Не был уверен, когда это началось, и еще
меньше сейчас.
- Думаешь, у тебя есть шанс?
- Нет, не думаю, - сердито ответил Гэррети. - И зачем я говорю с
тобой? Это все равно, что говорить с ветром.
Где-то далеко в ночи завыли полицейские сирены.
- Кто-то впереди прорвался через ограждение, - сказал Стеббинс. Какие
они тут неугомонные! Только подумай, сколько еще людей ждет тебя впереди.
- Тебя тоже.
- Меня тоже, - согласился Стеббинс, и они долгое время молчали. -
Удивительно, как сознание управляет телом, - сказал он наконец. Средняя
домохозяйка за день проходит шестнадцать миль, от холодильника до утюга и
обратно, и к концу дня ног под собой не чует.
Коммивояжер может пройти двадцать, школьник, играющий в футбол, - от
двадцати пяти до двадцати восьми... это за весь день, с утра до вечера. И
все они устают. Устают, но не выматываются.
- Да.
- Но представь, что домохозяйке говорят: сегодня до ужина тебе надо
пройти шестнадцать миль.
Гэррети кивнул:
- Вот тогда она вымотается.
Стеббинс промолчал. Гэррети показалось, что он недоволен его ответом.
- Разве не так?
- А ты не думаешь, что она пройдет их до обеда, а потом будет валяться
перед телевизором? Я именно так думаю. Гэррети, ты устал?
- Да. Я устал.
- А вымотался?
- Не думаю.
- Правильно. Вот _он_ вымотался, - Стеббинс указал пальцем на Олсона.
- Он почти уже готов.
Гэррети посмотрел на Олсона, словно ожидая, что тот от слов Стеббинса
упадет.
- Но что его держит?
- Спроси своего дружка Бейкера. Мул не любит пахать, но любит
морковку. Вот ему и подвешивают морковку перед носом. Мул без морковки
выматывается быстрее. Понимаешь?
- Не очень.
Стеббинс улыбнулся.
- Ладно, посмотри на Олсона. Он уже не любит морковку, хотя он этого
еще не знает. Смотри на него и учись.
Гэррети посмотрел на Стеббинса внимательней, не зная, издевается он
или говорит серьезно. Стеббинс рассмеялся - звонко и весело, заставив
многих идущих удивленно обернуться.
- Иди. Поговори с ним. А если он не захочет, просто посмотри. Учиться
никогда не поздно.
- Хочешь сказать, что это важный урок?
Стеббинс перестал смеяться:
- Это самый важный урок, какой может быть. Урок жизни и смерти. Реши
это уравнение, и ты выживешь.
Сказав это, Стеббинс, казалось, потерял к нему интерес и снова стал
смотреть вниз. Гэррети отошел от него и направился к Олсону.
Он попытался разглядеть лицо Олсона и не мог. Кожа его пожелтела и
высохла от обезвоживания. Глаза глубоко засели в глазницы. Волосы на голове
торчали во все стороны слипшимися прядями.
Это был уже не человек, а робот. Тот Олсон, что сидел когда-то на
траве и рассказывал про парня, которого застрелили прямо на старте, исчез.
Его больше не было.
- Олсон? - прошептал он.
Олсон шел. Это был ходячий дом с привидениями. От него так и разило
смертью.
- Олсон, ты можешь говорить?
Олсон шел. Его лицо смотрело в темноту, и в безумных глазах что-то
светилось, что-то там еще оставалось, но что?
Они взбирались на очередной холм. В легких Гэррети оставалось все
меньше воздуха, и он тяжело дышал, как собака в жару. Рядом с дорогой текла
река - серебряная змея в черноте ночи. Это Стилуотер, вспомнил он. В
Олдтауне течет Стилуотер. Впереди рассыпались огоньки. Олдтаун. Они дошли
до Олдтауна.
- Олсон! - позвал он. - Это Олдтаун! Мы дошли!
Олсон не отвечал. Теперь он понял, кого Олсон ему напоминает -
"Летучий Голландец", несущийся вперед без экипажа.
Они быстро спустились с холма, свернули влево и перешли через мост. На
другой стороне моста был знак: "_Подъем_. _Грузовикам_ _снизить_
_скорость_". Некоторые застонали.
Подъем возвышался перед ними, как гора, хотя он был совсем невысоким.
Но он был.
Гэррети сделал первый шаг. "На вершине буду задыхаться, как астматик,
- подумал он, и следующей мыслью было, - если доберусь до вершины". В ногах
- от бедер до ступней, - встала протестующая боль. Ноги говорили, что не
могут больше всего этого выдержать.
"Но вы выдержите, - сказал им Гэррети. - Выдержите или сдохнете".
"Нам плевать, - ответили ноги. - Можешь подыхать".
Мускулы, казалось, размякли, как мороженое на солнце. Они тряслись и
прыгали, напоминая плохо управляемых марионеток.
Спереди и сзади сыпались предупреждения, и Гэррети понял, что скоро
одно из них достанется и ему. Он уставился на Олсона, пытаясь попасть в
такт его шагам. Они взойдут на этот проклятый холм вместе, а потом Олсон
откроет ему секрет, о котором говорил Стеббинс. Сколько еще? Сто футов?
Пятьдесят?
Прогремели первые выстрелы, следом - пронзительный крик, заглушенный
новыми выстрелами. Гэррети ничего не видел в темноте, да его и не
интересовало, кто это был. Осталась только боль, режущая боль в ногах и в
легких.
Холм спрямился и пошел под уклон. Этот склон был более покатым, но
мускулы Гэррети не переставали дрожать. "Мои ноги сейчас откажут, - думал
он. - Они не доведут меня до Фрипорта. Даже до Олдтауна. Я умираю".
Тут ночь разорвал рев множества глоток, дикий и восторженный,
повторяющий одно и то же слово:
- _Гэррети_! _Гэррети_! _Гэррети_! _Гэррети_!
Это Бог-отец. Бог лишил его ног за то, что он хотел узнать секрет,
узнать секрет... Как гром:
- _Гэррети_! _Гэррети_! _Гэррети_!
Это был не Бог. Это были ученики олдтаунской высшей школы,
выкрикивающие хором его имя. Как только они увидели его бледное, измученное
лицо, скандирование превратилось в бурю аплодисментов. Парни вопили и
целовали своих девушек. Гэррети помахал им, улыбаясь, и опять повернулся к
Олсону.
- Олсон, - прошептал он. - Олсон!
Веки Олсона чуть-чуть дрогнули. Искра жизни, как последний поворот
стартера в старом автомобиле.
- Скажи мне, Олсон. Скажи мне, что делать. Школьники ("Неужели я
когда-то ходил в школу?" - с удивлением подумал Гэррети) прыгали теперь
вокруг них, оглушая их криками.
Глаза Олсона с трудом поворачивались в глазницах, словно они заржавели
и требовали смазки. Его губы издали какой-то звук.
- Ну, - прошептал Гэррети. - Ну, говори же! Говори, Олсон!
- А-а, - сказал Олсон. - А-а.
Гэррети подошел ближе и положил руку Олсону на плечо, вдыхая смесь
пота, гноя и мочи.
- Попытайся, Олсон!
- Бу. Бо. Божий... Божий сад.
- Божий сад? Что ты говоришь?
- Он полон. Плодов. Я...
Гэррети молчал. Он не мог говорить. Они поднимались на очередной холм,
и он опять задыхался. Олсон, казалось, вообще не дышал.
- Я не хочу. Умирать, - закончил Олсон. Гэррети с ужасом смотрел на
то, что было Одеоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
меньше сейчас.
- Думаешь, у тебя есть шанс?
- Нет, не думаю, - сердито ответил Гэррети. - И зачем я говорю с
тобой? Это все равно, что говорить с ветром.
Где-то далеко в ночи завыли полицейские сирены.
- Кто-то впереди прорвался через ограждение, - сказал Стеббинс. Какие
они тут неугомонные! Только подумай, сколько еще людей ждет тебя впереди.
- Тебя тоже.
- Меня тоже, - согласился Стеббинс, и они долгое время молчали. -
Удивительно, как сознание управляет телом, - сказал он наконец. Средняя
домохозяйка за день проходит шестнадцать миль, от холодильника до утюга и
обратно, и к концу дня ног под собой не чует.
Коммивояжер может пройти двадцать, школьник, играющий в футбол, - от
двадцати пяти до двадцати восьми... это за весь день, с утра до вечера. И
все они устают. Устают, но не выматываются.
- Да.
- Но представь, что домохозяйке говорят: сегодня до ужина тебе надо
пройти шестнадцать миль.
Гэррети кивнул:
- Вот тогда она вымотается.
Стеббинс промолчал. Гэррети показалось, что он недоволен его ответом.
- Разве не так?
- А ты не думаешь, что она пройдет их до обеда, а потом будет валяться
перед телевизором? Я именно так думаю. Гэррети, ты устал?
- Да. Я устал.
- А вымотался?
- Не думаю.
- Правильно. Вот _он_ вымотался, - Стеббинс указал пальцем на Олсона.
- Он почти уже готов.
Гэррети посмотрел на Олсона, словно ожидая, что тот от слов Стеббинса
упадет.
- Но что его держит?
- Спроси своего дружка Бейкера. Мул не любит пахать, но любит
морковку. Вот ему и подвешивают морковку перед носом. Мул без морковки
выматывается быстрее. Понимаешь?
- Не очень.
Стеббинс улыбнулся.
- Ладно, посмотри на Олсона. Он уже не любит морковку, хотя он этого
еще не знает. Смотри на него и учись.
Гэррети посмотрел на Стеббинса внимательней, не зная, издевается он
или говорит серьезно. Стеббинс рассмеялся - звонко и весело, заставив
многих идущих удивленно обернуться.
- Иди. Поговори с ним. А если он не захочет, просто посмотри. Учиться
никогда не поздно.
- Хочешь сказать, что это важный урок?
Стеббинс перестал смеяться:
- Это самый важный урок, какой может быть. Урок жизни и смерти. Реши
это уравнение, и ты выживешь.
Сказав это, Стеббинс, казалось, потерял к нему интерес и снова стал
смотреть вниз. Гэррети отошел от него и направился к Олсону.
Он попытался разглядеть лицо Олсона и не мог. Кожа его пожелтела и
высохла от обезвоживания. Глаза глубоко засели в глазницы. Волосы на голове
торчали во все стороны слипшимися прядями.
Это был уже не человек, а робот. Тот Олсон, что сидел когда-то на
траве и рассказывал про парня, которого застрелили прямо на старте, исчез.
Его больше не было.
- Олсон? - прошептал он.
Олсон шел. Это был ходячий дом с привидениями. От него так и разило
смертью.
- Олсон, ты можешь говорить?
Олсон шел. Его лицо смотрело в темноту, и в безумных глазах что-то
светилось, что-то там еще оставалось, но что?
Они взбирались на очередной холм. В легких Гэррети оставалось все
меньше воздуха, и он тяжело дышал, как собака в жару. Рядом с дорогой текла
река - серебряная змея в черноте ночи. Это Стилуотер, вспомнил он. В
Олдтауне течет Стилуотер. Впереди рассыпались огоньки. Олдтаун. Они дошли
до Олдтауна.
- Олсон! - позвал он. - Это Олдтаун! Мы дошли!
Олсон не отвечал. Теперь он понял, кого Олсон ему напоминает -
"Летучий Голландец", несущийся вперед без экипажа.
Они быстро спустились с холма, свернули влево и перешли через мост. На
другой стороне моста был знак: "_Подъем_. _Грузовикам_ _снизить_
_скорость_". Некоторые застонали.
Подъем возвышался перед ними, как гора, хотя он был совсем невысоким.
Но он был.
Гэррети сделал первый шаг. "На вершине буду задыхаться, как астматик,
- подумал он, и следующей мыслью было, - если доберусь до вершины". В ногах
- от бедер до ступней, - встала протестующая боль. Ноги говорили, что не
могут больше всего этого выдержать.
"Но вы выдержите, - сказал им Гэррети. - Выдержите или сдохнете".
"Нам плевать, - ответили ноги. - Можешь подыхать".
Мускулы, казалось, размякли, как мороженое на солнце. Они тряслись и
прыгали, напоминая плохо управляемых марионеток.
Спереди и сзади сыпались предупреждения, и Гэррети понял, что скоро
одно из них достанется и ему. Он уставился на Олсона, пытаясь попасть в
такт его шагам. Они взойдут на этот проклятый холм вместе, а потом Олсон
откроет ему секрет, о котором говорил Стеббинс. Сколько еще? Сто футов?
Пятьдесят?
Прогремели первые выстрелы, следом - пронзительный крик, заглушенный
новыми выстрелами. Гэррети ничего не видел в темноте, да его и не
интересовало, кто это был. Осталась только боль, режущая боль в ногах и в
легких.
Холм спрямился и пошел под уклон. Этот склон был более покатым, но
мускулы Гэррети не переставали дрожать. "Мои ноги сейчас откажут, - думал
он. - Они не доведут меня до Фрипорта. Даже до Олдтауна. Я умираю".
Тут ночь разорвал рев множества глоток, дикий и восторженный,
повторяющий одно и то же слово:
- _Гэррети_! _Гэррети_! _Гэррети_! _Гэррети_!
Это Бог-отец. Бог лишил его ног за то, что он хотел узнать секрет,
узнать секрет... Как гром:
- _Гэррети_! _Гэррети_! _Гэррети_!
Это был не Бог. Это были ученики олдтаунской высшей школы,
выкрикивающие хором его имя. Как только они увидели его бледное, измученное
лицо, скандирование превратилось в бурю аплодисментов. Парни вопили и
целовали своих девушек. Гэррети помахал им, улыбаясь, и опять повернулся к
Олсону.
- Олсон, - прошептал он. - Олсон!
Веки Олсона чуть-чуть дрогнули. Искра жизни, как последний поворот
стартера в старом автомобиле.
- Скажи мне, Олсон. Скажи мне, что делать. Школьники ("Неужели я
когда-то ходил в школу?" - с удивлением подумал Гэррети) прыгали теперь
вокруг них, оглушая их криками.
Глаза Олсона с трудом поворачивались в глазницах, словно они заржавели
и требовали смазки. Его губы издали какой-то звук.
- Ну, - прошептал Гэррети. - Ну, говори же! Говори, Олсон!
- А-а, - сказал Олсон. - А-а.
Гэррети подошел ближе и положил руку Олсону на плечо, вдыхая смесь
пота, гноя и мочи.
- Попытайся, Олсон!
- Бу. Бо. Божий... Божий сад.
- Божий сад? Что ты говоришь?
- Он полон. Плодов. Я...
Гэррети молчал. Он не мог говорить. Они поднимались на очередной холм,
и он опять задыхался. Олсон, казалось, вообще не дышал.
- Я не хочу. Умирать, - закончил Олсон. Гэррети с ужасом смотрел на
то, что было Одеоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51