Смерть императора сама по себе считалась доказательством того, что боги лишили Империю своего благословения. Это соображение остановило бы любого из властителей, который замыслил бы подобное злодеяние, кроме человека с безграничным честолюбием. Именно такого рода честолюбие, по убеждению Мары, снедало ее врага Тасайо. И сейчас в зале присутствовали те, кто усматривал в упразднении поста Имперского Стратега непростительное нарушение традиций, которое может послужить достаточным оправданием цареубийства.
Ясно сознавая, какую опасность навлекает она на себя, вступая на путь, все более и более уклоняющийся от привычного, Мара подняла глаза на венценосца.
— Величество, я говорю лишь о надежде. Я и сама могу обуздать разгул честолюбия Минванаби, но дорогой ценой. Тасайо придется осчастливить титулом Имперского Стратега. Тогда спор о белом с золотом решился бы бескровно и войска, стянувшиеся к Кентосани, смогли бы с миром разойтись по домам. Я готова признать, что это легкий путь. Избери его, и тебе никто не помешает забыть о Большой Игре, вернуть Высшему Совету его полномочия и отдаться божественному созерцанию. Но даже отрешившись от всякой личной вражды и от всех разногласии, я утверждаю, что так ты лишь оттянешь время. Минванаби на троне Имперского Стратега — это гарантия будущих распрей. — Почти не переводя дыхания, она продолжала:
— Я верю, что существует возможность уже сейчас найти иной выход, который позволит навсегда положить конец бессмысленному кровопролитию, пятнающему самую суть цуранской политики. Я верю, что честь не нуждается в бесконечной цепи убийств, совершаемых ради достижения верховенства. На нашем веку может больше не представиться другого такого случая постепенно перейти к более человечным основам правления. Смиренно заклинаю тебя подумать о смысле моих слов.
Даже с высоты трона взгляд зеленых глаз императора пронизывал Мару насквозь. Но поскольку он молчал, не высказывая своего мнения, с места поднялся жрец Джурана Справедливого. Мановение тонкой руки Ичиндара послужило знаком, что жрецу дозволено говорить.
— Мара из Акомы, тебе не приходит в голову, что твои речи могут быть не угодны небесам? Ты принадлежишь к древнему и уважаемому роду и тем не менее, похоже, решила поступиться фамильной честью. Ты кое-что пообещала Тасайо из Минванаби, но даже сейчас, в эту минуту, пытаешься нарушить священнейшую из клятв.
Гнетущий страх темным крылом коснулся сердца Мары. Она понимала, что ей может быть предъявлено обвинение в ереси, и ответные слова обратила исключительно к Свету Небес.
— Если я и отринула благословение предков, то смею сказать — это касается только меня. Я не преступила никаких законов; я ничем не оскорбила небеса. Во всем, что я сделала, во всем, что я заклинаю тебя принять во внимание, я руководствовалась благом Империи. — Переведя взгляд на жреца, она добавила:
— Даже если пострадает честь моей семьи, я готова на это ради служения Империи.
Ее заявление было встречено гробовым молчанием, затем среди горстки жрецов и советников поднялся шепоток. Жрец храма Джурана рухнул в кресло с видом глубокого потрясения.
Свет Небес устремил взгляд больших умных глаз на женщину, с гордым вызовом стоящую у подножия его трона.
После неторопливого раздумья он жестом потребовал внимания:
— Пусть никто из присутствующих не винит властительницу. Она не запятнала позором ни свой род, ни свое имя; наоборот, ее мужество и верность долгу делают честь Империи. Кто еще из тысяч властителей осмелился бы подступиться к нам с такой правдой?
Он помолчал, поднял руки и снял церемониальный венец. Сбоку вынырнул слуга и, преклонив колени, освободил императора от этой громоздкой ноши. Вместе с высокой, украшенной перьями короной Ичиндар, казалось, сбросил и протокольную скованность. Пригладив пальцами каштановые волосы, он принялся рассуждать вслух:
— Когда я впервые решился принять участие в Большой Игре, случилось это потому, что я видел: мой дядя Альмеко манипулирует Империей с единственной целью — удержаться на посту Имперского Стратега. В результате пострадали очень многие. Его жажда власти стала угрозой для нации… и для меня, — печально добавил он. — С помощью властителя Камацу и других я искал способа прекратить кровопролитие, и вот тогда передо мной встал вопрос: как мы живем? Я много думал об этом и теперь, кажется, отчасти понимаю твои побуждения.
Ичиндар встал. Жестом отстранив стражей, собравшихся следовать за ним по пятам, он спустился по ступеням с возвышения.
— Позволь мне, Мара из Акомы, доверить тебе кое-что, известное лишь горстке людей.
Император держался уверенно, но за маской прирожденного правителя Мара видела мальчика, еще очень уязвимого и юного, у которого под покровом массивных парадных одежд так же билось сердце, как и у нее самой. Сопровождаемый взглядами жрецов, Свет Небес размеренным шагом прошествовал к ограждению и, протянув монаршую десницу поверх перил, взял Мару за руку.
Поскольку подобная неожиданная фамильярность, похоже, смутила властительницу Акомы, император взглянул ей прямо в глаза.
— Сначала я пытался силой навязать всем мир, потому что считал чрезвычайно опасным для нас как для народа такое положение, когда завоевание стало нашей единственной целью. Но после возвращения Миламбера мне пришлось пересмотреть кое-какие свои воззрения. До тебя, вероятно, доходили слухи о крупном столкновении в мидкемийском мире. Знай же, мидкемийцам противостоит существо, именуемое в наших легендах Врагом.
Помня о прошлом разговоре с Аракаси, Мара не удивилась, услышав подтверждение из уст Света Небес. Она уже освежила в памяти древние саги о некоем непостижимом порождении зла, именуемом Врагом. Этот Враг разрушил родной мир ее предков, заставив их уйти в изгнание на Келеван по таинственному Золотому Мосту. Хотя среди современников Мары не было принято усматривать в этих преданиях что-то большее, чем просто миф или сказку, в спокойном внимании, с которым Мара слушала Ичиндара, не было и тени насмешки или недоверия.
— Опасность существовала с начала времен, и на самом деле она еще ужаснее, чем в сказках, — еще более взволнованно продолжал Ичиндар. — Ход моих мыслей был прост: если такая злобная сила сокрушит наших бывших врагов в Королевстве и обратит свою ненасытную ярость против нас, народ цурани должен будет объединить все силы для отражения подобной напасти. В этом моем желании Ассамблея была со мной заодно. Я счел необходимым на время прекратить деятельность Высшего Совета: нельзя допустить, чтобы интриги Большой Игры ослабили нас перед лицом столь чудовищной угрозы. По моему приказу десять Всемогущих и три тысячи воинов клана Каназаваи под предводительством Хокану из Шиндзаваи…
— Хокану побывал в чужом мире?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219
Ясно сознавая, какую опасность навлекает она на себя, вступая на путь, все более и более уклоняющийся от привычного, Мара подняла глаза на венценосца.
— Величество, я говорю лишь о надежде. Я и сама могу обуздать разгул честолюбия Минванаби, но дорогой ценой. Тасайо придется осчастливить титулом Имперского Стратега. Тогда спор о белом с золотом решился бы бескровно и войска, стянувшиеся к Кентосани, смогли бы с миром разойтись по домам. Я готова признать, что это легкий путь. Избери его, и тебе никто не помешает забыть о Большой Игре, вернуть Высшему Совету его полномочия и отдаться божественному созерцанию. Но даже отрешившись от всякой личной вражды и от всех разногласии, я утверждаю, что так ты лишь оттянешь время. Минванаби на троне Имперского Стратега — это гарантия будущих распрей. — Почти не переводя дыхания, она продолжала:
— Я верю, что существует возможность уже сейчас найти иной выход, который позволит навсегда положить конец бессмысленному кровопролитию, пятнающему самую суть цуранской политики. Я верю, что честь не нуждается в бесконечной цепи убийств, совершаемых ради достижения верховенства. На нашем веку может больше не представиться другого такого случая постепенно перейти к более человечным основам правления. Смиренно заклинаю тебя подумать о смысле моих слов.
Даже с высоты трона взгляд зеленых глаз императора пронизывал Мару насквозь. Но поскольку он молчал, не высказывая своего мнения, с места поднялся жрец Джурана Справедливого. Мановение тонкой руки Ичиндара послужило знаком, что жрецу дозволено говорить.
— Мара из Акомы, тебе не приходит в голову, что твои речи могут быть не угодны небесам? Ты принадлежишь к древнему и уважаемому роду и тем не менее, похоже, решила поступиться фамильной честью. Ты кое-что пообещала Тасайо из Минванаби, но даже сейчас, в эту минуту, пытаешься нарушить священнейшую из клятв.
Гнетущий страх темным крылом коснулся сердца Мары. Она понимала, что ей может быть предъявлено обвинение в ереси, и ответные слова обратила исключительно к Свету Небес.
— Если я и отринула благословение предков, то смею сказать — это касается только меня. Я не преступила никаких законов; я ничем не оскорбила небеса. Во всем, что я сделала, во всем, что я заклинаю тебя принять во внимание, я руководствовалась благом Империи. — Переведя взгляд на жреца, она добавила:
— Даже если пострадает честь моей семьи, я готова на это ради служения Империи.
Ее заявление было встречено гробовым молчанием, затем среди горстки жрецов и советников поднялся шепоток. Жрец храма Джурана рухнул в кресло с видом глубокого потрясения.
Свет Небес устремил взгляд больших умных глаз на женщину, с гордым вызовом стоящую у подножия его трона.
После неторопливого раздумья он жестом потребовал внимания:
— Пусть никто из присутствующих не винит властительницу. Она не запятнала позором ни свой род, ни свое имя; наоборот, ее мужество и верность долгу делают честь Империи. Кто еще из тысяч властителей осмелился бы подступиться к нам с такой правдой?
Он помолчал, поднял руки и снял церемониальный венец. Сбоку вынырнул слуга и, преклонив колени, освободил императора от этой громоздкой ноши. Вместе с высокой, украшенной перьями короной Ичиндар, казалось, сбросил и протокольную скованность. Пригладив пальцами каштановые волосы, он принялся рассуждать вслух:
— Когда я впервые решился принять участие в Большой Игре, случилось это потому, что я видел: мой дядя Альмеко манипулирует Империей с единственной целью — удержаться на посту Имперского Стратега. В результате пострадали очень многие. Его жажда власти стала угрозой для нации… и для меня, — печально добавил он. — С помощью властителя Камацу и других я искал способа прекратить кровопролитие, и вот тогда передо мной встал вопрос: как мы живем? Я много думал об этом и теперь, кажется, отчасти понимаю твои побуждения.
Ичиндар встал. Жестом отстранив стражей, собравшихся следовать за ним по пятам, он спустился по ступеням с возвышения.
— Позволь мне, Мара из Акомы, доверить тебе кое-что, известное лишь горстке людей.
Император держался уверенно, но за маской прирожденного правителя Мара видела мальчика, еще очень уязвимого и юного, у которого под покровом массивных парадных одежд так же билось сердце, как и у нее самой. Сопровождаемый взглядами жрецов, Свет Небес размеренным шагом прошествовал к ограждению и, протянув монаршую десницу поверх перил, взял Мару за руку.
Поскольку подобная неожиданная фамильярность, похоже, смутила властительницу Акомы, император взглянул ей прямо в глаза.
— Сначала я пытался силой навязать всем мир, потому что считал чрезвычайно опасным для нас как для народа такое положение, когда завоевание стало нашей единственной целью. Но после возвращения Миламбера мне пришлось пересмотреть кое-какие свои воззрения. До тебя, вероятно, доходили слухи о крупном столкновении в мидкемийском мире. Знай же, мидкемийцам противостоит существо, именуемое в наших легендах Врагом.
Помня о прошлом разговоре с Аракаси, Мара не удивилась, услышав подтверждение из уст Света Небес. Она уже освежила в памяти древние саги о некоем непостижимом порождении зла, именуемом Врагом. Этот Враг разрушил родной мир ее предков, заставив их уйти в изгнание на Келеван по таинственному Золотому Мосту. Хотя среди современников Мары не было принято усматривать в этих преданиях что-то большее, чем просто миф или сказку, в спокойном внимании, с которым Мара слушала Ичиндара, не было и тени насмешки или недоверия.
— Опасность существовала с начала времен, и на самом деле она еще ужаснее, чем в сказках, — еще более взволнованно продолжал Ичиндар. — Ход моих мыслей был прост: если такая злобная сила сокрушит наших бывших врагов в Королевстве и обратит свою ненасытную ярость против нас, народ цурани должен будет объединить все силы для отражения подобной напасти. В этом моем желании Ассамблея была со мной заодно. Я счел необходимым на время прекратить деятельность Высшего Совета: нельзя допустить, чтобы интриги Большой Игры ослабили нас перед лицом столь чудовищной угрозы. По моему приказу десять Всемогущих и три тысячи воинов клана Каназаваи под предводительством Хокану из Шиндзаваи…
— Хокану побывал в чужом мире?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219