Он пришпилен к земле шипообразным колом длиной около полутора метров и толщиной в два пальца. Этот шип или кол сделан не то из кости, не то из камня: очень твёрдый и даже звенит, когда я постукиваю по нему резаком. Неподалёку в землю воткнуты ещё три таких кола.
Еще через километр моим глазам предстаёт аналогичная картина. Только на этот раз к земле колом прибит скелет оленя. Интересный способ охоты. А за мной здесь никто так поохотится не желает? Привожу автомат к бою и продолжаю путь.
Подозрительный шум заставляет меня обернуться. Птица, напоминающая ворона, только размером со штурмовик, летит на меня на высоте около десяти метров. С криком вроде ослиного с примесью карканья тварь пикирует на меня и резко взмахивает крыльями. Только отточенная на постоянных тренировках реакция спасает меня от печальной участи. Быть бы мне приколотым к земле, как тот кабан или олень. Штук шесть кольев вонзается в землю вокруг меня.
Вскидываю автомат и, когда чудовище пролетает надо мной, даю очередь. Пули с визгом рикошетируют от плотного слоя шипов-кольев, которые вместо перьев прикрывают тело чудища, как ежа иглы. Так вот кто так своеобразно охотится в этих краях.
Каркнув с ослиным акцентом, гибрид ворона и ежа разворачивается и снова атакует меня. Стреляю ему в голову и снова уворачиваюсь от летящих в меня игл размером с лом. Однако, шутки в сторону. Хорошо, что я не израсходовал «муху» на динозавра. Автомат его не берёт, посмотрим: устоит ли он против гранатомёта. Пока чудовище разворачивается, привожу «муху» к бою и ловлю его в прицел. Выстрел, и клочья монстра летят в разные стороны.
Теперь пора скорее бежать к переходу. Если появится ещё одна такая летающая крепость, а я не успею добежать до леса, мною полакомятся.
Выйдя из перехода в каменистой пустыне, я присаживаюсь и перевожу дыхание. Подобьём бабки. Еще одна подобная встреча, и мой путь можно считать завершившимся. Да и менее опасные встречи чреваты последствиями. Пулемёта нет, гранат нет, «мух» тоже нет. Патронов к автомату осталось чуть больше полутора магазинов. Правда, есть ещё «Вальтер» с двумя обоймами, но что я с ним буду делать, если меня опять занесёт в мезозой? Разве что, самому застрелиться.
В этой пустыне мне приходится израсходовать ещё с десяток автоматных патронов, отгоняя от себя волчью стаю.
Десять дней я скитаюсь по безлюдным, а порой и безжизненным Фазам. Особенно запомнился пятнадцатикилометровый переход по зловонной желтой трясине, в которую ноги проваливаются по колено, и где я на каждом шагу рисковал провалиться по уши. Из этого болота я выхожу в сплошную темноту. Под ногами что-то вроде бархана. Падаю на этот «бархан» и, не обращая внимания на мелкий дождь, засыпаю как убитый.
Просыпаюсь, когда лучи солнца назойливо пробиваются сквозь сомкнутые веки. Прежде всего, убеждаюсь, что лежу я на большой куче шлака. Осматриваюсь. Оказывается, я попал на крупную железнодорожную станцию.
Луч на искателе гуляет в довольно-таки широком секторе, сориентированном на запад. Цифры, указывающие расстояние, мельтешат, но можно разобрать, что до перехода около пяти тысяч километров. Ничего себе! Вот это — шуточки! Как мне туда попасть? Идти пешком, нечего и думать. Добираться на попутных машинах? Вы остановитесь, когда на обочине голосует человек, вооруженный автоматом? Ехать зайцем по железной дороге? С оружием это тоже не очень удобно. А бросить его нельзя. Мало ли что ещё ждёт меня впереди. Закапываю в кучу шлака автомат, резак и шлем. Прячу поглубже «Вальтер» и иду на разведку. На станции мне сразу становится ясно, что я попал в Америку второй половины тридцатых годов. Сейчас я нахожусь на Атлантическом побережье, а переход где-то в районе Сан-Франциско или Лос-Анджелеса. Значит, мне надо пересечь весь континент. Без денег это невозможно.
Послонявшись по окрестностям станции, забредаю на грузовой пакгауз. Выясняю, что каждое утро там набирают бригады для разгрузки и погрузки вагонов. Оплата сдельная. Сегодня я уже опоздал.
Ночую, зарывшись в шлак. На рассвете я уже возле пакгауза, один из первых. С восьми утра до шести вечера таскаю мешки, ящики, катаю бочки. На левой руке у меня повязка с номером. Каждый мой переход с грузом фиксирует учетчик. Вечером получаю расчет: два доллара шестьдесят центов.
Я уже знаю, что поблизости есть ночлежка, где за десять центов дадут постель и полотенце. Здесь же неподалёку есть дешевая закусочная, где можно хорошо пообедать за сорок-шестьдесят центов.
Начинается череда одинаковых, похожих один на другой, дней тяжелой работы. Утром иду на станцию, меня там уже знают и охотно берут на работу. По своим физическим данным я выгодно отличаюсь от основной массы докеров-подёнщиков. До обеда — беготня из вагона в пакгауз и обратно. Потом закусочная: супчик неопределённого названия и безвкусный, хотя и сочный, бифштекс с суховатой картошечкой и сок. Потом снова работа до шести вечера. А там расчет и ужин. На ужин беру пару хот-догов и кружку пива. Сижу над ними часа полтора, два. Прислушиваюсь к разговорам и сам беседую «за жизнь» с посетителями, что присаживаются к моему столику. С наступлением темноты иду в ночлежку. Она довольно тесная, но чистая. Хотя я уплатил за десять дней вперёд, но каждый раз при входе мне дают новый пакет с чистым бельём, и «комната»: фанерный футляр с узкой койкой, табуретом и занавеской вместо двери, всегда другая.
По моим подсчетам, через три недели такой жизни у меня накопится достаточно денег, чтобы доехать в вагоне IV класса до Тихоокеанского побережья.
Некоторое разнообразие в мою жизнь вносит шайка подростков, которая иногда ловит рабочих на выходе из пакгауза и требует, чтобы они поделились с ними заработком. Некоторые безропотно отдают деньги, некоторые отказываются, и подростки жестоко их избивают. До меня тоже домогались раза три, но я молча отшвыривал их в сторону и уходил в пивную. Всякий раз меня встречала и пыталась отнять деньги всё большая компания.
В четвёртый раз, к исходу первой недели работы, меня встречает сразу восемь хулиганов-рэкетиров. Я иду прямо на них, не сбавляя хода и не обращая внимания на их наглые требования и угрозы. Когда они от слов переходят к делу, я «успокаиваю» их быстрыми, незаметными выпадами. Хулиганы валятся в разные стороны, как кегли, на которые накатывается шар в кегельбане.
Когда я сижу со своей традиционной кружкой пива и хот-догами, к столику подходит мужчина лет сорока в клетчатом костюме и серой шляпе. В руках у него кружка пива и гамбургер.
— Разрешите присесть к вашему столику, мистер?
Я киваю. Мужчина присаживается.
— Видел я, как вы разделались с этой шпаной. Красивое было зрелище. Мне понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Еще через километр моим глазам предстаёт аналогичная картина. Только на этот раз к земле колом прибит скелет оленя. Интересный способ охоты. А за мной здесь никто так поохотится не желает? Привожу автомат к бою и продолжаю путь.
Подозрительный шум заставляет меня обернуться. Птица, напоминающая ворона, только размером со штурмовик, летит на меня на высоте около десяти метров. С криком вроде ослиного с примесью карканья тварь пикирует на меня и резко взмахивает крыльями. Только отточенная на постоянных тренировках реакция спасает меня от печальной участи. Быть бы мне приколотым к земле, как тот кабан или олень. Штук шесть кольев вонзается в землю вокруг меня.
Вскидываю автомат и, когда чудовище пролетает надо мной, даю очередь. Пули с визгом рикошетируют от плотного слоя шипов-кольев, которые вместо перьев прикрывают тело чудища, как ежа иглы. Так вот кто так своеобразно охотится в этих краях.
Каркнув с ослиным акцентом, гибрид ворона и ежа разворачивается и снова атакует меня. Стреляю ему в голову и снова уворачиваюсь от летящих в меня игл размером с лом. Однако, шутки в сторону. Хорошо, что я не израсходовал «муху» на динозавра. Автомат его не берёт, посмотрим: устоит ли он против гранатомёта. Пока чудовище разворачивается, привожу «муху» к бою и ловлю его в прицел. Выстрел, и клочья монстра летят в разные стороны.
Теперь пора скорее бежать к переходу. Если появится ещё одна такая летающая крепость, а я не успею добежать до леса, мною полакомятся.
Выйдя из перехода в каменистой пустыне, я присаживаюсь и перевожу дыхание. Подобьём бабки. Еще одна подобная встреча, и мой путь можно считать завершившимся. Да и менее опасные встречи чреваты последствиями. Пулемёта нет, гранат нет, «мух» тоже нет. Патронов к автомату осталось чуть больше полутора магазинов. Правда, есть ещё «Вальтер» с двумя обоймами, но что я с ним буду делать, если меня опять занесёт в мезозой? Разве что, самому застрелиться.
В этой пустыне мне приходится израсходовать ещё с десяток автоматных патронов, отгоняя от себя волчью стаю.
Десять дней я скитаюсь по безлюдным, а порой и безжизненным Фазам. Особенно запомнился пятнадцатикилометровый переход по зловонной желтой трясине, в которую ноги проваливаются по колено, и где я на каждом шагу рисковал провалиться по уши. Из этого болота я выхожу в сплошную темноту. Под ногами что-то вроде бархана. Падаю на этот «бархан» и, не обращая внимания на мелкий дождь, засыпаю как убитый.
Просыпаюсь, когда лучи солнца назойливо пробиваются сквозь сомкнутые веки. Прежде всего, убеждаюсь, что лежу я на большой куче шлака. Осматриваюсь. Оказывается, я попал на крупную железнодорожную станцию.
Луч на искателе гуляет в довольно-таки широком секторе, сориентированном на запад. Цифры, указывающие расстояние, мельтешат, но можно разобрать, что до перехода около пяти тысяч километров. Ничего себе! Вот это — шуточки! Как мне туда попасть? Идти пешком, нечего и думать. Добираться на попутных машинах? Вы остановитесь, когда на обочине голосует человек, вооруженный автоматом? Ехать зайцем по железной дороге? С оружием это тоже не очень удобно. А бросить его нельзя. Мало ли что ещё ждёт меня впереди. Закапываю в кучу шлака автомат, резак и шлем. Прячу поглубже «Вальтер» и иду на разведку. На станции мне сразу становится ясно, что я попал в Америку второй половины тридцатых годов. Сейчас я нахожусь на Атлантическом побережье, а переход где-то в районе Сан-Франциско или Лос-Анджелеса. Значит, мне надо пересечь весь континент. Без денег это невозможно.
Послонявшись по окрестностям станции, забредаю на грузовой пакгауз. Выясняю, что каждое утро там набирают бригады для разгрузки и погрузки вагонов. Оплата сдельная. Сегодня я уже опоздал.
Ночую, зарывшись в шлак. На рассвете я уже возле пакгауза, один из первых. С восьми утра до шести вечера таскаю мешки, ящики, катаю бочки. На левой руке у меня повязка с номером. Каждый мой переход с грузом фиксирует учетчик. Вечером получаю расчет: два доллара шестьдесят центов.
Я уже знаю, что поблизости есть ночлежка, где за десять центов дадут постель и полотенце. Здесь же неподалёку есть дешевая закусочная, где можно хорошо пообедать за сорок-шестьдесят центов.
Начинается череда одинаковых, похожих один на другой, дней тяжелой работы. Утром иду на станцию, меня там уже знают и охотно берут на работу. По своим физическим данным я выгодно отличаюсь от основной массы докеров-подёнщиков. До обеда — беготня из вагона в пакгауз и обратно. Потом закусочная: супчик неопределённого названия и безвкусный, хотя и сочный, бифштекс с суховатой картошечкой и сок. Потом снова работа до шести вечера. А там расчет и ужин. На ужин беру пару хот-догов и кружку пива. Сижу над ними часа полтора, два. Прислушиваюсь к разговорам и сам беседую «за жизнь» с посетителями, что присаживаются к моему столику. С наступлением темноты иду в ночлежку. Она довольно тесная, но чистая. Хотя я уплатил за десять дней вперёд, но каждый раз при входе мне дают новый пакет с чистым бельём, и «комната»: фанерный футляр с узкой койкой, табуретом и занавеской вместо двери, всегда другая.
По моим подсчетам, через три недели такой жизни у меня накопится достаточно денег, чтобы доехать в вагоне IV класса до Тихоокеанского побережья.
Некоторое разнообразие в мою жизнь вносит шайка подростков, которая иногда ловит рабочих на выходе из пакгауза и требует, чтобы они поделились с ними заработком. Некоторые безропотно отдают деньги, некоторые отказываются, и подростки жестоко их избивают. До меня тоже домогались раза три, но я молча отшвыривал их в сторону и уходил в пивную. Всякий раз меня встречала и пыталась отнять деньги всё большая компания.
В четвёртый раз, к исходу первой недели работы, меня встречает сразу восемь хулиганов-рэкетиров. Я иду прямо на них, не сбавляя хода и не обращая внимания на их наглые требования и угрозы. Когда они от слов переходят к делу, я «успокаиваю» их быстрыми, незаметными выпадами. Хулиганы валятся в разные стороны, как кегли, на которые накатывается шар в кегельбане.
Когда я сижу со своей традиционной кружкой пива и хот-догами, к столику подходит мужчина лет сорока в клетчатом костюме и серой шляпе. В руках у него кружка пива и гамбургер.
— Разрешите присесть к вашему столику, мистер?
Я киваю. Мужчина присаживается.
— Видел я, как вы разделались с этой шпаной. Красивое было зрелище. Мне понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130