Его жизнелюбивое сердце и свободная душа устремились к этой женщине, он отчаянно и страстно желал принадлежать ей, но к этому стремлению отдать себя добавлялась и потребность обладать.
— Говорят, что жизнь длинна, независимо от того, сколь мало в ней дней, если ее делить с кем-то, — сказал он после паузы, которая включала в себя все очарование близости.
— И еще говорят, — в тон ему промолвила Катеос, — что настоящая любовь — это вечно благоухающий цветок, не знающий сезонов и никогда не увядающий.
Эмоции переполнили ученого, унося последние сомнения. Восприятие обострилось до предела.
— Мы в трудном положении. Я всего лишь простой крионец и не могу обещать комфорта и богатства…
— Если для вас важны определенность и достаток, то лучше не продолжать этот разговор, — довольно грубо оборвала его Катеос.
— Пожалуйста, не надо, — раздраженно воскликнул он, изо всех сил стараясь сохранить самообладание и не потерять нить беседы. — Ваше счастье и благополучие станут моей обязанностью. Позвольте мне выразить озабоченность этой стороной вопроса, даже если я недостаточно красноречив.
— Да, — ответила она. — Красноречие ни к чему, если вы говорите искренне.
Доворнобб заглянул в ее большие, светящиеся, карие глаза; он ощущал себя очарованным путником, которому все равно, куда идти, главное, что ему выпал шанс на это путешествие. Путешествие в любовь. Время текло где-то рядом, но не имело для него никакого значения. Ученый нашел свой остров. Воздух наполнился запахом его чувств.
— Мастер Доворнобб? — прошептала она, возвращая его к реальности.
— Да? — отрешенно отозвался он. — О да! — теперь, когда объект его стремлений находился прямо перед ним, Доворнобб собрал всю свою решимость и выразил то, для чего пришел сюда: — Я хочу, чтобы вы стали моей супругой… навсегда.
Вот так! Сказано, хотя и несколько кратко.
Но в ее присутствии и говорить, и думать было трудно. Она опустила глаза. Никакого ответа. И когда ученый уже собрался продолжить, Катеос заговорила.
— У меня нет выбора, я обязана подчиниться вам. Таков закон: моя жизнь — это ваша жизнь. Конечно, вы оказали мне честь, — она склонилась еще ниже, выражая свою покорность, в уголке глаза набухла слеза. Женщина моргнула, и слезинка упала на землю.
— Благодарю вас за формальное согласие, — тихо сказал Доворнобб. Теперь он мог говорить. Ее смиренная поза вызвала в нем потребность излить свои чувства. Он был ученый и свободомыслящий крионец. Ортодоксальность общества вызывала в нем ненависть, мешая или даже запрещая выражать свои чувства или понимать чувства других.
— Между нами есть понимание, есть чувство, есть связь, — спокойно, но раскаляясь изнутри, начал Доворнобб. — И они глубже и сильнее древних правил и традиций, — теперь наступила его очередь читать лекцию. — Я хочу быть вашим спутником. Я хочу, чтобы вы были моим спутником. Навсегда. На всю жизнь. Я хочу, чтобы вы стали моей супругой не потому, что я так распорядился, и не потому, что я хочу взять на себя ответственность за ваших детей. Я хочу, чтобы вы стали моей супругой потому и только потому, что вы сами этого желаете. Если это не так, уходите сейчас и не возвращайтесь. Я не намерен взывать к обычаям нашего общества и буду огорчен, если они — эти правила — стали причиной того, что вы подчиняетесь моим желаниям.
Все это время, пока лилась его речь, Катеос не сводила с него глаз, лицо ее разрумянилось, и каждый упрек только добавлял женщине очарования и красоты. Запах ее чувств тронул ноздри Доворнобба.
— Обещаю вам, — пылко ответила она, — обещаю, что мое согласие является лишь выражением свободной воли. Я ваша навсегда. Ваша, потому что я так хочу — вы мой хозяин.
— Я ваш супруг, — с чувством добавил он, и их запахи смешались.
Женщина сжала его руку, слезы ручьем стекали по ее прекрасному лицу.
— Супруг мой, это обещание — неугасимое пламя. Оно будет разгораться и не погаснет никогда.
Страстность этих слов опалила Доворнобба, доведя до состояния экстаза. Едва сдерживая радость, ученый устремил на нее свой горящий взгляд.
— Обещание — это уже решение. Мы супруги. Я займусь необходимыми документами.
* * *
— Их нужно держать в изоляции, — просвистел Кооп. — Чужаки грубы и ведут себя как дети! Они грязны и плохо пахнут. Мы опасаемся того, что длинноногие принесут нам зло! — собравшиеся старейшины и представители мастеров молча слушали. Перечисление грехов их гостей продолжалось. Обитатели скал не могли поощрять их прожорливость, грубость, раздражительность и буйство.
— Примите мое глубочайшее уважение, о старейший, — прощебетал с галереи посетителей Тоон. — Можно мне сказать? — он встал без разрешения старейшего.
Возмущенный столь бесцеремонным вмешательством, Кооп взглянул с подиума в зал, отыскивая виновника нарушения протокола. Здесь собрались главным образом члены совета, избранные мастера и представители охотников.
— А, наблюдатель Тоон! — Кооп был удивлен. — Твой доклад и стал основой наших суждений. Что еще ты хочешь добавить?
— Покорно прошу разрешить мне обратиться к совету, — обратился мастер пара. — Мои наблюдения сослужили вам плохую службу. О старейший, твое решение продлить карантин может быть правильным, но обоснование причин неверно.
Зал зашумел, возмущенный столь вопиющим проступком.
— Грубое поведение длинноногих не означает, что они принесли зло, — торопливо продолжил Тоон, стараясь донести до всех свои мысли прежде, чем смелость покинет его. — Чужаки разные. Суждение нужно отложить до тех пор, пока мы не поймем их лучше. Да, у них плохие манеры, да, они самонадеянны, да, высокомерны.
Длинноногие не хотят зла, но они ведут себя как отдельные существа, каждый исходит из своих интересов, действует эгоистично, выпуская из вида общую цель, — шум в зале усилился. Тоон повысил голос: — Я предлагаю дать чужакам возможность трудиться, даже если при этом они больше узнают о нашем обществе. Полезная деятельность потребует от них сил и энергии, которые сейчас расходуются впустую, и возвысит их в наших глазах.
В зале воцарилась тишина. Члены совета старейшин рассматривали одиноко стоящего мастера так, словно перед ними было вредное насекомое. Молчание затягивалось.
Его нарушил Браан, вождь охотников. Не извиняясь за нарушение этикета, он поднялся со своего места.
Кооп недовольно посмотрел на него. Такое вмешательство отрицательно сказывалось на его положении старейшины и руководителя всех обитателей скал.
— В словах Тоона есть смысл, — сказал Браан.
— О вождь охотников, выскажи свое мнение, — с едва скрытым недовольством объявил Кооп.
— Покорно принимаю твое разрешение говорить, — просвистел Браан, занимая место на подиуме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Говорят, что жизнь длинна, независимо от того, сколь мало в ней дней, если ее делить с кем-то, — сказал он после паузы, которая включала в себя все очарование близости.
— И еще говорят, — в тон ему промолвила Катеос, — что настоящая любовь — это вечно благоухающий цветок, не знающий сезонов и никогда не увядающий.
Эмоции переполнили ученого, унося последние сомнения. Восприятие обострилось до предела.
— Мы в трудном положении. Я всего лишь простой крионец и не могу обещать комфорта и богатства…
— Если для вас важны определенность и достаток, то лучше не продолжать этот разговор, — довольно грубо оборвала его Катеос.
— Пожалуйста, не надо, — раздраженно воскликнул он, изо всех сил стараясь сохранить самообладание и не потерять нить беседы. — Ваше счастье и благополучие станут моей обязанностью. Позвольте мне выразить озабоченность этой стороной вопроса, даже если я недостаточно красноречив.
— Да, — ответила она. — Красноречие ни к чему, если вы говорите искренне.
Доворнобб заглянул в ее большие, светящиеся, карие глаза; он ощущал себя очарованным путником, которому все равно, куда идти, главное, что ему выпал шанс на это путешествие. Путешествие в любовь. Время текло где-то рядом, но не имело для него никакого значения. Ученый нашел свой остров. Воздух наполнился запахом его чувств.
— Мастер Доворнобб? — прошептала она, возвращая его к реальности.
— Да? — отрешенно отозвался он. — О да! — теперь, когда объект его стремлений находился прямо перед ним, Доворнобб собрал всю свою решимость и выразил то, для чего пришел сюда: — Я хочу, чтобы вы стали моей супругой… навсегда.
Вот так! Сказано, хотя и несколько кратко.
Но в ее присутствии и говорить, и думать было трудно. Она опустила глаза. Никакого ответа. И когда ученый уже собрался продолжить, Катеос заговорила.
— У меня нет выбора, я обязана подчиниться вам. Таков закон: моя жизнь — это ваша жизнь. Конечно, вы оказали мне честь, — она склонилась еще ниже, выражая свою покорность, в уголке глаза набухла слеза. Женщина моргнула, и слезинка упала на землю.
— Благодарю вас за формальное согласие, — тихо сказал Доворнобб. Теперь он мог говорить. Ее смиренная поза вызвала в нем потребность излить свои чувства. Он был ученый и свободомыслящий крионец. Ортодоксальность общества вызывала в нем ненависть, мешая или даже запрещая выражать свои чувства или понимать чувства других.
— Между нами есть понимание, есть чувство, есть связь, — спокойно, но раскаляясь изнутри, начал Доворнобб. — И они глубже и сильнее древних правил и традиций, — теперь наступила его очередь читать лекцию. — Я хочу быть вашим спутником. Я хочу, чтобы вы были моим спутником. Навсегда. На всю жизнь. Я хочу, чтобы вы стали моей супругой не потому, что я так распорядился, и не потому, что я хочу взять на себя ответственность за ваших детей. Я хочу, чтобы вы стали моей супругой потому и только потому, что вы сами этого желаете. Если это не так, уходите сейчас и не возвращайтесь. Я не намерен взывать к обычаям нашего общества и буду огорчен, если они — эти правила — стали причиной того, что вы подчиняетесь моим желаниям.
Все это время, пока лилась его речь, Катеос не сводила с него глаз, лицо ее разрумянилось, и каждый упрек только добавлял женщине очарования и красоты. Запах ее чувств тронул ноздри Доворнобба.
— Обещаю вам, — пылко ответила она, — обещаю, что мое согласие является лишь выражением свободной воли. Я ваша навсегда. Ваша, потому что я так хочу — вы мой хозяин.
— Я ваш супруг, — с чувством добавил он, и их запахи смешались.
Женщина сжала его руку, слезы ручьем стекали по ее прекрасному лицу.
— Супруг мой, это обещание — неугасимое пламя. Оно будет разгораться и не погаснет никогда.
Страстность этих слов опалила Доворнобба, доведя до состояния экстаза. Едва сдерживая радость, ученый устремил на нее свой горящий взгляд.
— Обещание — это уже решение. Мы супруги. Я займусь необходимыми документами.
* * *
— Их нужно держать в изоляции, — просвистел Кооп. — Чужаки грубы и ведут себя как дети! Они грязны и плохо пахнут. Мы опасаемся того, что длинноногие принесут нам зло! — собравшиеся старейшины и представители мастеров молча слушали. Перечисление грехов их гостей продолжалось. Обитатели скал не могли поощрять их прожорливость, грубость, раздражительность и буйство.
— Примите мое глубочайшее уважение, о старейший, — прощебетал с галереи посетителей Тоон. — Можно мне сказать? — он встал без разрешения старейшего.
Возмущенный столь бесцеремонным вмешательством, Кооп взглянул с подиума в зал, отыскивая виновника нарушения протокола. Здесь собрались главным образом члены совета, избранные мастера и представители охотников.
— А, наблюдатель Тоон! — Кооп был удивлен. — Твой доклад и стал основой наших суждений. Что еще ты хочешь добавить?
— Покорно прошу разрешить мне обратиться к совету, — обратился мастер пара. — Мои наблюдения сослужили вам плохую службу. О старейший, твое решение продлить карантин может быть правильным, но обоснование причин неверно.
Зал зашумел, возмущенный столь вопиющим проступком.
— Грубое поведение длинноногих не означает, что они принесли зло, — торопливо продолжил Тоон, стараясь донести до всех свои мысли прежде, чем смелость покинет его. — Чужаки разные. Суждение нужно отложить до тех пор, пока мы не поймем их лучше. Да, у них плохие манеры, да, они самонадеянны, да, высокомерны.
Длинноногие не хотят зла, но они ведут себя как отдельные существа, каждый исходит из своих интересов, действует эгоистично, выпуская из вида общую цель, — шум в зале усилился. Тоон повысил голос: — Я предлагаю дать чужакам возможность трудиться, даже если при этом они больше узнают о нашем обществе. Полезная деятельность потребует от них сил и энергии, которые сейчас расходуются впустую, и возвысит их в наших глазах.
В зале воцарилась тишина. Члены совета старейшин рассматривали одиноко стоящего мастера так, словно перед ними было вредное насекомое. Молчание затягивалось.
Его нарушил Браан, вождь охотников. Не извиняясь за нарушение этикета, он поднялся со своего места.
Кооп недовольно посмотрел на него. Такое вмешательство отрицательно сказывалось на его положении старейшины и руководителя всех обитателей скал.
— В словах Тоона есть смысл, — сказал Браан.
— О вождь охотников, выскажи свое мнение, — с едва скрытым недовольством объявил Кооп.
— Покорно принимаю твое разрешение говорить, — просвистел Браан, занимая место на подиуме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74