, которые будут готовы мудро кивнуть и сказать: о да, мы знали, что что-то было не так... Мы говорил это в то время... У нас было чувство... Чувствовали ли эти Кассандры, что вот-вот начнется новая и страшная глава истории?.. Вспоминали ли они потом, спустя годы, то время, когда огни целого континента потухли, и тьма настала на четыре длинных года?..
Все были согласны, что правительство не допустит, чтобы случилась еще одна война, потому что после Первой мировой войны больше не должно быть конфликтов. Алисе было всего восемь лет в тот день в ноябре 1918 года. Тогда она еще не понимала аплодисментов и празднований, и слово «перемирие» ничего для нее не значило, за исключением того, что люди радостно выкрикивали его на улицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Криспин. Криспин стоял в туманной глубине зеркала, глядя на Эдмунда, говоря с Эдмундом в его собственной голове.
«Я всегда буду с тобой, — говорил голос Криспина так, как он говорил маленькому Эдмунду. — Помни, Эдмунд... Тебе никто не будет нужен, потому что, что бы ты ни сделал и куда бы ты ни пошел, я всегда буду с тобой, чтобы помочь тебе...»
Прошло много-много времени, прежде чем Эдмунд вспомнил, что за пределами дома был мир, и что-то должно было быть сделано, и как-то ему нужно было добраться до телефона и позвонить в «скорую помощь». Безликий голос ответил, и Эдмунд идеально спокойным тоном сказал, что его отец только что умер, что он был с отцом один и не знал, что должен делать, но подумал, что лучше начать с доктора, который лечил его отца.
Да, он был вполне уверен, что отец умер, сказал он. Нет, не было никакой надежды, что он жив. Поэтому не мог бы доктор или кто-то из его коллег приехать как можно быстрее? Да, он понимает, что, пока они узнают, кто сейчас на дежурстве, пройдет какое-то время. Нет, конечно, он не уйдет из дому в это время. Он подумал, считал ли говоривший, что он собирался уйти из дому ночью и болтаться где-то, пока смертельный холод сковывает тело его отца.
Но он выслушал, как ему объясняли, что надо позвонить 999, а потом ледяным тоном сказал, что, так как его отец был без сомнения мертв, не было смысла вызывать «скорую», которая могла быть более необходима где-то в другом месте, не говоря уже о том, чтобы перебудить всю округу воем и световыми вспышками сирены. Ему были нужны только доктор и гробовщик, и ему было все равно, кто приедет первым. Голос нашел это замечание неуместным и строго сказал, что дежурный врач приедет, как только сможет.
Эдмунд прождал этого молодого, очень взъерошенного дежурного врача три часа. Он просидел на полу на лестничной площадке, держа дверь ванной открытой, глядя на тело своего отца, пытаясь не думать, что он будет делать, если ужасная голова с двумя парами приоткрытых губ — одни мертвенно-бледные, другие — запекшиеся от крови — вдруг повернется к двери.
Пока он ждал, часы внизу отмеряли своим ровным тиканьем минуты, а затем часы. Тик-так... Всегда буду с тобой, Эдмунд... Тик-так... Убитые приходят, Эдмунд...
Убитые. Конрад Кляйн. Лео Драйер. Марианна и Брюс Трент.
Эдмунд долго слушал ритмичные тикающие голоса, и очень медленно он начал понимать, что Криспин — настоящий Криспин, который был молодым, очаровательным и полным уверенности, — заполнял его, и он знал, что Криспин будет оставаться с ним, не важно, что он, Эдмунд, будет делать. Он слышал голос Криспина в тиканье часов и в шуме дождя, похожем на хихиканье домового, когда дождевые потоки сбегали вниз по водосточным трубам. Мы оба убийцы, Эдмунд... Мы оба убили кого-то... Поэтому я останусь с тобой, Эдмунд... Я позабочусь о том, чтобы ты был в безопасности...
Незадолго до рассвета тело Криспина наконец-то начало коченеть, опускаясь в холодную воду, и вода билась о края ванны, добавляя свой плещущийся голос к голосу тикающих часов. Убитые приходят, Эдмунд. .. Я всегда буду с тобой, Эдмунд... Всегда буду с тобой, Эдмунд... Что бы ты ни делал и куда бы ты ни пошел, я всегда буду с тобой, чтобы помочь тебе...
После пожара Люси торжественно поклялась никогда не забывать родителей, всегда помнить, как они выглядели и как звучали их голоса. Но, хотя она очень сильно старалась, через какое-то время воспоминания стали смутными и неопределенными. Она помнила много смеха, иногда чересчур пронзительного, и много ярко одетых людей, маленькими глотками пьющих напитки по вечерам и на уик-эндах, но через какое-то время это стало казаться нереальным, как будто она видела фигуры на сцене.
Она не возражала, что живет с родственниками своего отца. Они были добрыми, щедрыми и сделали ее частью своей семьи. Были каникулы с тетей Деборой, которая говорила с Люси о Марианне, и это нравилось Люси. Оглядываясь назад, она думала, что в конечном счете она смогла все-таки иметь достаточно счастливое детство, хотя она была рада, когда стала вполне взрослой, чтобы уехать из дома, работать в Лондоне и иметь собственную квартиру.
Однако проблема с воспоминаниями заключается в том, что, даже если ты изо всех сил борешься с ними, иногда они бывают слишком сильны. Они могут спокойно оставаться где-то в уголке твоего разума — иногда на протяжении многих лет, — а потом наброситься на тебя. Люси прекрасно знала, что были опасные и болезненные воспоминания, и любой ценой нужно было не дать им вырваться.
Глава 21
Алиса всегда знала, что прошлое может быть опасно, и она всегда знала, что призраки прошлого однажды могут разрушить аккуратное лживое сооружение, которое она построила. Достаточно одного неверного движения или одного неожиданного мига, когда кто-то узнает ее, и карьере баронессы придет конец.
Но Алиса не знала, что в мире существовали иные призраки, которые могли разрушить гораздо больше, чем просто раскрыть вымышленную личность. Призраки, которые были жестоки, как когти орла, которые уничтожали целые национальности и преследовали целые поколения. Эти призраки носили, выдавая за свое изобретение, древний, когда-то религиозный символ, который они высокомерно превратили в орудие непримиримого режима...
Только после успеха «Альрауне» (говорили, что Бригитта Хельм была в ярости из-за этой наглой узурпации ее самой известной роли) Алиса начала чувствовать, что общество Вены менялось, что веселье было слишком возбужденным, чтобы быть настоящим, что огни горели слишком ярко. Много лет спустя она задумывалась, были ли те дни поворотным моментом, существовал ли день, ночь или час, когда эти легкие идеи, носившиеся в воздухе, оформились в злобу, подобно тому, как сворачиваются чайные листья в чашке старухи или запотевает поверхность стеклянного шара гадалки...
Но ведь Алиса, конечно, была не единственной, кто чувствовал, что опасные зловещие призраки проводили перестановку сил и вновь собирались войти в мир? У каждого значительного события всегда найдутся люди, которые будут готовы мудро кивнуть и сказать: о да, мы знали, что что-то было не так... Мы говорил это в то время... У нас было чувство... Чувствовали ли эти Кассандры, что вот-вот начнется новая и страшная глава истории?.. Вспоминали ли они потом, спустя годы, то время, когда огни целого континента потухли, и тьма настала на четыре длинных года?..
Все были согласны, что правительство не допустит, чтобы случилась еще одна война, потому что после Первой мировой войны больше не должно быть конфликтов. Алисе было всего восемь лет в тот день в ноябре 1918 года. Тогда она еще не понимала аплодисментов и празднований, и слово «перемирие» ничего для нее не значило, за исключением того, что люди радостно выкрикивали его на улицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121