Немцы очень любят “охоту”. Выскакивают из облачности, со стороны солнца, клюнут и назад. Так что внимание, внимание и еще раз внимание. Хорошая боевая слава — это палка о двух концах.
— Тогда вопрос встает, что лучше: иметь ее или не иметь? — говорит Баранов.
— А ты сам-то как думаешь?
— Да плевать я хотел на этих “Нибелунгов”! Буду я их бояться! Пусть они меня боятся.
— Вот это — правильный взгляд! — хвалит его Федоров.
— Товарищ комиссар, а что на границе? — спрашивает кто-то.
— Не знаю, ребята, поэтому и врать не буду, — неохотно отвечает Федоров, — Сведения неточные и противоречивые. По одним, немцы продвинулись на пятьдесят километров. По другим, их остановили на границе. По третьим, они прорвали нашу оборону и движутся к Минску и Барановичам. А по четвертым, наши войска нанесли контрудар и развивают наступление на Варшаву.
— Да уж, букет полный, — констатирую я.
— Одно ясно — идут бои, — говорит комиссар, — и другое ясно: закончатся они не скоро. Ясно и третье: закончатся они в Берлине.
За ужином нам выдают по сто граммов водки, для снятия нервного напряжения. Выпиваю ее, как воду. Еще не слишком поздно, но ноги уже свинцовые, а глаза сами слипаются. Все-таки три боевых вылета в первый же день — не шутка. А дальше еще тяжелей будет.
Засыпаю с мыслями об Ольге. Где она? Что с ней? Хоть бы во сне приснилась!
Но мне снятся черные туши “Дорнье” и горящие хлебные поля.
Глава 8
Мы взлетали, как утки с раскисших полей.
Двадцать вылетов в сутки, куда веселей!
В.Высоцкий
Война вступает в свои права. Устанавливает свой распорядок, свои законы. И мы живем по этим законам.
До пяти раз в день вылетаем на боевые задания. Немцы чаще всего боя не принимают. Завидев нас, сбрасывают бомбы и рвут когти. Вот что значит репутация, которую мы заработали в первый же день войны!
Но и наши потери растут. К вечеру 24 июня мы потеряли уже одиннадцать человек! Лосев ходит мрачный. Его не утешает, что в других частях потери значительно больше. Задачу свою мы выполняем, свои объекты дивизия прикрывает надежно. Но какой ценой!
Как я и предвидел, немцы изменили тактику и больше не пытаются действовать на нашем направлении массированными группировками. По две-три девятки с разных направлений, на разных высотах почти непрерывно пытаются прорваться к целям, пока для них недосягаемым.
Лосев вынужден посылать в бой по одной эскадрилье и даже по два звена. Для бомбардировщиков-то этого хватает. Но когда мы их разгоняем, за нас берутся истребители прикрытия. Когда на двенадцать-четырнадцать, а то и на шесть-восемь “Яков” наваливается по двадцать-тридцать “Мессершмитов”, становится жарко. Тут спасает только недюжинный опыт и отличная слетанность пар. В этих боях я сбиваю “Юнкерс” и “Мессершмита”, увеличив свой счет в этой войне до четырех, а общий — до шести. Но и мы теряем. В бою с “Мессершмитами” гибнет Петр Иванов — ведомый Волкова.
Каждый вечер комиссар Федоров знакомит нас с обстановкой на фронте. Наши части держатся, но сила силу ломит, и преимущество у немцев бесспорное. Они медленно, но неуклонно отжимают наши войска на восток. Возникла угроза окружения 3-й и 10-й армий. В районе Бреста, уже в тылу у немцев, идут ожесточенные бои. Ребята гадают, кто там еще может держаться? Я-то знаю, что там происходит, но, в силу известных обстоятельств, осведомленность не демонстрирую.
После обеда 25 июня получаем приказ: перелететь в местечко Новогрудок. Задача: прикрыть с воздуха выходящие из окружения части 3-й и 10-й армий. Туда же перелетают и “тигры” на “МиГах”. “Медведи” остаются под Елизовым. Не завидую им. То, что делала вся дивизия, теперь будут делать они одни. Но и у нас задача не из легких. Нам в помощь дают полк “Чаек”, точнее, то, что от него осталось. А осталось всего ничего, семнадцать машин.
В первый же день мы разгоняем “лаптежников” (“Ю-87”), которые до нашего появления непрерывно клевали колонны отходящих войск. Но с утра двадцать шестого числа за нас крепко берутся истребители. Естественно, немцы не желают мириться с нашим господством в воздухе, пусть даже на небольшом участке фронта. Если в боях с “Ю-87” “Чайки” действовали наравне с нами, то на другой день мы их уже не видим. Правильно, нечего здесь им делать. В небе только “Яки”, “МиГи” и “Мессершмиты”.
Бои идут непрерывно. Садимся, заправляемся, заряжаем оружие, перекусываем на скорую руку и снова на взлет. Спим когда придется и где придется. За два дня боев я сбиваю трех “Мессершмитов”, Сергей — двух. Но и наша эскадрилья теряет трех товарищей.
В таком ритме работаем более двух суток. Кажется, это предел. Мы обросли щетиной, глаза ввалились. Засыпаем в кабинах, техники будят нас по сигналу “на взлет”. Сергей ворчит, просыпаясь:
— Опять отлить не успел…
Просыпается окончательно он уже в воздухе, и мы с ним и с Барановым снова идем гоняться за “мессерами” и убегать от них.
Очередной раз взлетев, 28 июня, в 12.30, мы обнаруживаем, что немцев в воздухе нет. Еще раз в этот день поднимаемся в воздух, но с тем же результатом. Вечером комиссар подсчитал, что за двое суток немцы потеряли здесь почти эскадру. Понятно, что такие потери протрезвили их.
Так же спокойно патрулируем и 29 июня. Нас не донимают ни “лаптежники”, ни “мессеры”. Последние части выходят из окружения по охраняемому нами коридору. Изредка встречаем по две-три пары “мессеров”, но, поскольку горячка уже кончилась и мы снова летаем в составе не меньше эскадрильи, они атаковать нас не рискуют. Крепко обожглись!
На рассвете 30 июня перелетаем назад, в Елизово. Там нас ждет пополнение — молоденькие лейтенанты, свежие выпускники авиашкол, на новеньких “Яках”. Жучков объясняет нам, что есть приказ Главкома ВВС: доукомплектовывать нашу дивизию в первую очередь. У меня теперь снова полноценное звено. Баранов становится ведущим второй пары. Я хотел назначить ведущим Сергея, но он отказался:
— Нет уж. Будем летать вместе. Война не скоро кончится, вырасти еще успеем. А вдвоем мы — сила. Как ты пел? “Сегодня мой друг защищает мне спину, а значит, и шансы равны”. Кто еще о тебе, кроме меня, позаботится? Если с тобой что случится, мне Ольга по гроб этого не простит.
Он достает из кармана конверт и невинно добавляет:
— Наверное, об этом она тебе и пишет.
Я выхватываю у него конверт и первым делом читаю обратный адрес. Мне кажется, что вставшие дыбом волосы приподняли мой шлемофон. Кобрин! Городок, взятый немцами в первые же часы! Ольга оказалась на самом острие удара 2-й танковой группы немцев.
Смотрю на штамп: 21 июня. Вскрываю конверт. Ольга пишет, что все у нее хорошо, доехала благополучно, что в понедельник, то есть 23 июня, она уже приступит к работе в Госпитале…
Письмо падает из моих рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Тогда вопрос встает, что лучше: иметь ее или не иметь? — говорит Баранов.
— А ты сам-то как думаешь?
— Да плевать я хотел на этих “Нибелунгов”! Буду я их бояться! Пусть они меня боятся.
— Вот это — правильный взгляд! — хвалит его Федоров.
— Товарищ комиссар, а что на границе? — спрашивает кто-то.
— Не знаю, ребята, поэтому и врать не буду, — неохотно отвечает Федоров, — Сведения неточные и противоречивые. По одним, немцы продвинулись на пятьдесят километров. По другим, их остановили на границе. По третьим, они прорвали нашу оборону и движутся к Минску и Барановичам. А по четвертым, наши войска нанесли контрудар и развивают наступление на Варшаву.
— Да уж, букет полный, — констатирую я.
— Одно ясно — идут бои, — говорит комиссар, — и другое ясно: закончатся они не скоро. Ясно и третье: закончатся они в Берлине.
За ужином нам выдают по сто граммов водки, для снятия нервного напряжения. Выпиваю ее, как воду. Еще не слишком поздно, но ноги уже свинцовые, а глаза сами слипаются. Все-таки три боевых вылета в первый же день — не шутка. А дальше еще тяжелей будет.
Засыпаю с мыслями об Ольге. Где она? Что с ней? Хоть бы во сне приснилась!
Но мне снятся черные туши “Дорнье” и горящие хлебные поля.
Глава 8
Мы взлетали, как утки с раскисших полей.
Двадцать вылетов в сутки, куда веселей!
В.Высоцкий
Война вступает в свои права. Устанавливает свой распорядок, свои законы. И мы живем по этим законам.
До пяти раз в день вылетаем на боевые задания. Немцы чаще всего боя не принимают. Завидев нас, сбрасывают бомбы и рвут когти. Вот что значит репутация, которую мы заработали в первый же день войны!
Но и наши потери растут. К вечеру 24 июня мы потеряли уже одиннадцать человек! Лосев ходит мрачный. Его не утешает, что в других частях потери значительно больше. Задачу свою мы выполняем, свои объекты дивизия прикрывает надежно. Но какой ценой!
Как я и предвидел, немцы изменили тактику и больше не пытаются действовать на нашем направлении массированными группировками. По две-три девятки с разных направлений, на разных высотах почти непрерывно пытаются прорваться к целям, пока для них недосягаемым.
Лосев вынужден посылать в бой по одной эскадрилье и даже по два звена. Для бомбардировщиков-то этого хватает. Но когда мы их разгоняем, за нас берутся истребители прикрытия. Когда на двенадцать-четырнадцать, а то и на шесть-восемь “Яков” наваливается по двадцать-тридцать “Мессершмитов”, становится жарко. Тут спасает только недюжинный опыт и отличная слетанность пар. В этих боях я сбиваю “Юнкерс” и “Мессершмита”, увеличив свой счет в этой войне до четырех, а общий — до шести. Но и мы теряем. В бою с “Мессершмитами” гибнет Петр Иванов — ведомый Волкова.
Каждый вечер комиссар Федоров знакомит нас с обстановкой на фронте. Наши части держатся, но сила силу ломит, и преимущество у немцев бесспорное. Они медленно, но неуклонно отжимают наши войска на восток. Возникла угроза окружения 3-й и 10-й армий. В районе Бреста, уже в тылу у немцев, идут ожесточенные бои. Ребята гадают, кто там еще может держаться? Я-то знаю, что там происходит, но, в силу известных обстоятельств, осведомленность не демонстрирую.
После обеда 25 июня получаем приказ: перелететь в местечко Новогрудок. Задача: прикрыть с воздуха выходящие из окружения части 3-й и 10-й армий. Туда же перелетают и “тигры” на “МиГах”. “Медведи” остаются под Елизовым. Не завидую им. То, что делала вся дивизия, теперь будут делать они одни. Но и у нас задача не из легких. Нам в помощь дают полк “Чаек”, точнее, то, что от него осталось. А осталось всего ничего, семнадцать машин.
В первый же день мы разгоняем “лаптежников” (“Ю-87”), которые до нашего появления непрерывно клевали колонны отходящих войск. Но с утра двадцать шестого числа за нас крепко берутся истребители. Естественно, немцы не желают мириться с нашим господством в воздухе, пусть даже на небольшом участке фронта. Если в боях с “Ю-87” “Чайки” действовали наравне с нами, то на другой день мы их уже не видим. Правильно, нечего здесь им делать. В небе только “Яки”, “МиГи” и “Мессершмиты”.
Бои идут непрерывно. Садимся, заправляемся, заряжаем оружие, перекусываем на скорую руку и снова на взлет. Спим когда придется и где придется. За два дня боев я сбиваю трех “Мессершмитов”, Сергей — двух. Но и наша эскадрилья теряет трех товарищей.
В таком ритме работаем более двух суток. Кажется, это предел. Мы обросли щетиной, глаза ввалились. Засыпаем в кабинах, техники будят нас по сигналу “на взлет”. Сергей ворчит, просыпаясь:
— Опять отлить не успел…
Просыпается окончательно он уже в воздухе, и мы с ним и с Барановым снова идем гоняться за “мессерами” и убегать от них.
Очередной раз взлетев, 28 июня, в 12.30, мы обнаруживаем, что немцев в воздухе нет. Еще раз в этот день поднимаемся в воздух, но с тем же результатом. Вечером комиссар подсчитал, что за двое суток немцы потеряли здесь почти эскадру. Понятно, что такие потери протрезвили их.
Так же спокойно патрулируем и 29 июня. Нас не донимают ни “лаптежники”, ни “мессеры”. Последние части выходят из окружения по охраняемому нами коридору. Изредка встречаем по две-три пары “мессеров”, но, поскольку горячка уже кончилась и мы снова летаем в составе не меньше эскадрильи, они атаковать нас не рискуют. Крепко обожглись!
На рассвете 30 июня перелетаем назад, в Елизово. Там нас ждет пополнение — молоденькие лейтенанты, свежие выпускники авиашкол, на новеньких “Яках”. Жучков объясняет нам, что есть приказ Главкома ВВС: доукомплектовывать нашу дивизию в первую очередь. У меня теперь снова полноценное звено. Баранов становится ведущим второй пары. Я хотел назначить ведущим Сергея, но он отказался:
— Нет уж. Будем летать вместе. Война не скоро кончится, вырасти еще успеем. А вдвоем мы — сила. Как ты пел? “Сегодня мой друг защищает мне спину, а значит, и шансы равны”. Кто еще о тебе, кроме меня, позаботится? Если с тобой что случится, мне Ольга по гроб этого не простит.
Он достает из кармана конверт и невинно добавляет:
— Наверное, об этом она тебе и пишет.
Я выхватываю у него конверт и первым делом читаю обратный адрес. Мне кажется, что вставшие дыбом волосы приподняли мой шлемофон. Кобрин! Городок, взятый немцами в первые же часы! Ольга оказалась на самом острие удара 2-й танковой группы немцев.
Смотрю на штамп: 21 июня. Вскрываю конверт. Ольга пишет, что все у нее хорошо, доехала благополучно, что в понедельник, то есть 23 июня, она уже приступит к работе в Госпитале…
Письмо падает из моих рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140