В вашем распоряжении на всё, про всё, полтора часа. Учтите, что дорога к переходу не близкая и двигаться придётся на лыжах, но без лыжни.
Встаю и иду готовиться к походу. Проверяю фонари, без них по ночному лесу не пройдёшь. Хотя у меня же есть прибор ночного видения! Нет, лучше с фонарями. Так женщинам будет спокойней. Осматриваю лыжи. Для женщин я разработал и изготовил специальные крепления под их зимние сапожки. Достаю из кладовки комбинезоны: мой и Ленин. На всякий случай заряжаю автомат. Хоть я и блефовал, пугая Кору хищниками, чем Схлопка не шутит.
Когда до назначенного срока остаётся чуть больше часа, подхожу к Синтезатору и творю бутылку вина. Одеваюсь в мелтан, комбинезон, ботинки и с бутылкой вина и бокалами подхожу к женщинам. Наташа уже не плачет, успокоилась. Она немного угрюмая, но не взвинченная. А на Лену просто жалко смотреть. Впечатление такое, что, успокоив Наташу, она взяла на себя все её эмоции. Вот-вот разревётся.
— Ну, девоньки, собирайтесь в дорогу, да выпьем на посошок. Всё готово, и время приспело.
Наташа молча уходит в свою комнату, а Лена идёт в прихожую. Через пару минут Лена возвращается. Она в брюках, заправленных в голубые замшевые сапожки, и в белой, затейливо отделанной мехом, кожаной куртке с капюшоном.
— А почему комбез не надела? — интересуюсь я.
— Не хочу. Пусть Наташа последний раз увидит меня как женщину, а не как солдата.
Из своей комнаты выходит Наташа. Она в голубом платье, колготках и красных туфельках.
— Иди, переобуйся, — предлагаю я, — Ты что, собираешься в этих туфельках на лыжи встать или по сугробам шагать?
Наташа улыбается, машет рукой и уходит в прихожую. Возвращается она в красных замшевых сапожках, отделанных под коленями мехом. Я откупориваю бутылку и разливаю вино по бокалам.
— Ну, Наташа, за тебя! Ты, наконец, возвращаешься домой. Дай Время тебе счастья, удачи во всём и, самое главное, больше в такие переделки не попадать. Счастливого тебе пути!
Мы встаём, и Наташа, заметив, что в бутылке ещё осталось вино, просит:
— Андрей, разлей до конца.
Она берёт свой бокал и грустно смотрит на нас.
— Я хочу выпить за вас. Таких друзей у меня больше никогда не будет. Как жаль, что мы расстаёмся с вами навсегда…
— Кто знает, Наташа, — прерывает её Лена, — Как только мы доберёмся до своих; первое, что я сделаю, это свяжусь с тобой. Предупреждаю, не пугайся, мой голос зазвучит в тебе как бы ниоткуда.
— Вот за это я и хочу выпить. Пусть Время будет к вам благосклонно, и пусть скорее вы отсюда вырветесь. И не просто так, куда-нибудь, а к себе, к своим товарищам. За вас; пусть сопутствует и вам счастье и удача!
Когда мы допиваем вино, Наташа тяжело вздыхает:
— Должна же быть какая-то высшая справедливость! Почему мне: глупой, никчемной девчонке, судьба улыбнулась? Почему двум отличным, очень нужным для общества людям, так не везёт!
— Повезёт, Наташа, — успокаиваю я её, — Судьба, она настойчивых любит.
Лена, повинуясь какому-то безотчетному порыву, вдруг снимает с руки свой искатель и отдаёт его Наташе:
— Возьми. Будешь вспоминать меня, глядя на него.
— А ты? Как же ты без него?
— У Андрея есть. А я с ним больше расставаться не намерена.
Я неодобрительно качаю головой. Время знает, как ещё всё может сложиться. Но дарёного назад не отбирают, тем более, дарёного от чистого сердца. Я встаю:
— Пора.
Женщины вздыхают и тоже встают. Наташа последний раз обводит взглядом наше жилище, и на глазах её вновь наворачиваются слёзы.
— Нет-нет, Наташенька, — поспешно успокаивает её Лена, — Вот этого не надо! Андрей правильно сказал: не годится являться домой зарёванной.
Я прокладываю лыжню. На груди у меня висит фонарь, за спиной — автомат. За мной идёт Наташа. Замыкает Лена. Она за пазухой несёт Наташины туфельки. На место мы прибываем за десять минут до открытия перехода. Утаптываем площадку. Я не перестаю следить за таймером. Не дай Время, прозеваем! Переход будет открыт ровно одну минуту. Наташа снимает сапожки и обувается в туфельки. Она хочет снять и куртку, но я останавливаю её:
— Ты её только расстегни. Сбросишь в последний момент. Сейчас всё-таки, не лето.
Времени остаётся всё меньше, я смотрю на таймер:
— Две минуты! Приготовиться!
Наташа порывисто шагает ко мне и горячо целует меня. Чувствую, как по её щеке катится слезинка.
— Не надо плакать, маленькая. Прощай, Наташа!
— Нет, Андрей! До свидания! — отвечает девушка и отходит к Лене.
Женщины обнимаются. Вдруг Наташа снимает с левой руки свой браслет и протягивает его Лене.
— Возьми! Будешь меня вспоминать.
У неё на левой руке вместо браслета остаётся Ленин искатель.
— Я тебя и так никогда не забуду. До свидания, Наташенька!
— До свидания, Леночка!
— Тридцать секунд! — объявляю я, — Наташа! Вперёд, к переходу!
Наташа оставляет Лену и встаёт между сосной и осиной. Томительно тянутся последние секунды. Мелькает мысль: а вдруг у Коры что-то не получится, сорвётся…
Проход между сосной и осиной озаряется призрачным желтым светом. Есть!
— Вперёд, Наташа! — командую я, — С нами Время!
Девушка сбрасывает меховую куртку и, оставшись в одном платьице, оборачивается к нам:
— До свидания, друзья! С нами Время!
Так, обернувшись к нам, она шагает в желтое сияние и пропадает в нём. Через несколько секунд сияние гаснет, и там, между сосной и осиной, куда только что шагнула Наташа, я вижу только стройную молодую ёлочку.
Глава ХX.
Мы попали в сей мир, как в силок — воробей.
Мы полны беспокойства, надежд и скорбей.
В эту круглую клетку, где нету дверей,
Мы попали с тобой не по воле своей.
О. Хайям
— Смотри, Лена, — показываю я на эту ель подруге, — Она словно в ёлочку превратилась.
А Лена усаживается прямо на снег и начинает безутешно рыдать.
— Теперь можно, — разрешаю я, — Теперь всё кончилось.
Откровенно говоря, у меня самого сейчас такое состояние, что хочется усесться рядом с Леной и всласть пореветь. Но это мне как-то не к лицу. Молча подбираю Наташины куртку, сапожки, перчатки, фонарь и складываю это всё к торчащим из снега лыжам.
— Ну, что? Пойдём домой, — предлагаю я Лене.
Лена, не то тяжело вздохнув, не то всхлипнув, поднимается, натягивает перчатки и направляется к лыжам.
До конца дня и весь следующий день мы с Леной почти не разговариваем. Каждый из нас переживает утрату нашей «дочки», с которой мы сроднились за эти месяцы, и в которую каждый из нас вложил частицу своей души.
На третий день, когда я иду колоть дрова, Лена садится к компьютеру. Вернувшись с поленьями для очага, замечаю, что Лена не работает над снятием блокировки, а наблюдает картинку какой-то Фазы. Заслышав мои шаги, она зовёт меня, не оборачиваясь от компьютера:
— Андрей! Иди сюда! Нет, ты только глянь, что наша дочка вытворяет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Встаю и иду готовиться к походу. Проверяю фонари, без них по ночному лесу не пройдёшь. Хотя у меня же есть прибор ночного видения! Нет, лучше с фонарями. Так женщинам будет спокойней. Осматриваю лыжи. Для женщин я разработал и изготовил специальные крепления под их зимние сапожки. Достаю из кладовки комбинезоны: мой и Ленин. На всякий случай заряжаю автомат. Хоть я и блефовал, пугая Кору хищниками, чем Схлопка не шутит.
Когда до назначенного срока остаётся чуть больше часа, подхожу к Синтезатору и творю бутылку вина. Одеваюсь в мелтан, комбинезон, ботинки и с бутылкой вина и бокалами подхожу к женщинам. Наташа уже не плачет, успокоилась. Она немного угрюмая, но не взвинченная. А на Лену просто жалко смотреть. Впечатление такое, что, успокоив Наташу, она взяла на себя все её эмоции. Вот-вот разревётся.
— Ну, девоньки, собирайтесь в дорогу, да выпьем на посошок. Всё готово, и время приспело.
Наташа молча уходит в свою комнату, а Лена идёт в прихожую. Через пару минут Лена возвращается. Она в брюках, заправленных в голубые замшевые сапожки, и в белой, затейливо отделанной мехом, кожаной куртке с капюшоном.
— А почему комбез не надела? — интересуюсь я.
— Не хочу. Пусть Наташа последний раз увидит меня как женщину, а не как солдата.
Из своей комнаты выходит Наташа. Она в голубом платье, колготках и красных туфельках.
— Иди, переобуйся, — предлагаю я, — Ты что, собираешься в этих туфельках на лыжи встать или по сугробам шагать?
Наташа улыбается, машет рукой и уходит в прихожую. Возвращается она в красных замшевых сапожках, отделанных под коленями мехом. Я откупориваю бутылку и разливаю вино по бокалам.
— Ну, Наташа, за тебя! Ты, наконец, возвращаешься домой. Дай Время тебе счастья, удачи во всём и, самое главное, больше в такие переделки не попадать. Счастливого тебе пути!
Мы встаём, и Наташа, заметив, что в бутылке ещё осталось вино, просит:
— Андрей, разлей до конца.
Она берёт свой бокал и грустно смотрит на нас.
— Я хочу выпить за вас. Таких друзей у меня больше никогда не будет. Как жаль, что мы расстаёмся с вами навсегда…
— Кто знает, Наташа, — прерывает её Лена, — Как только мы доберёмся до своих; первое, что я сделаю, это свяжусь с тобой. Предупреждаю, не пугайся, мой голос зазвучит в тебе как бы ниоткуда.
— Вот за это я и хочу выпить. Пусть Время будет к вам благосклонно, и пусть скорее вы отсюда вырветесь. И не просто так, куда-нибудь, а к себе, к своим товарищам. За вас; пусть сопутствует и вам счастье и удача!
Когда мы допиваем вино, Наташа тяжело вздыхает:
— Должна же быть какая-то высшая справедливость! Почему мне: глупой, никчемной девчонке, судьба улыбнулась? Почему двум отличным, очень нужным для общества людям, так не везёт!
— Повезёт, Наташа, — успокаиваю я её, — Судьба, она настойчивых любит.
Лена, повинуясь какому-то безотчетному порыву, вдруг снимает с руки свой искатель и отдаёт его Наташе:
— Возьми. Будешь вспоминать меня, глядя на него.
— А ты? Как же ты без него?
— У Андрея есть. А я с ним больше расставаться не намерена.
Я неодобрительно качаю головой. Время знает, как ещё всё может сложиться. Но дарёного назад не отбирают, тем более, дарёного от чистого сердца. Я встаю:
— Пора.
Женщины вздыхают и тоже встают. Наташа последний раз обводит взглядом наше жилище, и на глазах её вновь наворачиваются слёзы.
— Нет-нет, Наташенька, — поспешно успокаивает её Лена, — Вот этого не надо! Андрей правильно сказал: не годится являться домой зарёванной.
Я прокладываю лыжню. На груди у меня висит фонарь, за спиной — автомат. За мной идёт Наташа. Замыкает Лена. Она за пазухой несёт Наташины туфельки. На место мы прибываем за десять минут до открытия перехода. Утаптываем площадку. Я не перестаю следить за таймером. Не дай Время, прозеваем! Переход будет открыт ровно одну минуту. Наташа снимает сапожки и обувается в туфельки. Она хочет снять и куртку, но я останавливаю её:
— Ты её только расстегни. Сбросишь в последний момент. Сейчас всё-таки, не лето.
Времени остаётся всё меньше, я смотрю на таймер:
— Две минуты! Приготовиться!
Наташа порывисто шагает ко мне и горячо целует меня. Чувствую, как по её щеке катится слезинка.
— Не надо плакать, маленькая. Прощай, Наташа!
— Нет, Андрей! До свидания! — отвечает девушка и отходит к Лене.
Женщины обнимаются. Вдруг Наташа снимает с левой руки свой браслет и протягивает его Лене.
— Возьми! Будешь меня вспоминать.
У неё на левой руке вместо браслета остаётся Ленин искатель.
— Я тебя и так никогда не забуду. До свидания, Наташенька!
— До свидания, Леночка!
— Тридцать секунд! — объявляю я, — Наташа! Вперёд, к переходу!
Наташа оставляет Лену и встаёт между сосной и осиной. Томительно тянутся последние секунды. Мелькает мысль: а вдруг у Коры что-то не получится, сорвётся…
Проход между сосной и осиной озаряется призрачным желтым светом. Есть!
— Вперёд, Наташа! — командую я, — С нами Время!
Девушка сбрасывает меховую куртку и, оставшись в одном платьице, оборачивается к нам:
— До свидания, друзья! С нами Время!
Так, обернувшись к нам, она шагает в желтое сияние и пропадает в нём. Через несколько секунд сияние гаснет, и там, между сосной и осиной, куда только что шагнула Наташа, я вижу только стройную молодую ёлочку.
Глава ХX.
Мы попали в сей мир, как в силок — воробей.
Мы полны беспокойства, надежд и скорбей.
В эту круглую клетку, где нету дверей,
Мы попали с тобой не по воле своей.
О. Хайям
— Смотри, Лена, — показываю я на эту ель подруге, — Она словно в ёлочку превратилась.
А Лена усаживается прямо на снег и начинает безутешно рыдать.
— Теперь можно, — разрешаю я, — Теперь всё кончилось.
Откровенно говоря, у меня самого сейчас такое состояние, что хочется усесться рядом с Леной и всласть пореветь. Но это мне как-то не к лицу. Молча подбираю Наташины куртку, сапожки, перчатки, фонарь и складываю это всё к торчащим из снега лыжам.
— Ну, что? Пойдём домой, — предлагаю я Лене.
Лена, не то тяжело вздохнув, не то всхлипнув, поднимается, натягивает перчатки и направляется к лыжам.
До конца дня и весь следующий день мы с Леной почти не разговариваем. Каждый из нас переживает утрату нашей «дочки», с которой мы сроднились за эти месяцы, и в которую каждый из нас вложил частицу своей души.
На третий день, когда я иду колоть дрова, Лена садится к компьютеру. Вернувшись с поленьями для очага, замечаю, что Лена не работает над снятием блокировки, а наблюдает картинку какой-то Фазы. Заслышав мои шаги, она зовёт меня, не оборачиваясь от компьютера:
— Андрей! Иди сюда! Нет, ты только глянь, что наша дочка вытворяет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130