Глаза были карими, спокойными и при лунном свете казались просто бездонными.
— Вы думаете, что можете на меня претендовать? — спросила она немного погодя.
— Я готов думать что угодно, лишь бы удержать вас. Но нет — я ни на что не притязаю и прав у меня нет никаких, во всяком случае, таких, которыми вы не могли бы пренебречь. Но все мы на что-то притязаем. Тьфу ты, пропасть! Сама ситуация, само положение дел этого требуют! Если вы не останетесь здесь, то вы измените всем нам. Вот что я хочу сказать.
— Вам не свойствен серьёзный взгляд на вещи, Ник, — сказала она, отстраняя его руку.
Тарвин не понял связи между её словами и этим жестом и добродушно произнёс:
— Нет, свойствен! Но нет такой серьёзной темы, которую я не превратил бы в шутку, чтобы доставить вам удовольствие.
— Вы… вы не можете говорить серьёзно.
— Есть только одна вещь, к которой я отношусь совершенно серьёзно, — прошептал он ей на ухо.
— Разве? — Она отвернулась.
— Я жить без вас не могу. — Он наклонился к, ней и прибавил чуть тише: — Да и не буду.
Кейт сжала губы. Она умела добиваться своего. Они сидели на мосту, такие непохожие, с разными взглядами и планами на жизнь, пока не услышали, как в одном из домиков по ту сторону канала часы пробили одиннадцать.
Ручей, протекавший под мостом, бежал с гор, очертания которых неясно вырисовывались неподалёку, в полумиле от города. Когда Кейт встала и решительно заявила, что должна идти домой, Тарвин почувствовал, что тишина и одиночество соединились в нечто, от чего ему стало почти физически больно. Он понимал, что она твёрдо вознамерилась уехать в Индию, и его воля беспомощно съёжилась на мгновение, подавленная её волей. Он спрашивал себя: разве не сильная воля помогла ему заработать на жизнь, разве не благодаря ей в свои двадцать восемь лет он стал преуспевающим по меркам города Топаза человеком, разве не она вела его сейчас в Законодательное собрание штата, а в один прекрасный день, если только не произойдёт что-то из ряда вон выходящее, приведёт его к новым вершинам и даст ему ещё больше.
— Не удастся вам загубить свою жизнь вашей индийской идеей, продолжал он настойчиво. — Я этого не допущу. Ваш отец не допустит этого. Ваша мать будет биться в истерике и кричать, а я все время буду на её стороне и буду лишь подстрекать её. Мы сумеем найти приложение вашим силам, если вы сами не знаете, что с ними делать. Вы не знаете своих возможностей. Эта страна, куда вы направляетесь, непригодна даже для крыс. Это плохая страна — неразвитая в нравственном отношении, а уж о природных её условиях не приходится и говорить. И сельское хозяйство там никуда не годится. Это большая скверная страна. Там не место белым людям, уж не говоря о белых женщинах. Там нет нормального климата, нет правительства, нет ирригации. Но зато там есть холера, жара и вечные войны всех со всеми, не дающие ни минуты покоя. Обо всем этом вы можете прочесть в воскресных газетах. Вам надо остаться здесь, юная леди, здесь, где вы живёте!
Она остановилась на минуту на дороге, ведущей в Топаз, и при свете луны взглянула ему в лицо. Он взял её за руку и, несмотря на проявленное только что искусство убеждать, ожидал ответа, слегка волнуясь.
— Вы хороший человек, Ник, — она опустила глаза, — но 31-го числа я отправлюсь на корабле в Калькутту.
II
Чтобы тридцать первого числа отплыть из Нью-Йорка, ей надо будет выехать из Топаза самое позднее двадцать седьмого. Сегодня было пятнадцатое. Тарвин не терял времени даром. Каждый вечер он приходил к ней домой и продолжал свой бесконечный спор.
Казалось, Кейт слушает его охотно, словно желая, чтобы он убедил её в своей правоте, но при этом в уголках её рта застыли жёсткие складки, а на лице можно было прочесть грустную готовность сделать все возможное, чтобы не огорчить его, готовность, смешанную с ещё более грустной беспомощностью.
— Это моё призвание! — восклицала она. — Это зов! И уклониться от него я не могу. Я не могу не слушать его, не могу не ехать.
И когда она с глубокой тоской рассказывала ему, как терзают ей сердце стоны её индийских сестёр, долетающие из мрака нищеты и убожества, не выдуманного, реального и потому тем более страшного; когда она говорила ему о том, что бессмысленные мучения и ужасы их жизни не дают ей покоя ни днём, ни ночью, то Тарвин не мог не чувствовать уважения к человеку, так остро ощущавшему чужие беды, которые и стали причиной их расставания. Он не мог не умолять её, используя все доступные ему средства убеждения, не внимать этим мольбам, и все же его собственное доброе и щедрое сердце не осталось глухо к тем стонам несчастных, что терзали ей душу. Он мог только горячо убеждать её в том, что на свете существуют и другие несчастные, вопиющие о сочувствии, а индийским женщинам может помочь и кто-нибудь другой. Он тоже был несчастен, потому что нуждался в ней, и если бы она только захотела выслушать его, то поняла бы, что и она нуждается в нем. Они были нужны друг другу, и потребность эта была превыше всего на свете. Индийские женщины могут подождать; они вместе поедут к ним, но потом, позднее, когда в Топазе водворится компания «Три К», а сам он разбогатеет. А прежде их ожидает счастье, их ждёт любовь! Он был изобретателен и остроумен, по-настоящему влюблён, и, кроме того, он знал, чего хочет. И потому он сумел найти самые точные, самые убедительные слова, чтобы заставить её поверить, что она и сама в глубине души так думает, но просто скрывает это от себя. Между их свиданиями ей приходилось укреплять свою решимость. Ведь она ничего не могла противопоставить доводам Тарвина. Она не умела излагать свои мысли, как Тарвин. По натуре она была существом спокойным, глубоким и молчаливым, способным чувствовать и действовать.
Кейт многое нравилось в Тарвине, и часто, когда по вечерам они сидели друг против друга, она начинала мечтать, как мечтала в школьные годы, во время каникул — о том, как хорошо было бы прожить всю жизнь бок о бок с ним. Но она усилием воли заставляла себя спуститься с небес на землю. Теперь ей надо думать о другом. И все-таки в её отношениях с Тарвином, должно быть, присутствовало нечто, что делало их непохожими на отношения с другими мужчинами.
Тем не менее, судя по всему, она уедет, несмотря на все его призывы, несмотря на его любовь.
Когда она говорила ему, что он не должен тратить на неё столько сил и времени, он просил в ответ не беспокоиться о нем: она значила для него больше, нежели благосостояние или политика. И кроме того, он сам знает, что делает.
— Я понимаю, — возражала Кейт, — но вы забываете о том, в какое затруднительное положение вы ставите меня. Я не хочу нести ответственность за ваше поражение на выборах. Ваша партия скажет, что мне это было выгодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57