Это хорошая страна. Достаточно переселить в Ратор жителей одного из находящихся на подъёме городов нашего Колорадо, завести хорошую местную газету, организовать торговую палату и дать знать миру о том, что здесь можно найти, — и через шесть месяцев здесь начнётся бум, который охватит и всю империю. Но к чему им это? Они мертвы. Это мумии. Это деревянные идолы. Здесь, в Гокрал Ситаруне, не хватает обыкновенного, простейшего, старомоднейшего действия, быстрого и энергичного, не хватает суматохи, шума, ну хотя бы телеги с молоком, едущей по городу.
— Да-да, — прошептала она еле слышно, и глаза её заблестели. — Потому я сюда и приехала.
— Я не понимаю вас.
— Я приехала потому, что они не похожи на нас, — разъяснила она, обратив к нему своё сияющее лицо. — Если бы они были образованны и мудры, что бы мы могли сделать для них? Они нуждаются в нас именно потому, что они неразвиты, глупы и не знают, какой дорогой им идти. — Она глубоко вздохнула. — Как хорошо, что я все-таки приехала.
— Как хорошо, что вы со мной, — сказал Тарвин.
Она вздрогнула.
— Больше никогда так не говорите, Ник, — сказала она.
— О, Господи! — простонал он.
— Понимаете, в чем дело. Ник, — сказала она серьёзно, но нежно. — Я не принадлежу больше тому миру, о котором вы говорите. И даже отдалённая возможность этого исключена для меня. Смотрите на меня как на монахиню. Как на человека, который отринул все радости, отказался от счастья, оставив себе лишь работу.
— Гм… Можно я закурю? — Она кивнула, и он зажёг сигару. — Я рад, что смогу принять участие в торжественной церемонии.
— Какой церемонии? — спросила она.
— Вашего пострижения в монахини. Но я верю, что этого не случится.
— Почему же?
Он что-то пробормотал, не вынимая сигары изо рта. Потом поднял на неё глаза.
— Готов поручиться всем своим богатством — вы не примете постриг. Я знаю вас, я знаю Ратор, я знаю…
— Что? Кого ещё вы знаете?
— Себя самого, — сказал он, снова взглянув ей в глаза.
Она сцепила руки на коленях.
— Ник, — сказала Кейт, наклоняясь к нему, — вы же знаете, что вы мне нравитесь. Вы мне так нравитесь, что я не могу думать о том, что вы мучаетесь, — ведь вы говорите, что ночами не спите. Как же, по-вашему, буду спать я, зная, что вас ждут разочарования и страдание. А я ничем не могу облегчить ваши муки — разве что умолять вас вернуться домой — и чем скорее, тем лучше. Я очень прошу вас. Ник. Ну, пожалуйста! Уезжайте!
Тарвин несколько секунд вертел в руках сигару, словно раздумывая о чем-то.
— Милая девушка, я не боюсь.
Она вздохнула и снова повернулась лицом к пустыне.
— А жаль, — сказала она с безнадёжностью в голосе.
— Страх — это чувство, недостойное члена Законодательного собрания, — произнёс он с загадочным видом.
Она резко повернулась к нему.
— Законодательного собрания? Ах, Ник, так вы…
— Боюсь, что да. Большинством в 1518 голосов. — Он протянул ей телеграмму.
— Бедный мой отец!
— Ну, не знаю…
— Но я вас поздравляю, конечно!
— Спасибо.
— Хотя я не уверена, что это пойдёт вам на пользу.
— Да, мне это тоже пришло в голову. Если бы я провёл здесь весь срок своих полномочий, то мои избиратели скорее всего не захотели бы поддерживать мою дальнейшую политическую карьеру.
— Тогда тем более, Ник…
— Нет, тем более важно уладить сначала дела действительно насущные. Я ещё успею упрочить своё место в политике — это можно сделать всегда. Сейчас же у меня есть единственный шанс упрочить наши с вами отношения, Кейт. Здесь и сейчас. — Он встал и склонился над нею. — Вы думаете, я могу отложить это на потом, моя милая? Можно откладывать это со дня на день, что я и делаю, не теряя бодрости духа, и вы не услышите об этом больше никогда, пока не будете готовы к этому. Но я вам нравлюсь, Кейт. Я знаю это. А я… ну что сказать, я люблю вас. И завершиться это может только одним. — Он взял её за руку. — До свидания, Кейт. Завтра я зайду за вами, и мы пойдём осматривать местные достопримечательности.
Кейт долго смотрела вслед его удаляющейся фигуре. Все слова были сказаны, и все же оставалось подспудное желание убежать, спастись бегством. Но утром, когда Тарвин пришёл, к стыду своему Кейт обнаружила, что страшная тоска по дому притягивала её к нему. Миссис Эстес была очень внимательна к Кейт, они сразу же прониклись взаимной симпатией и подружились. Но Ник в отличие от миссис Эстес напоминал ей о родине, его лицо было своим, домашним. Так или иначе, но она с радостью позволила ему привести в исполнение свой план и показать ей город.
Во время прогулки Тарвин начал расспрашивать её о Топазе. Не случилось ли там чего за время его отсутствия? Не произошло ли там каких перемен? Как выглядел этот милый его сердцу городок в день её отъезда?
Кейт напомнила, что уехала всего через три дня после Тарвина.
— Три дня! В жизни растущего города это очень много.
Кейт улыбнулась.
— Я не заметила никаких перемен.
— Разве? Питере говорил, что через день после моего отъезда он начнёт рыть котлован под строительство нового салуна на Джи-стрит; Парсонс должен был достать новую динамо-машину для городской электростанции; на Массачусетс-авеню предполагалось начать работы по нивелированию уклона, и на моем участке в двадцать акров было посажено первое дерево; аптекарь Кирни вставлял зеркальное стекло в свою витрину, и, наконец, я не удивлюсь, если ещё до вашего отъезда Максим получил новые почтовые ящики из Меридена. И вы ничего не заметили.
Кейт покачала головой.
— Я думала в это время совсем о другом.
— Фу ты! А мне хотелось бы узнать об этом. Ну, да ладно. Пожалуй, нельзя ожидать слишком многого от женщины: чтобы она занималась своим делом да ещё следила за тем, что делается в городе, — рассуждал он. — Женщины сделаны из другого теста. И тем не менее лично я успевал вести предвыборную кампанию, занимаясь бизнесом — и сразу в нескольких местах, и, кроме того, у меня было ещё одно личное дело. — Он весело взглянул на Кейт, которая подняла руку в знак предостережения. — Вы запрещаете говорить на эту тему? Я обещал вести себя хорошо и сдержу слово. Я только хотел сказать, что в нашем городе ничто не обходится без моего участия. А что вам говорили на прощанье отец и мать?
— Пожалуйста, Ник, давайте не будем об этом, — попросила Кейт.
— Ладно, не буду.
— Я просыпаюсь по ночам и думаю о маме. Это ужасно. В самую последнюю минуту, когда я уже вошла в вагон и махала им платком, я, наверное, все бросила бы и осталась, если бы кто-то сказал мне нужное слово — пусть даже ошибочное.
— О Господи! Почему там не было меня! — простонал Тарвин.
— Нет, Ник, вы не смогли бы сказать такого слова, — произнесла она тихо.
— Вы хотите сказать, что я не смог бы, а ваш отец смог бы? Конечно, смог бы, и всякий другой на его месте тоже смог бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57