Конкретно, сегодня 4 мая 1941 года.
Голос мужской, баритон нижнего регистра. По-русски он говорит с едва заметным акцентом. Непонятно только, откуда он звучит? Из репродуктора? Нет, тот продолжает бормотать что-то свое. В номере, кроме меня, никого нет.
— Кто это — мы? Где вы? Я вас не вижу!
— Видеть нас вы не можете, у вас нет соответствующей аппаратуры, остается только аудиоконтакт. Еще раз прошу вас успокоиться и приношу извинения за чудовищную и нелепую ошибку моих сотрудников. Заверяю, вам лично ничего не грозит, все закончится благополучно в том случае, если вы точно выполните наши инструкции.
— Да идите вы со своими инструкциями знаете куда! Раз совершили ошибку, исправляйте! Переносите меня обратно, раз вы это умеете, циркачи!
Вздох тягостный, будто полный мировой скорби.
— К сожалению, это уже невозможно чисто технически… Андрей Николаевич, возьмите себя в руки и поймите: ни у вас, ни у нас нет другого выхода, кроме как действовать в соответствии со сложившимися обстоятельствами…
— А почему невозможно?
— Это очень долго объяснять. Когда все закончится, мы расскажем вам подробно, а сейчас на это уже просто нет времени. В течение этого часа к вам зайдет ваш сослуживец, и вы пойдете с ним в управление кадров Главкома ВВС за назначением, ради которого вы и приехали в Москву…
— А если я не пойду с ним и откажусь от всех этих назначений, которые вы мне подсовываете?
— Андрей Николаевич! — Мое имя Голос произносит на французский манер: “Андрэ”, а потом как бы добавляет “й”, получается довольно своеобразно: “Андрэй”. — Вы же военный человек, вы получили приказ явиться в управление за назначением…
— Никакого приказа я не получал, я вообще еще не родился!
— Я оговорился, приказ получил тот, в чьем теле находится ваше сознание, но это не меняет вашего положения. Как вы объясните вашему, точнее, его командованию свое поведение?
— Да просто расскажу все как есть.
Молчание.
— Андрей Николаевич, я уверен, что за минуту до того, как я начал говорить с вами, вы мысленно примеряли на себя смирительную рубашку. Так вот, вы сейчас гораздо ближе к ней, чем полагаете. Или вы считаете, что командование отреагирует на ваше объяснение по-другому?
— Верно, вы правы. Но, черт возьми, в своем времени я тоже приехал в штаб ВВС за новым назначением. Что будет, если я не явлюсь туда? Вы об этом подумали?
— Подумали. В вашем теле находится сознание хозяина вашего нынешнего тела. Сейчас мы его дополнительно инструктируем, так как он должен был делать в вашем времени совсем другие дела, а послезавтра он явится в штаб за вашим назначением. Все будет в порядке.
— В порядке! Да мы прибыли в Москву на курсы летчиков-испытателей! Он что, ваш летчик из 41-го, имеет опыт пилотирования реактивных истребителей последнего поколения?
— Разумеется, нет. Но это роли не играет. В вашем теле, в вашем сознании остались ваши навыки, они ему помогут.
— Не знаю, кто из нас сошел с ума, я или вы! Да от этого назначения зависит все мое будущее, а я доверю его случайному человеку!
Снова молчание, и снова тяжелый вздох.
— Андрей Николаевич, за ваше будущее вы можете не беспокоиться. Это мы вам гарантируем. Ваша жизнь, ваше будущее, ваше благополучие нисколько не пострадают от того, что в этом времени вы выполните наше задание.
Снова молчание.
— Ну что? Ваше решение?
“Ничего себе, альтернатива, даже две. Либо дурдом, либо трибунал либо это неведомое задание… да еще этот парень из 41-го. Выберу я первое или второе, всю жизнь себе этого не прощу”.
— Ваша взяла — в этой раздаче у вас все козыри, и пересдача, как вы говорите, невозможна, играйте, я пас. В чем состоит ваше задание?
— Вот это речь не мальчика, но мужа. Начнем по порядку.
Снова молчание, эти паузы уже начинают раздражать меня.
— Итак, по удачному совпадению, в этом времени вас тоже зовут Андрей. Андрей Алексеевич Злобин. Вам 25 лет, вы родились в городе Невьянске под Екатеринбургом. Ваша мать умерла в 1919 году от тифа. Отец — полковник танковых войск, погиб в последний день боев на Халхин-Голе. Вы в 1937 году кончили Качинское училище и служили в Ленинградском округе, сначала летали на “Чайке”, последние два года — на “И-16”, участвовали в Финской войне. Сбили лично два самолета: “Юнкерс-88” и “Мессершмит-109”, а также три самолета в группе, награждены орденом Красной Звезды.
Сюда вы приехали получить новое назначение, суть которого вам не объяснили, но мы вам скажем: формируются три авиационные дивизии из летчиков, имеющих боевой опыт в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии. Вы будете служить в одной из них. Дивизия оснащается новейшими самолетами, на которых никто из личного состава еще не летал. Вам всем будет дано время на переподготовку. 22 июня, как вы знаете, начнется война. Кстати, вам придется контролировать себя, чтобы никто не догадался о вашей осведомленности по поводу 22 июня, 9 мая и прочих интересных дат. Последствия вам объяснить?
— Излишне.
— Я тоже так думаю. Да, раз уж речь зашла, не забудьте, что вам придется действовать в обстановке строгого контроля со стороны органов НКВД. Правда, этот контроль отнюдь не так тотален и страшен, как описывают в ваше время, но тем не менее он существует и осторожным быть не мешает.
— Учту.
— Итак. Однажды вы с напарником получите задание произвести разведку местонахождения и маршрута движения танковой группы Гудериана. Вы ее найдете, но на обратном пути вынуждены будете вступить в бой с большой группой самолетов противника. В этой реальности вы оба погибнете, разведданные к командованию не попадут. Гудериан необнаруженным пройдет во фланг обороняющимся войскам, совершит прорыв и в итоге окажется в опасной близости от Москвы. А сейчас вы с напарником договоритесь еще до вылета, что в этом случае он уходит, а вы остаетесь прикрывать его, что вы и сделаете. В итоге разведка завершится успешно, по Гудериану будет нанесен удар, и он не сможет выполнить поставленную задачу.
Я задумываюсь, легко сказать…
— А что это значит — “большая группа”? Конкретнее, если можно.
— Можно. Сначала их будет шесть, потом подойдут еще четыре.
— Ничего себе! Нет, по-моему, вы определенно не в своем уме. Один на десять. Да это верная смерть!
— Я уже сказал, что жизнь мы вам гарантируем. На верную смерть мы вас не пошлем.
— Хорошо, только что-то здесь не все сходится. Когда это будет?
— Мы вас предупредим накануне, но это будет не ранее октября.
— Так какого лешего вы меня сюда так рано перетащили?
— Андрей Алексеевич, — я буду называть вас теперь так, чтобы вы скорее привыкли, — вы сами себе противоречите. Вы же почти не летали на винтомоторных самолетах — это первое, а второе: один к десяти — это действительно непросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Голос мужской, баритон нижнего регистра. По-русски он говорит с едва заметным акцентом. Непонятно только, откуда он звучит? Из репродуктора? Нет, тот продолжает бормотать что-то свое. В номере, кроме меня, никого нет.
— Кто это — мы? Где вы? Я вас не вижу!
— Видеть нас вы не можете, у вас нет соответствующей аппаратуры, остается только аудиоконтакт. Еще раз прошу вас успокоиться и приношу извинения за чудовищную и нелепую ошибку моих сотрудников. Заверяю, вам лично ничего не грозит, все закончится благополучно в том случае, если вы точно выполните наши инструкции.
— Да идите вы со своими инструкциями знаете куда! Раз совершили ошибку, исправляйте! Переносите меня обратно, раз вы это умеете, циркачи!
Вздох тягостный, будто полный мировой скорби.
— К сожалению, это уже невозможно чисто технически… Андрей Николаевич, возьмите себя в руки и поймите: ни у вас, ни у нас нет другого выхода, кроме как действовать в соответствии со сложившимися обстоятельствами…
— А почему невозможно?
— Это очень долго объяснять. Когда все закончится, мы расскажем вам подробно, а сейчас на это уже просто нет времени. В течение этого часа к вам зайдет ваш сослуживец, и вы пойдете с ним в управление кадров Главкома ВВС за назначением, ради которого вы и приехали в Москву…
— А если я не пойду с ним и откажусь от всех этих назначений, которые вы мне подсовываете?
— Андрей Николаевич! — Мое имя Голос произносит на французский манер: “Андрэ”, а потом как бы добавляет “й”, получается довольно своеобразно: “Андрэй”. — Вы же военный человек, вы получили приказ явиться в управление за назначением…
— Никакого приказа я не получал, я вообще еще не родился!
— Я оговорился, приказ получил тот, в чьем теле находится ваше сознание, но это не меняет вашего положения. Как вы объясните вашему, точнее, его командованию свое поведение?
— Да просто расскажу все как есть.
Молчание.
— Андрей Николаевич, я уверен, что за минуту до того, как я начал говорить с вами, вы мысленно примеряли на себя смирительную рубашку. Так вот, вы сейчас гораздо ближе к ней, чем полагаете. Или вы считаете, что командование отреагирует на ваше объяснение по-другому?
— Верно, вы правы. Но, черт возьми, в своем времени я тоже приехал в штаб ВВС за новым назначением. Что будет, если я не явлюсь туда? Вы об этом подумали?
— Подумали. В вашем теле находится сознание хозяина вашего нынешнего тела. Сейчас мы его дополнительно инструктируем, так как он должен был делать в вашем времени совсем другие дела, а послезавтра он явится в штаб за вашим назначением. Все будет в порядке.
— В порядке! Да мы прибыли в Москву на курсы летчиков-испытателей! Он что, ваш летчик из 41-го, имеет опыт пилотирования реактивных истребителей последнего поколения?
— Разумеется, нет. Но это роли не играет. В вашем теле, в вашем сознании остались ваши навыки, они ему помогут.
— Не знаю, кто из нас сошел с ума, я или вы! Да от этого назначения зависит все мое будущее, а я доверю его случайному человеку!
Снова молчание, и снова тяжелый вздох.
— Андрей Николаевич, за ваше будущее вы можете не беспокоиться. Это мы вам гарантируем. Ваша жизнь, ваше будущее, ваше благополучие нисколько не пострадают от того, что в этом времени вы выполните наше задание.
Снова молчание.
— Ну что? Ваше решение?
“Ничего себе, альтернатива, даже две. Либо дурдом, либо трибунал либо это неведомое задание… да еще этот парень из 41-го. Выберу я первое или второе, всю жизнь себе этого не прощу”.
— Ваша взяла — в этой раздаче у вас все козыри, и пересдача, как вы говорите, невозможна, играйте, я пас. В чем состоит ваше задание?
— Вот это речь не мальчика, но мужа. Начнем по порядку.
Снова молчание, эти паузы уже начинают раздражать меня.
— Итак, по удачному совпадению, в этом времени вас тоже зовут Андрей. Андрей Алексеевич Злобин. Вам 25 лет, вы родились в городе Невьянске под Екатеринбургом. Ваша мать умерла в 1919 году от тифа. Отец — полковник танковых войск, погиб в последний день боев на Халхин-Голе. Вы в 1937 году кончили Качинское училище и служили в Ленинградском округе, сначала летали на “Чайке”, последние два года — на “И-16”, участвовали в Финской войне. Сбили лично два самолета: “Юнкерс-88” и “Мессершмит-109”, а также три самолета в группе, награждены орденом Красной Звезды.
Сюда вы приехали получить новое назначение, суть которого вам не объяснили, но мы вам скажем: формируются три авиационные дивизии из летчиков, имеющих боевой опыт в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии. Вы будете служить в одной из них. Дивизия оснащается новейшими самолетами, на которых никто из личного состава еще не летал. Вам всем будет дано время на переподготовку. 22 июня, как вы знаете, начнется война. Кстати, вам придется контролировать себя, чтобы никто не догадался о вашей осведомленности по поводу 22 июня, 9 мая и прочих интересных дат. Последствия вам объяснить?
— Излишне.
— Я тоже так думаю. Да, раз уж речь зашла, не забудьте, что вам придется действовать в обстановке строгого контроля со стороны органов НКВД. Правда, этот контроль отнюдь не так тотален и страшен, как описывают в ваше время, но тем не менее он существует и осторожным быть не мешает.
— Учту.
— Итак. Однажды вы с напарником получите задание произвести разведку местонахождения и маршрута движения танковой группы Гудериана. Вы ее найдете, но на обратном пути вынуждены будете вступить в бой с большой группой самолетов противника. В этой реальности вы оба погибнете, разведданные к командованию не попадут. Гудериан необнаруженным пройдет во фланг обороняющимся войскам, совершит прорыв и в итоге окажется в опасной близости от Москвы. А сейчас вы с напарником договоритесь еще до вылета, что в этом случае он уходит, а вы остаетесь прикрывать его, что вы и сделаете. В итоге разведка завершится успешно, по Гудериану будет нанесен удар, и он не сможет выполнить поставленную задачу.
Я задумываюсь, легко сказать…
— А что это значит — “большая группа”? Конкретнее, если можно.
— Можно. Сначала их будет шесть, потом подойдут еще четыре.
— Ничего себе! Нет, по-моему, вы определенно не в своем уме. Один на десять. Да это верная смерть!
— Я уже сказал, что жизнь мы вам гарантируем. На верную смерть мы вас не пошлем.
— Хорошо, только что-то здесь не все сходится. Когда это будет?
— Мы вас предупредим накануне, но это будет не ранее октября.
— Так какого лешего вы меня сюда так рано перетащили?
— Андрей Алексеевич, — я буду называть вас теперь так, чтобы вы скорее привыкли, — вы сами себе противоречите. Вы же почти не летали на винтомоторных самолетах — это первое, а второе: один к десяти — это действительно непросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140