Ким повернулась на север. Проблеск света на большой высоте привлек ее внимание. Он подняла взгляд выше, намного выше, выше двустворчатых дверей царства гномов, и увидела вершины гор Банир Лок и Банир Тал, отражающие последние лучи заходящего солнца. Снова закричала птица, издавая долгий, дрожащий, нисходящий звук. Очень далеко, словно в ответ на сияние вершин над ее головой, возник другой отблеск. Рангат, вознесшаяся гораздо выше всех остальных гор, на северо-западе, предъявила свои права на последние лучи солнца.
Никто не произнес ни слова. Ким посмотрела на Мэтта Сорина, и ее опущенные руки невольно сжались в кулаки. Сорок лет, подумала она, глядя на своего друга, который некогда был — и все еще оставался — истинным королем государства, лежащего за этими дверьми. Его руки были широко раскинуты, ладони раскрыты в жесте, говорящем о готовности к примирению и о его полной беззащитности. На его лице Ким ясно прочла следы тоски, горечи и мучительной боли.
Ким отвернулась и встретилась взглядом с Лорином Серебряным Плащом. В его глазах она увидела отражение собственного горя и вины. Она помнила, как Мэтт рассказывал о притяжении Калор Диман, хрустального озера гномов, с которым он неустанно боролся сорок лет, пока был Источником бывшего мага.
Ким снова повернулась к дверям. Даже в сумерках она различала изящные переплетения золота и тиерина. Было очень тихо. Она услышала слабый стук камешка, сорвавшегося где-то неподалеку. Две вершины уже стали темными над головой, и таким же темным должно сейчас быть Калор Диман, Хрустальное озеро, спрятанное высоко в горах в чаше лугов среди гор.
Первые неяркие звезды появились на ясном небе. Ким посмотрела на свою руку: кольцо посверкивало, его сила была израсходована. Она попыталась придумать, что бы сказать, какие слова произнести, чтобы смягчить печаль этого порога, но опасалась говорить громко. Кроме того, в ткань молчания было вплетено такое бремя, которое не ей предстояло нести или отодвинуть в сторону. Оно включало в себя нити жизней двоих ее спутников, и более того — долгую, состоящую из многих нитей судьбу древнего народа гномов Банир Лок и Банир Тал.
Все это уходило корнями в слишком далекое прошлое, за пределы, доступные ей, пусть даже в ней жили две души. Поэтому она сохранила спокойствие, услышала падение еще одного камешка, еще один крик птицы, а затем заговорил наконец Мэтт Сорин, очень тихо, не глядя по сторонам:
— Лорин, выслушай меня. Я ни о чем не жалею: ни об одном вздохе, ни об одном мгновении, ни о тени мгновения. Это правда, друг мой, я клянусь в этом именем того кристалла, который я когда-то изготовил и бросил в озеро в ту ночь, когда полная луна сделала меня королем. Не могу представить себе узора на Станке Ткача, связанного с моим именем, более яркого, чем тот, который я прожил.
Он медленно опустил руки, все еще стоя лицом к внушающим благоговение огромным дверям. Когда он снова заговорил, его голос звучал хрипло и еще тише, чем раньше.
— Я… рад тем не менее, что нити моих дней снова привели меня в это место перед тем, как все закончится.
Ким любила его, любила их обоих, и ей хотелось заплакать. «Сорок лет», — снова подумала она. Что-то засияло в глубине глаз Лорина, как только что сияли горные вершины в последних лучах солнца. Она ощутила порыв ветра на высоком пороге, услышала за спиной шорох скользящих камней.
И уже поворачивалась, чтобы посмотреть, когда удар обрушился на ее голову и свалил на землю.
Она почувствовала, что сознание ускользает. Попыталась удержать его, словно это некий предмет, который можно удержать, который необходимо удержать. Но с отчаянием поняла, что ей это не удастся. Боль взорвалась у нее в голове. Нахлынула чернота. Она слышала звуки. Но ничего не видела. Она лежала на каменном плато перед дверьми, и последняя мысль ее была жестокой насмешкой над собой. Она воображала себя родней Богиням войны всего лишь несколько секунд назад. Но, несмотря на такую самонадеянность, несмотря на все дары Ясновидящих, щедро принесенные ей Исанной, она не сумела почувствовать простую засаду.
Последнее, что Ким ощутила, с ужасом от собственной беспомощности, было прикосновение чьей-то руки, снимающей с ее пальца Бальрат. Она попыталась крикнуть, вызвать вспышку, но потом нахлынула широкая, медленная река и унесла ее в темноту.
Ким открыла глаза. Комната качалась и кружилась одновременно. Пол тошнотворно проваливался, потом стремительно летел ей навстречу. В голове пылала оглушающая боль, и, даже не поднимая руки, чтобы пощупать, она знала, что на затылке вздулась шишка величиной с яйцо. Стараясь лежать неподвижно, она ждала, когда все успокоится. На это ушло немало времени.
В конце концов она села. Она была одна в комнате без окон. В помещение лился жемчужный свет, милосердно мягкий, хотя она не видела, откуда он идет: казалось, из самих каменных стен и с потолка. Двери тоже не было, или, по крайней мере, она ее не видела. В одном углу находилось кресло и скамеечка для ног. На низком столике рядом стояла чашка с водой, и ее вид напомнил Ким, как ей хочется пить. Только столик показался очень далеким, и она решила несколько секунд подождать, прежде чем решиться на путешествие.
Ким сидела — а перед этим лежала — на маленьком ложе, по крайней мере, на фут короче ее роста. И это напомнило ей о том, где она находится. Она вспомнила кое-что еще и посмотрела на руку.
Кольцо исчезло. Ким не померещилось это последнее, ужасное ощущение. Ее сильно затошнило. Она подумала о Каэне, правящем здесь, хоть он и не король. Каэн и его брат Блод, которые разбили Сторожевой Камень Эриду, которые нашли Котел Кат Миголя и отдали его Могриму. А теперь они заполучили Бальрат.
Без него Ким чувствовала себя обнаженной, хотя на ней по-прежнему было то же платье с поясом, которое она носила весь день, с того времени, как утром встала в домике и увидела Дариена. Весь день? Она даже не знала, какой сегодня день. Она не имела понятия о времени, но рассеянный свет, исходящий от камня, имел оттенок рассвета. Она удивилась этому и еще отсутствию двери. Гномы, знала Ким, умели делать с камнем поразительные вещи в недрах своих гор.
Еще они могли, под предводительством Каэна и Блода, быть слугами Тьмы, каких никогда прежде не было у Могрима. Она подумала о Локдале, а потом, разумеется, о Дариене: этот постоянный страх лежал в основе всего остального. Предчувствие беды победило тошноту и боль, заставило ее встать. Ей необходимо выбраться отсюда! Слишком многое происходит. Слишком многое зависит от нее!
Приступ паники прошел, но осталось мрачное осознание того, что в отсутствие Бальрата от нее на самом деле зависит не так много. Она попыталась черпать мужество из того простого факта, что все еще жива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124