— Даст бог, еще встретимся, — говорит Ненашев.
Киваю, а сам думаю: вряд ли. Со мной ты, во всяком случае, уже не встретишься. Я свое дело сделал, мне пора домой.
Мы подходим к “У-2”.
— Куда летим, Гена?
— Под Починок.
— Ты не в курсе, — спрашиваю я Геннадия, — госпиталь куда перевели?
— В соседнее село. Мы над ним на посадку заходите будем.
Нам с Ольгой опять повезло.
В штабе мне не дают даже доложить о прибытии. Минут пять меня тискают в объятиях Лосев, Федоров и Жучков. Наконец мы садимся, Лосев закуривает, угощает меня и говорит:
— Честно сказать, я уже думал Николаева комэском назначать, когда он доложил, что ты с шестеркой схлестнулся. А когда твой голос услышал, решил, что у меня галлюцинации. Ну, Андрей, сто лет проживешь, раз из такого переплета выпутался!
— Это верно, Андрей, — подтверждает комиссар, — никто даже мысли не допускал, что ты жив останешься. Жучков сидит и репу чешет: кто же в этом квадрате трех “мессеров” завалил? На тебя, каюсь, даже я не подумал. Жди вечером в гости.
— Ладно, давай к делу, — говорит Жучков. — Ты как, работать можешь?
— Вполне. Руки целы, ноги целы, что еще?
— Вот и хорошо! Бери карту. Видишь расположение передовой дивизии Гудериана и ее тылы?
— Сам наносил.
— Сегодня первый вылет через сорок минут. “Колышки” пойдут месить эту дивизию. Твоя эскадрилья прикрывает. Второй вылет в двенадцать. “Су-2” пойдут долбить склады ГСМ. Прикроешь и их. Вот точки встречи. “Колышки” жди на высоте две тысячи, по “сушкам” я уточнюсь перед вылетом. Задача ясна?
— Задача-то ясна. Только машины у меня нет.
— Кто это тебе сказал? Хороши бы мы были, если бы комэска безлошадным оставили! Иди, принимай новую машину. Прямо с завода. Вчера вечером пригнали. Твой номер — семнадцатый.
— Как у Волкова?
— Как у комэска второй!
На стоянке я не успеваю подойти к новенькому “Яку” — меня перехватывает моя эскадрилья. Восторги плещут через край. С трудом утихомириваю их, чтобы поставить задачу.
Наконец я могу подойти к своей новой машине. На ней уже нарисована вся наша символика и красуется двадцать семь звездочек и корон.
Крошкин сияет, мнет мне бока (я уже начинаю уставать от этих проявлений восторга) и говорит:
— Командор, машина — зверь! Движок новый, модернизированный. Километров на тридцать-сорок в час больше даст. Клянусь мамой!
— Это хорошо! Только ты последнюю звездочку перекрась на корону.
Мы с Сергеем, Шороховым и Крошкиным сидим на плоскости “Яка” и ждем команды на вылет.
— Все-таки хорошо, что ты меня накачал перед вылетом, — признается Сергей. — Я когда увидел, что на тебя сразу шесть “мессеров” навалились, все на свете забыл и уже пошел в атаку. Потом вдруг как молотком по башке! Ведь он же специально вперед пошел, чтобы их всех на себя взять! Ведь об этом речь-то и шла! Умом понимаю, а сделать ничего не могу. Руки сами по себе машину ведут. Метров шестьсот всего оставалось, когда я заставил себя отвернуть и уйти в облака. Лечу, а перед глазами ты среди шести “мессеров” кувыркаешься. Докладываю, а вижу все то же. Только когда твой голос услышал, это видение пропало. Не знаю, Андрюха, как бы я смог жить, если бы ты не вернулся?
Зеленая ракета прерывает разговор. Ребята спрыгивают на землю и бегут к своим машинам, а я устраиваюсь в кабине и запускаю мотор.
“Мессеры” встречают нас сразу за линией фронта, но их связывают боем “ишачки”, взявшиеся неизвестно откуда. Спасибо за помощь. Мы идем дальше, к своей цели. В районе сосредоточения дивизии нас опять атакуют “мессеры”. По очереди, с разных сторон, на “колышки” заходят три эскадрильи. Но мы поспеваем всюду. До штурмовиков они не доходят.
Небо вспарывают трассы. Мечутся узкие тени “мессеров”. Привычная картина боя. Наши молодые уже ничем не уступают старичкам. Вот Комов заходит в хвост “мессеру” и договаривается с ним, что летать тому хватит, пора и на покой. Вот Сергей добавляет к своему счету еще одного. Однако жарко! Все-таки маловато для такой работы одной эскадрильи. Сейчас-то ребята держатся неплохо. А если такая нагрузка выпадет и в следующем вылете?
Так и получилось. В следующем вылете мы теряем Илью Пестова. И хотя за два вылета мы сбили восемь “мессеров”, все равно боль потери камнем ложится на сердце. Не радует и сбитый мной двадцать восьмой “мессер”.
После ужина собираемся в своей избе. Просторная комната. Вдоль стен тянутся нары. Мне выделено самое лучшее место, у стенки, рядом с печкой. Там уже дружно урчат во сне три пушистых комочка. Котята прижались друг к другу и уже не разобрать, где кончается один и начинается другой.
Сергей и Крошкин отодвигают от окна на середину длинный дощатый стол и начинают хлопотать вокруг него, таская чугунки с картошкой, миски с огурцами и капустой и прочую снедь. Опять застолье. Но деваться некуда. Ребята будут праздновать мое возвращение с того света.
Мои мысли возвращаются к вопросу: а сколько мне самому еще находиться здесь? Задание мною выполнено. Можно возвращаться “домой”, в свои девяностые годы. Сюда вернется настоящий Андрей Злобин. Интересно, как это все будет происходить? Тот раз я был изрядно на взводе и ничего не заметил. Может, и в этот раз так будет? Тогда более удобного случая, чем сейчас, им (кому же все-таки это “им”?) не представится. Впрочем, прошлая ночь была для такого дела еще лучше.
Внезапно меня потрясает страшная мысль. Настоящий Андрей Злобин должен будет командовать второй эскадрильей. И не простой эскадрильей, а волковской! Полк “сохатых”, дивизия “молний”. А фронтового опыта у него — кот наплакал. Что такое шестнадцать вылетов на Финской?
Ведь это у меня и 28 сбитых, и четыре месяца войны: четыре месяца фронтовой школы под руководством Лосева и Волкова. А у Андрея ничего этого нет. Чем он лучше Гены Шорохова? Гену мы десять дней учили на земле и только потом выпустили в бой. Кто же будет учить награжденного двумя орденами Красного Знамени, без пяти минут Героя Советского Союза, гвардии капитана Злобина? Он сам других учить должен! Чему сможет научить кого-то Андрей Злобин? Да он в первом же вылете не только сам погибнет, но и всю эскадрилью подставит!
От таких дум мне становится жутко.
Мне так и хочется вскочить и закричать, чтобы услышали те, неведомые мне люди, которые перебросили меня сюда, в 41-й год: “Не делайте этого! Оставьте все так, как есть!” Что же мне, в самом деле оставаться здесь до конца войны?
От этой мысли настроение мое никак не улучшается. Опять жертвовать собой? Да сколько можно! А Ольга? Как с ней? Придется вырезать ее из своего сердца. И бог знает, когда зарастет эта рана. А она? Как отнесется к ней настоящий Андрей Злобин? Нет, эта задача неразрешима!
Мои размышления прерывает появление командиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140