Она рассказывает ей о Фазе Стоуна, о том, чем в ней занимаются. Рассказывает о нашей работе.
Возбудившаяся было, Наташа успокаивается, на её лице появляется выражение глубочайшей заинтересованности. Еще бы! Вот это — приключение! Расскажешь, никто тебе не поверит. Надо же, как повезло! Но к концу Лениных объяснений, когда она узнаёт, как мы сюда попали, до неё доходит, как ей «повезло». Стать сокамерником в пожизненном заключении, пусть даже эта камера размером с планету, сомнительная радость.
К этому моменту с едой покончено, и я выставляю на стол чай, а к мёду сдобные лепёшки.
— Не падай духом, Наташа, — успокаиваю я её. — Мы с Леной не из тех, кто сдаётся. Мы обязательно выберемся отсюда к своим, а уж оттуда-то тебя переправить домой будет просто.
Лена делает «страшные глаза», и я захлёбываюсь горячим чаем. Идиот! Что болтаю? Уж от нас-то она точно никогда домой не попадёт. Я совсем забыл о проклятом Хронокодексе. Надо же, наобещал девчонке, Время знает чего! Болтун!
— Ты, Андрюша, займись делами, — говорит Лена, — А мы с Наташей посидим у очага, побеседуем. Хорошо?
Мы с Наташей согласно киваем. Женщины присаживаются на диван, а я убираю со стола.
— Чай оставь нам, — просит Лена.
Она наливает две чашки, себе и Наташе, и я слышу, как Наташа говорит:
— Я правильно поняла? Вы — хроноагенты и работаете в параллельных Фазах… В результате враждебных действий ваших противников вы оказались здесь в ловушке, и теперь для вас нет другого выхода, кроме как согласиться на их условия. Так?
— Так. И ты понимаешь, что принять их условия мы не можем?
— Понимаю. Я бы тоже так поступила. Ведь это значит работать против своих товарищей, предать их…
Дальше я уже не слышу, уношу грязную посуду к мойке. «Молодец, девочка! — думаю я, перемывая посуду, — Сразу видно в какой стране и в какое время она воспитывалась». А кстати, какое у них сейчас время? Я ведь определил его только весьма приблизительно, по Алголу. И почему у них такое странное летоисчисление? Где-то 72000 лишним, что ли? Надо будет порасспросить. Ну, для этого ещё будет время.
Покончив с посудой, сажусь к компьютеру. Лена с Наташей сидят на диване и тихо беседуют. Пока загружаются мои файлы, наблюдаю за ними. Каждая из них красива по-своему. Лена прекрасна красотой зрелой, опытной женщины, знающей на что она способна, уверенной в себе, знающей себе цену и осознающей свою красоту. А Наташа прекрасна своей юностью. Она ещё ничего не знает, мало что умеет и своей расцветающей красоты пока ещё не осознаёт.
Засиживаемся мы далеко за полночь. Наташа готова расспрашивать и узнавать интересующие её вещи и дальше, но Лена решительно встаёт:
— Пора баиньки.
Она подходит к Синтезатору и творит для Наташи комплект постельного белья.
— Андрей, я положу её в соседней комнате, — говорит Лена и уводит Наташу.
— Спокойной ночи, Андрей, — прощается девушка.
— Спокойной ночи, Наташенька, — отвечаю я.
Через полчаса Лена возвращается и какое-то время, неслышно ступая мягкими тапочками, меряет комнату шагами. Она подходит к Синтезатору, присаживается к нему и начинает что-то настраивать. Подумав немного, она обращается ко мне:
— Положи свою ладонь на датчик рядом с моей и представь себе Наташу, такой, какую сейчас видел. Надо одеть её. Не жить же ей здесь только в этом платье и туфельках. Я почему-то никогда не угадываю размеры, всё время получается слишком узко. А у тебя глаз-алмаз. По себе знаю.
Лена начинает творить. Она достаёт из камеры один за другим различные предметы женского гардероба. Брюки, шорты, рубашки, купальники, спортивный комбинезон, такой же костюм как и на ней самой. Обувь: удобные туфельки без каблуков, босоножки, тапочки-чешки. Затем следует несколько пар носочек, гольфов и трусики.
Всё это Лена аккуратно складывает. В заключение следует такое, что у меня глаза на лоб лезут. Лена достаёт из камеры две прозрачные накидки, такие, в которых она любила ходить по вечерам дома. Одну из них она откладывает в сторону:
— Это — мне.
Вторую, потемнее и с красной каймой, она укладывает на стопку, предназначенную для Наташи:
— А это — ей.
— Ты уверена, что ей это потребуется.
— Время покажет.
Спорить с Леной бесполезно, и я разглядываю, что она натворила. Замечаю, что в одежде преобладают тёмно-голубые и белые тона, а обувь вся красная.
— Ты, что, творила по своему вкусу?
— Нет, почему же, по её. Когда мы с ней разговаривали, я выяснила, что наши цветовые гаммы почти совпадают. Только обувь она предпочитает красную.
Лена относит всё сотворённое в комнату Наташи.
— И что же мы будем делать с нашей гостьей? — спрашиваю я.
— Это она сегодня — гостья. А завтра будет такой же хозяйкой, как я и ты. А делать будем ясно что: учить и воспитывать.
— Хм? Учить, понятно, а воспитывать, по-моему, уже поздновато.
— Брось, Андрюша. Она сейчас — непаханая целина. Поверь мне, как психологу.
— Что ж, допустим. Раз ты так считаешь и видишь для себя здесь фронт работы, тебе и карты в руки. Но не это имел я в виду.
— А что же?
— Надо помочь ей вернуться домой.
Лена поворачивается ко мне и долго смотрит на меня удивлёнными глазами.
— Как? — спрашивает она, — Ты ей уже чуть не наобещал всякой ерунды, вселил несбыточные надежды. Я еле-еле успокоила её. Но ведь ты сам понимаешь, что пути домой ей отрезаны. Мы можем вырваться, если сумеем, конечно, только к своим. А уж из Монастыря дорога домой ей заказана, и ты хорошо знаешь, почему. Так что, давай над этой проблемой голову ломать не будем, а будем её потихоньку, но настойчиво, приучать к мысли, что домой она уже никогда не вернётся.
Лена внезапно замолкает и внимательно смотрит на меня:
— По-моему, у тебя есть какая-то идея?
— Есть одна, но она требует обмозговывания.
— Поделись. Помозгуем вместе.
Лена вытягивается на шкуре, протянув ноги в голубых тапочках к очагу. Я молча смотрю на неё и размышляю, как сказать то, что я думаю. Чтобы потянуть время, я наклоняюсь над её ногами и глажу ступни и длинные пальчики через тонкую кожу тапочек. Лена шевелит ими и спрашивает:
— Ну?
Я решаюсь и говорю только два слова:
— Старый Волк.
Лена резко приподнимается на локте и пристально смотрит на меня. Похоже, ей кажется, что она ослышалась.
— Андрей! Ведь мы договорились, что код связи со Старым Волком для нас не существует.
Я снимаю с неё тапочки, беру её тёплую лапку в руку и пожимаю её.
— Пойми, Лена, если бы речь шла обо мне, то этот Волчара ждал бы моего вызова до морковкиного заговенья. Но речь-то идёт о Наташе. За что она должна терпеть всё это? Ну, ладно, мы с тобой попались в ловушку и, с точки зрения Старого Волка, заслужили свою участь. Впрочем, с моей точки зрения мы заслужили куда более худшего. А она здесь совершенно не при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Возбудившаяся было, Наташа успокаивается, на её лице появляется выражение глубочайшей заинтересованности. Еще бы! Вот это — приключение! Расскажешь, никто тебе не поверит. Надо же, как повезло! Но к концу Лениных объяснений, когда она узнаёт, как мы сюда попали, до неё доходит, как ей «повезло». Стать сокамерником в пожизненном заключении, пусть даже эта камера размером с планету, сомнительная радость.
К этому моменту с едой покончено, и я выставляю на стол чай, а к мёду сдобные лепёшки.
— Не падай духом, Наташа, — успокаиваю я её. — Мы с Леной не из тех, кто сдаётся. Мы обязательно выберемся отсюда к своим, а уж оттуда-то тебя переправить домой будет просто.
Лена делает «страшные глаза», и я захлёбываюсь горячим чаем. Идиот! Что болтаю? Уж от нас-то она точно никогда домой не попадёт. Я совсем забыл о проклятом Хронокодексе. Надо же, наобещал девчонке, Время знает чего! Болтун!
— Ты, Андрюша, займись делами, — говорит Лена, — А мы с Наташей посидим у очага, побеседуем. Хорошо?
Мы с Наташей согласно киваем. Женщины присаживаются на диван, а я убираю со стола.
— Чай оставь нам, — просит Лена.
Она наливает две чашки, себе и Наташе, и я слышу, как Наташа говорит:
— Я правильно поняла? Вы — хроноагенты и работаете в параллельных Фазах… В результате враждебных действий ваших противников вы оказались здесь в ловушке, и теперь для вас нет другого выхода, кроме как согласиться на их условия. Так?
— Так. И ты понимаешь, что принять их условия мы не можем?
— Понимаю. Я бы тоже так поступила. Ведь это значит работать против своих товарищей, предать их…
Дальше я уже не слышу, уношу грязную посуду к мойке. «Молодец, девочка! — думаю я, перемывая посуду, — Сразу видно в какой стране и в какое время она воспитывалась». А кстати, какое у них сейчас время? Я ведь определил его только весьма приблизительно, по Алголу. И почему у них такое странное летоисчисление? Где-то 72000 лишним, что ли? Надо будет порасспросить. Ну, для этого ещё будет время.
Покончив с посудой, сажусь к компьютеру. Лена с Наташей сидят на диване и тихо беседуют. Пока загружаются мои файлы, наблюдаю за ними. Каждая из них красива по-своему. Лена прекрасна красотой зрелой, опытной женщины, знающей на что она способна, уверенной в себе, знающей себе цену и осознающей свою красоту. А Наташа прекрасна своей юностью. Она ещё ничего не знает, мало что умеет и своей расцветающей красоты пока ещё не осознаёт.
Засиживаемся мы далеко за полночь. Наташа готова расспрашивать и узнавать интересующие её вещи и дальше, но Лена решительно встаёт:
— Пора баиньки.
Она подходит к Синтезатору и творит для Наташи комплект постельного белья.
— Андрей, я положу её в соседней комнате, — говорит Лена и уводит Наташу.
— Спокойной ночи, Андрей, — прощается девушка.
— Спокойной ночи, Наташенька, — отвечаю я.
Через полчаса Лена возвращается и какое-то время, неслышно ступая мягкими тапочками, меряет комнату шагами. Она подходит к Синтезатору, присаживается к нему и начинает что-то настраивать. Подумав немного, она обращается ко мне:
— Положи свою ладонь на датчик рядом с моей и представь себе Наташу, такой, какую сейчас видел. Надо одеть её. Не жить же ей здесь только в этом платье и туфельках. Я почему-то никогда не угадываю размеры, всё время получается слишком узко. А у тебя глаз-алмаз. По себе знаю.
Лена начинает творить. Она достаёт из камеры один за другим различные предметы женского гардероба. Брюки, шорты, рубашки, купальники, спортивный комбинезон, такой же костюм как и на ней самой. Обувь: удобные туфельки без каблуков, босоножки, тапочки-чешки. Затем следует несколько пар носочек, гольфов и трусики.
Всё это Лена аккуратно складывает. В заключение следует такое, что у меня глаза на лоб лезут. Лена достаёт из камеры две прозрачные накидки, такие, в которых она любила ходить по вечерам дома. Одну из них она откладывает в сторону:
— Это — мне.
Вторую, потемнее и с красной каймой, она укладывает на стопку, предназначенную для Наташи:
— А это — ей.
— Ты уверена, что ей это потребуется.
— Время покажет.
Спорить с Леной бесполезно, и я разглядываю, что она натворила. Замечаю, что в одежде преобладают тёмно-голубые и белые тона, а обувь вся красная.
— Ты, что, творила по своему вкусу?
— Нет, почему же, по её. Когда мы с ней разговаривали, я выяснила, что наши цветовые гаммы почти совпадают. Только обувь она предпочитает красную.
Лена относит всё сотворённое в комнату Наташи.
— И что же мы будем делать с нашей гостьей? — спрашиваю я.
— Это она сегодня — гостья. А завтра будет такой же хозяйкой, как я и ты. А делать будем ясно что: учить и воспитывать.
— Хм? Учить, понятно, а воспитывать, по-моему, уже поздновато.
— Брось, Андрюша. Она сейчас — непаханая целина. Поверь мне, как психологу.
— Что ж, допустим. Раз ты так считаешь и видишь для себя здесь фронт работы, тебе и карты в руки. Но не это имел я в виду.
— А что же?
— Надо помочь ей вернуться домой.
Лена поворачивается ко мне и долго смотрит на меня удивлёнными глазами.
— Как? — спрашивает она, — Ты ей уже чуть не наобещал всякой ерунды, вселил несбыточные надежды. Я еле-еле успокоила её. Но ведь ты сам понимаешь, что пути домой ей отрезаны. Мы можем вырваться, если сумеем, конечно, только к своим. А уж из Монастыря дорога домой ей заказана, и ты хорошо знаешь, почему. Так что, давай над этой проблемой голову ломать не будем, а будем её потихоньку, но настойчиво, приучать к мысли, что домой она уже никогда не вернётся.
Лена внезапно замолкает и внимательно смотрит на меня:
— По-моему, у тебя есть какая-то идея?
— Есть одна, но она требует обмозговывания.
— Поделись. Помозгуем вместе.
Лена вытягивается на шкуре, протянув ноги в голубых тапочках к очагу. Я молча смотрю на неё и размышляю, как сказать то, что я думаю. Чтобы потянуть время, я наклоняюсь над её ногами и глажу ступни и длинные пальчики через тонкую кожу тапочек. Лена шевелит ими и спрашивает:
— Ну?
Я решаюсь и говорю только два слова:
— Старый Волк.
Лена резко приподнимается на локте и пристально смотрит на меня. Похоже, ей кажется, что она ослышалась.
— Андрей! Ведь мы договорились, что код связи со Старым Волком для нас не существует.
Я снимаю с неё тапочки, беру её тёплую лапку в руку и пожимаю её.
— Пойми, Лена, если бы речь шла обо мне, то этот Волчара ждал бы моего вызова до морковкиного заговенья. Но речь-то идёт о Наташе. За что она должна терпеть всё это? Ну, ладно, мы с тобой попались в ловушку и, с точки зрения Старого Волка, заслужили свою участь. Впрочем, с моей точки зрения мы заслужили куда более худшего. А она здесь совершенно не при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130