— Вот и вы, — сказал кто-то и крепко взял ее под руку. Это оказался Артур. — Судья, если хотите, чтобы я отвез вас обратно, нужно немедленно ехать. Я только что получил сообщение по пейджеру. Арестовали одну мою клиентку, нужно ее вызволять.
Он повел Джиллиан по коридору.
Дубинский последовал за ними, однако с появлением Артура перенес внимание на него. Ему хотелось узнать мнение адвоката по каждому из вопросов, поднятых Мюриэл. Артур остановился и попытался избавиться от Дубинского, но тот тащился за ними до маленькой автостоянки напротив здания суда.
— О, частная практика, похоже, выгодное занятие, — сказал, коснувшись крыла машины, репортер.
— Она куплена не на гонорар от этого дела, — заверил его Артур. Помог Джиллиан сесть в машину и быстро поехал вниз по пандусу.
— Ты мой спаситель. — Закрыв глаза, Джиллиан приложила руку к груди. — Стал Стюарт еще хуже, или я попросту отвыкла? На самом деле у тебя нет клиентки в полиции, так ведь?
— Есть, к сожалению. Моя сестра.
— Твоя сестра!
— Джиллиан, это случается постоянно. Но мне нужно быть там.
— Конечно. Высади меня на углу.
— Тебе куда?
— Артур, пожалуйста. Позаботься о сестре. Сегодня вечером я работаю в Ниринге. Доеду туда автобусом.
— Ну а я еду во второй участок на Западном берегу. Поехали. Если хочешь, можешь сесть на автобус там.
Джиллиан решила, что, поехав с ним, никакой проблемы ему не создаст. К тому же у нее было незавершенное дело с Артуром. Она все еще надеялась загладить вчерашнюю неловкость при расставании, и ей было любопытно узнать его мнение о сегодняшних разбирательствах. Но Артур первый спросил у нее, что она думает об Эрно.
— Думаю, Мюриэл очень хороший юрист, — сказала Джиллиан. — Она подняла большую бучу.
— Ты веришь ему?
Джиллиан, в сущности, об этом не задумывалась. Верить или нет почему-то казалось второстепенным. Принимать решение предстояло не ей. Кроме того, она теперь чувствовала, как захватил ее сам процесс. Она не бывала в судебном зале с тех пор, как ей вынесли приговор. И не могла представить, что его обстановка может так воодушевить ее, как сегодня. Обвинители и адвокаты; судьи; вспышка эмоций, даже более сильная, чем в театре, потому что все было потрясающе реальным. Когда Эрно говорил о своей близкой смерти, это походило на длительный грозовой разряд. Ей даже казалось, что в большом зале должно запахнуть озоном.
Джиллиан нисколько не удивляло, что она испытывала легкую зависть. Она всегда любила зал суда. Однако потрясло ее то, каким все это оставалось близким, — расчеты и размышления, входившие в каждый вопрос, усилия понять загадочные реакции судьи. Она только теперь осознавала, что это снилось ей каждую ночь.
— Честно говоря, Артур, я сомневаюсь, что склонна ему верить. Но подумала, что твоя реабилитация свидетеля была совершенно блестящей, по-своему не менее действенной, чем перекрестный допрос Мюриэл.
— Навряд ли, — ответил Артур, однако не смог сдержать улыбки.
Джиллиан сказала это не из вежливости, Артур действовал первоклассно. Перекрестный допрос требовал красноречия, чтобы допрашивающая сторона превращалась в яркое воплощение неверия. Опрос после него обладал своего рода артистизмом, гораздо более тонким. В ходе него адвокат, слегка напоминавший отца, оказывающего нежное влияние на непослушного отпрыска, незаметно вывел свидетеля снова в благоприятный свет.
— Видимо, на этой стадии я еще не составила мнения об Эрно, — ответила Джиллиан. — Можешь ты как-нибудь подкрепить его показания?
— Не представляю чем. Вещественных свидетельств нет. Если он насиловал Луизу, могли остаться паховый волосок, ДНК, но ничего обнаружено не было.
— Как думаешь, почему он это отрицает? Изнасилование?
— С того дня, как мы ездили в Редьярд, он утверждает, что Кумагаи ошибся. Думаю, это говорит в его пользу. Если бы он хотел привязать свои показания к уликам, то признался бы и в этом.
Они медленно ехали в густом послеполуденном потоке машин. Джиллиан размышляла. На этой стадии, просто посеяв сомнения в справедливости приговора, вызволить Ромми из коридора смертников не удастся. Десять лет прошло. Слишком поздно. Но существовала вероятность, что Мюриэл захочет вывести разбирательство из центра всеобщего внимания.
— Знаешь, Мюриэл может повести с тобой разговор о сделке, — сказала она Артуру.
— О замене смертной казни пожизненным сроком? Даже если он невиновен?
— Что скажет твой клиент?
— Это то же самое, что испытание судом Божьим. Предложить ему жизнь. Если он виновен, то ухватится за это предложение. Если нет, тоже может согласиться, лишь бы остаться в живых.
— Его выбор, так ведь? — спросила Джиллиан, но Артур покачал головой.
— Хочется, чтобы он оказался невиновным. Теперь я совсем как Памела. — Он посмотрел на нее с детской робостью. — Быть адвокатом лучше, чем обвинителем. Обвинитель действует по правде. Но не так. Мне предстоит сражаться со всем миром. Впервые за многие годы я не чувствую себя подавленным, когда встаю поутру.
Артур, никогда не скрывавший своих чувств, весело просиял.
Джиллиан улыбнулась, но снова почувствовала себя направляющейся туда, куда путь ей уже заказан.
Она спросила Артура о сестре, и он безжизненным тоном вкратце рассказал историю Сьюзен. История была довольно обычной: периоды стабильности, потом сокрушительный рецидив и госпитализация. Сьюзен несколько раз исчезала — то бывало ужасное время. Артур с отцом искали ее на улицах. Последний раз она оказалась в Фениксе принимающей амфетамин — худшее, что можно представить для шизофренички — и на третьем месяце беременности. Для отца, не перестававшего лелеять надежду, что красивая, многообещающая дочь все-таки вернется к нему, эти циклы болезни бывали особенно мучительными.
— Лекарства помогают? — спросила Джиллиан.
— Хорошо помогают. Но рано или поздно Сьюзен отказывается их принимать.
— Почему?
— Потому что побочные воздействия некоторых ужасны. У нее начинается дрожь. Тахикардия. Ей парализовало шею. Одна из причин ее содержания в стационаре заключается в том, что там она получает укол проликсина раз в неделю. Риспердал помогал ей лучше, но его нужно колоть каждый день, а это никак не получается. Это лекарство делает ее покорной. И она его ненавидит. Думаю, для нее самое худшее то, что жизнь становится тусклой по сравнению с тем, что происходит в голове, когда она ничего не принимает. Речь идет о человеке, у которого индекс интеллектуальности сто шестьдесят пять. Я даже не могу представить, что происходит у нее в мозгу. Но знаю — нечто яркое, необузданное, вдохновляющее. Она гениальна, несмотря на болезнь. Для нее внешний мир так же чужд, как средневековье, но она каждое утро прочитывает три газеты и не забывает ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116