Прежде чем мы перейдем к обсуждению этого
предложения, я должен спросить, нет ли у кого-то из членов временного
комитета возражений или отводов.
Молчание.
- Прекрасно, - сказал Стью. - Перейдем к обсуждению?
- Не думаю, что это необходимо, Стью, - сказал Дик Эллис. - Идея
великолепная. Давайте голосовать!
Раздались одобрительные аплодисменты. Чарли Импенинг махал рукой,
чтобы ему предоставили слово, но Стью проигнорировал его - характерный
случай селективного восприятия, так выразился бы по этому поводу Глен
Бэйтмен - и сказал:
- Пусть те, кто поддерживает предложение Гарольда Лаудера, скажут да.
- ДА!! - завопили все, спугнув устроившихся под потолком ласточек.
- Кто против?
Никто не был против, даже Чарли Импенинг - во всяком случае, он не
высказал свои возражения вслух. Стью перешел к следующему пункту.
После митинга, прошедшего безо всяких осложнений, на лужайке перед
залом Чатакуа сидело более двух дюжин мужчин и женщин. Дождь прекратился,
ветер разогнал облака и в воздухе стояла приятная вечерняя прохлада. Стью
и Фрэнни подсели к Ларри, Люси, Лео и Гарольду.
Ларри подтолкнул Фрэнни локтем и указал на Гарольда.
- Должен тебе сказать, он сегодня превзошел самого себя.
Гарольд улыбнулся и скромно пожал плечами.
- Парочка идей - вот и все. Вы всемером сдвинули дело с мертвой
точки. У вас по крайней мере должна быть привилегия довести его до конца.
Теперь, через пятнадцать минут после того, как они оставили это
импровизированное сборище и отправились домой, Стью спросил у Фрэн:
- Ты уверена, что с тобой все в порядке?
- Да. Только ноги чуть-чуть устали.
- Ты что-то скрываешь от меня, Фрэнсис.
- Не называй меня так. Ты же знаешь, что я терпеть не могу это имя.
- Извини меня. Я больше никогда так не поступлю, Фрэнсис.
- Все мужчины - ублюдки.
- Я постараюсь исправиться, Фрэнсис. Честное слово.
Она показала ему язык, но он заметил, что шутливая перепалка не
увлекла ее. Лицо Фрэнни выглядело бледным и вялым. Оно было совсем не
похоже на лицо девушки, с таким воодушевлением певшей несколько часов
назад государственный гимн.
- Что-то расстроило тебя, радость моя?
Она покачала головой, но ему показалось, что он заметил у нее в
глазах слезы.
- В чем дело? Расскажи мне.
- Ничего. В этом-то все и дело. Именно это меня и тревожит. Все
кончено, и я наконец это поняла. Меньше шестисот людей поют
"Звездно-полосатый флаг". Внезапно это ошеломило меня. Нет больше палаток,
где продают "горячие собаки". Колесо Ферриса не закружится сегодня вечером
на Кони-Айленде. Никто не пропустит стаканчик на ночь в Сиэтле. Кто-то
наконец нашел способ борьбы с употреблением наркотиков в военных частях
Бостона. Но лекарство оказалось гораздо более ужасным, чем сама болезнь.
Понимаешь, о чем я?
- Да, конечно.
- В моем дневнике есть небольшой раздел под названием "Запомнить".
Чтобы ребенок мог узнать... о тех вещах, которые он никогда не увидит. От
этого мне и грустно.
- Всем грустно сегодня, - сказал Стью, обняв ее за плечи. - Многие
люди будут плакать сегодня перед сном. Я в этом не сомневаюсь.
- Не понимаю, как можно оплакивать целую страну, - сказала она,
заплакав еще сильнее, - но ничего не могу особой поделать. Все эти... все
эти маленькие подробности толпятся в моей голове. Коммивояжеры на машинах.
Фрэнк Синатра. Пляж Оулд Орчард в июле, весь забитый людьми, в основном,
квебекцами. Этот глупый парень на ЭмТиВи - Рэнди, так, по-моему, его
звали. Времена... о, Господи, все это звучит, как какое-нибудь ч-чертово
стихотворение Рода М-МакКуена!
Он обнял ее, похлопал ее по спине, вспоминая, как его тетушка Бетти
рыдала над полоской невзошедших хлебов. Она тогда была беременна маленьким
кузеном Лэдди, месяце на седьмом или около того, и Стью помнил, как она
вытирала глаза уголком посудного полотенца и просила его не обращать на
нее внимания, так как каждая беременная женщина находится в двух шагах от
психбольницы из-за веществ, которые выделяются у нее в гландах.
Через некоторое время Фрэнни сказала:
- О'кей, о'кей. Мне уже лучше. Пошли.
- Фрэнни, я люблю тебя, - сказал он.
- Что ты лучше всего помнишь из прошлого? - спросила она у него.
- Ну, знаешь ли, - сказал он, а потом остановился со смешком.
- Не знаю, Стюарт.
- Но это глупость.
- Р_а_с_с_к_а_ж_и_ мне.
- Не уверен, что я хочу этого. Станешь заглядываться на парней с
сачками для бабочек.
- Расскажи мне! - Она видела Стью в разных состояниях, но эта
забавная, взъерошенная неуверенность была ей внове.
- Я никому об этом не рассказывал, - сказал он. - Но я вспоминал об
этом несколько раз за последнюю пару недель. Что-то случилось со мной в
1982 году. Я тогда заправлял бензин на станции Билла Хэпскома. Он иногда
нанимал меня, когда мог и когда не было работы на калькуляторной фабрике.
Я работал в полсмены, с одиннадцати вечера до закрытия, то есть до трех
часов утра. После того, как заправлялись люди, ехавшие с бумажной фабрики
Дикси, смена которых начиналась в три, а заканчивалась в одиннадцать,
работы почти не было... очень часто между двенадцатью и тремя не
останавливалась вообще ни одна машина. Я сидел там и читал книгу или
журнал, а часто просто дремал.
Как-то ночью примерно в четверть третьего я сидел, положив ноги на
стол Хэпа, и читал какой-то вестерн. И тут к станции подъезжает большой
старый "Понтиак". Все стекла опущены, а магнитофон орет внутри изо всех
сил. Я даже помню песенку - "Уходя дальше" Хэнка Вилльямса. Внутри сидит
парень - не молодой и не старый. Вид у него симпатичный, но немножко
страшный - я хочу сказать, он выглядел так, словно он может сделать
что-нибудь страшное, особенно над этим не задумываясь. У него были
кустистые, вьющиеся темные волосы. Между ногами была зажата бутылка вина,
а с зеркала заднего вида свисала пара игральных костей. Он говорит:
"Обслужите по полной программе", а я отвечаю - о'кей, но почти минуту я
стоял и не мог сдвинуться с места, смотрел на него. Потому что вид у него
был какой-то знакомый.
Они дошли до угла. Дом, где была их квартира, стоял через дорогу. Они
остановились. Фрэн смотрела на Стью очень внимательно.
- Ну, я и сказал: "Такое чувство, что я вас знаю. Вы случайно не из
Корбетта или Максина?" Но на самом деле я не думал, что он из этих мест. А
он отвечает: "Нет, но однажды я проезжал Корбетт со всей семьей, когда был
еще мальчишкой. По-моему, в детстве я умудрился проехать почти через
каждый городок в Америке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238
предложения, я должен спросить, нет ли у кого-то из членов временного
комитета возражений или отводов.
Молчание.
- Прекрасно, - сказал Стью. - Перейдем к обсуждению?
- Не думаю, что это необходимо, Стью, - сказал Дик Эллис. - Идея
великолепная. Давайте голосовать!
Раздались одобрительные аплодисменты. Чарли Импенинг махал рукой,
чтобы ему предоставили слово, но Стью проигнорировал его - характерный
случай селективного восприятия, так выразился бы по этому поводу Глен
Бэйтмен - и сказал:
- Пусть те, кто поддерживает предложение Гарольда Лаудера, скажут да.
- ДА!! - завопили все, спугнув устроившихся под потолком ласточек.
- Кто против?
Никто не был против, даже Чарли Импенинг - во всяком случае, он не
высказал свои возражения вслух. Стью перешел к следующему пункту.
После митинга, прошедшего безо всяких осложнений, на лужайке перед
залом Чатакуа сидело более двух дюжин мужчин и женщин. Дождь прекратился,
ветер разогнал облака и в воздухе стояла приятная вечерняя прохлада. Стью
и Фрэнни подсели к Ларри, Люси, Лео и Гарольду.
Ларри подтолкнул Фрэнни локтем и указал на Гарольда.
- Должен тебе сказать, он сегодня превзошел самого себя.
Гарольд улыбнулся и скромно пожал плечами.
- Парочка идей - вот и все. Вы всемером сдвинули дело с мертвой
точки. У вас по крайней мере должна быть привилегия довести его до конца.
Теперь, через пятнадцать минут после того, как они оставили это
импровизированное сборище и отправились домой, Стью спросил у Фрэн:
- Ты уверена, что с тобой все в порядке?
- Да. Только ноги чуть-чуть устали.
- Ты что-то скрываешь от меня, Фрэнсис.
- Не называй меня так. Ты же знаешь, что я терпеть не могу это имя.
- Извини меня. Я больше никогда так не поступлю, Фрэнсис.
- Все мужчины - ублюдки.
- Я постараюсь исправиться, Фрэнсис. Честное слово.
Она показала ему язык, но он заметил, что шутливая перепалка не
увлекла ее. Лицо Фрэнни выглядело бледным и вялым. Оно было совсем не
похоже на лицо девушки, с таким воодушевлением певшей несколько часов
назад государственный гимн.
- Что-то расстроило тебя, радость моя?
Она покачала головой, но ему показалось, что он заметил у нее в
глазах слезы.
- В чем дело? Расскажи мне.
- Ничего. В этом-то все и дело. Именно это меня и тревожит. Все
кончено, и я наконец это поняла. Меньше шестисот людей поют
"Звездно-полосатый флаг". Внезапно это ошеломило меня. Нет больше палаток,
где продают "горячие собаки". Колесо Ферриса не закружится сегодня вечером
на Кони-Айленде. Никто не пропустит стаканчик на ночь в Сиэтле. Кто-то
наконец нашел способ борьбы с употреблением наркотиков в военных частях
Бостона. Но лекарство оказалось гораздо более ужасным, чем сама болезнь.
Понимаешь, о чем я?
- Да, конечно.
- В моем дневнике есть небольшой раздел под названием "Запомнить".
Чтобы ребенок мог узнать... о тех вещах, которые он никогда не увидит. От
этого мне и грустно.
- Всем грустно сегодня, - сказал Стью, обняв ее за плечи. - Многие
люди будут плакать сегодня перед сном. Я в этом не сомневаюсь.
- Не понимаю, как можно оплакивать целую страну, - сказала она,
заплакав еще сильнее, - но ничего не могу особой поделать. Все эти... все
эти маленькие подробности толпятся в моей голове. Коммивояжеры на машинах.
Фрэнк Синатра. Пляж Оулд Орчард в июле, весь забитый людьми, в основном,
квебекцами. Этот глупый парень на ЭмТиВи - Рэнди, так, по-моему, его
звали. Времена... о, Господи, все это звучит, как какое-нибудь ч-чертово
стихотворение Рода М-МакКуена!
Он обнял ее, похлопал ее по спине, вспоминая, как его тетушка Бетти
рыдала над полоской невзошедших хлебов. Она тогда была беременна маленьким
кузеном Лэдди, месяце на седьмом или около того, и Стью помнил, как она
вытирала глаза уголком посудного полотенца и просила его не обращать на
нее внимания, так как каждая беременная женщина находится в двух шагах от
психбольницы из-за веществ, которые выделяются у нее в гландах.
Через некоторое время Фрэнни сказала:
- О'кей, о'кей. Мне уже лучше. Пошли.
- Фрэнни, я люблю тебя, - сказал он.
- Что ты лучше всего помнишь из прошлого? - спросила она у него.
- Ну, знаешь ли, - сказал он, а потом остановился со смешком.
- Не знаю, Стюарт.
- Но это глупость.
- Р_а_с_с_к_а_ж_и_ мне.
- Не уверен, что я хочу этого. Станешь заглядываться на парней с
сачками для бабочек.
- Расскажи мне! - Она видела Стью в разных состояниях, но эта
забавная, взъерошенная неуверенность была ей внове.
- Я никому об этом не рассказывал, - сказал он. - Но я вспоминал об
этом несколько раз за последнюю пару недель. Что-то случилось со мной в
1982 году. Я тогда заправлял бензин на станции Билла Хэпскома. Он иногда
нанимал меня, когда мог и когда не было работы на калькуляторной фабрике.
Я работал в полсмены, с одиннадцати вечера до закрытия, то есть до трех
часов утра. После того, как заправлялись люди, ехавшие с бумажной фабрики
Дикси, смена которых начиналась в три, а заканчивалась в одиннадцать,
работы почти не было... очень часто между двенадцатью и тремя не
останавливалась вообще ни одна машина. Я сидел там и читал книгу или
журнал, а часто просто дремал.
Как-то ночью примерно в четверть третьего я сидел, положив ноги на
стол Хэпа, и читал какой-то вестерн. И тут к станции подъезжает большой
старый "Понтиак". Все стекла опущены, а магнитофон орет внутри изо всех
сил. Я даже помню песенку - "Уходя дальше" Хэнка Вилльямса. Внутри сидит
парень - не молодой и не старый. Вид у него симпатичный, но немножко
страшный - я хочу сказать, он выглядел так, словно он может сделать
что-нибудь страшное, особенно над этим не задумываясь. У него были
кустистые, вьющиеся темные волосы. Между ногами была зажата бутылка вина,
а с зеркала заднего вида свисала пара игральных костей. Он говорит:
"Обслужите по полной программе", а я отвечаю - о'кей, но почти минуту я
стоял и не мог сдвинуться с места, смотрел на него. Потому что вид у него
был какой-то знакомый.
Они дошли до угла. Дом, где была их квартира, стоял через дорогу. Они
остановились. Фрэн смотрела на Стью очень внимательно.
- Ну, я и сказал: "Такое чувство, что я вас знаю. Вы случайно не из
Корбетта или Максина?" Но на самом деле я не думал, что он из этих мест. А
он отвечает: "Нет, но однажды я проезжал Корбетт со всей семьей, когда был
еще мальчишкой. По-моему, в детстве я умудрился проехать почти через
каждый городок в Америке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238