Достаточно Науму оправдаться и указать истинного виновника ромейских бед, ни о какой свадьбе и речи не будет, — отчеканила княжна, не без удовольствия наблюдая, как угольки набирают жар — скоро перегорят! — Даже если сам Велислав Радивоич попросил бы вас молчать — у слуг есть соображение и догадливость, а при них — длинные языки. Верное дело — слух в народе пустить, перед прочими посольствами похвалиться. И добиться того, чтобы князь уже не мог изменить решение, потому как все сочли бы, что он слово нарушил. Вот оно как должно быть! Но венды молчат, Венды точно знают, что Наум никогда не попадет в Ладогу и не сумеет отвести навет от себя и славянских земель. Венды все знают наперед. Потому что… нужно ли мне продолжать, Клемий?
— Обидные слова ты произносишь, Василиса, смертельной обидой играешь. Но я готов выслушать все до конца, если этого требует честь моей страны.
Хороший ответ — ни к чему не обязывающий, полный достоинства оскорбленной невинности.
— Хорошо, венд, я скажу еще. Никто и никогда не поверит, будто кузнецы наняли иноземную нечисть для покушения на чародея, с которым они в дружбе. Гораздо легче поверить в обман ромейских угорцев. Ибо разумно вспомнить о странном совпадении: прибытие Лоуха намечено как раз на тот день, когда убитого — по вашей мысли — Наума должны обвинить во всех грехах. На тот день, в который Велислав не сможет отказаться от свадьбы.
— Кузнецы? Иноземная нечисть? — удивился посол. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, добрая Василиса. И разве кто-то покушался на жизнь чародея?
Хитер колобок! Кабы не пылающие угли во взоре, нельзя было бы и подумать — но Клемий боится! По крайней мере, должен бояться. Хотя бы потому, что не знает, где провела княжна последние сутки — и не затаила ли еще какой неожиданности?
— Все ты понимаешь. Мы с тобой все хорошо понимаем, Гракус. И не мы одни. Вина вендов слишком очевидна.
На сей раз, потомок ромейских протекторов помедлил. Присыпал угли пеплом и спросил:
— Неужели одни только венды стали целью злобной клеветы?
Ага, пытается понять, о ком еще известно княжне! Что ж, участие в заговоре и других лиц неоспоримо, но…
— Вендов достаточно. Заговор будет разрушен, а больше Твердь ничего не волнует. Мы не хотели бы терять дружбу с Ромейским Угорьем, но плата за предательство будет высока.
— Неужели ни у кого в кремле не возникает сомнений? Ты говорила об иноземной нечисти, княжна. Разве никто не задумался, что подобный союз был бы Вендии не по силам, а в равной степени — не по душе?
— Никаких сомнений, Клемий. Все сходится на вас и только на вас.
— Не понимаю, — медленно проговорил Гракус, прикрыв глаза. — Как могли возникнуть столь чудовищные обвинения? Но, сказать по правде, — угли в щелочках вспыхнули с новой силой, — я пока не услышал никаких обвинений. Ты говоришь о нападении нечисти, о покушении на Наума — может быть, и еще какие-то беды стряслись в вашем княжестве за последнее время? Но все это только неприятные слова. В чем же заключаются сами обвинения?
Непробиваем! Василиса поняла, что, начни она по порядку излагать все подозрения, Гракус мигом отыщет удобнее ответы. Разумеется, он просто обязан был хорошо подготовиться к любому повороту дела. Единственное, что должно бы пошатнуть его, — это угроза собственно Вендии. Пора нанести прямой удар.
— Жаль, что ты не внял моему предостережению, Клемий, — вздохнула княжна, поднимаясь на ноги. — Я не случайно сказала, что мы не хотели бы терять добрые отношения, хотя Твердь и Вендия далеки друг от друга. Но теперь ничего не изменишь. За последние сутки я многое узнала. Наум, если тебе любопытно, скоро вернется и с легкостью разрушит заговор. Но тебе следовало бы опасаться того, что заговор рухнет до возвращении чародея. Понимаешь, о чем я говорю? Если все откроется прямо сейчас, вина падет только на Вендию. Не на кого будет распределять ответственность. Но, насколько я понимаю, ты уже сказал — вернее, замолчал — свое последнее слово. Мне пора, Клемий Гракус.
Как ночью в башне упырь Скорит, она поворачивалась к выходу медленно. И, в отличие от упыря, услышала то, чего ждала:
— Ты права, княжна, это было бы очень печально. Ты нанесла оскорбление моей стране, однако я не держу зла, ибо оскорбление не было публичным, а я вижу, что искренна твоя забота о добрых отношениях между Твердью и Вендией. Это дает надежду. Могу ли я рассчитывать, что ты не станешь торопиться обрушить свои подозрения на мою державу? Могу ли я надеяться, что ты дождешься возвращения чародея, дабы он открыл вину истинных злодеев и беспристрастно явил ее миру?
— Спасение заговорщиков — дело рук самих заговорщиков, — холодно заметила Василиса.
— Я понимаю тебя. Но, по крайней мере, дашь ли ты мне время до завтра поговорить с моим молодым повелителем? Он имеет право знать, что грозит его стране.
На что сейчас Гракусу стоит тратить время та на изобретение способа половчее выйти из заговора. Все таки он молодец: так и не произнес ни единого слова котором его можно было бы поймать, а вместе с тем ясно сказал: я вижу, что ты сама не хочешь «раскрывать преступление» прямо сейчас, ибо у тебя нет веских доказательств. И притом в словах «Я тебя понимаю» после назойливых «Я не понимаю, о чем речь» отчетливо слышалось, да, ты во всем права.
Княжна медленно кивнула головой:
— Я дам тебе это время. Используй его с умом.
А перед внутренним взором вдруг предстала картина нового преступления. Что, если страх за родину окажется слабее пут заговора?
Если…
— Можешь не сомневаться в этом, бесценная княжна. Завтра, после прибытия принца Лоуха, мы поговорим снова.
— Только уж на этот раз я жду тебя в гости, — сказала Василиса. — Постарайся не опоздать.
— До свидания, княжна.
— До свидания, посол.
Он не пошевелился, чтобы проводить ее. Василиса видела, что оставляет Гракуса в нелегких раздумьях. Что ж, хотя бы в одном поход оказался удачным — сама она теперь ни капли не сомневалась в правильности догадок о виновности вендов.
Только вот стоит ли считать это удачен? Продвинулась ли она вперед хоть на шаг по сравнению с тем, чего достигла, сидя над картами в башне?
И очень тревожило одно «если».
Если Упрям прав, и орки, нави, венды — только стрелы, а лучником является Бурезов, то Гракус отступится от заговора. Ибо у него будут все основания бояться возвращения Наума. Вендия под ударом, ей нужен союз со Словенью, ибо на ромейские царства она явно не рассчитывает. И это все, что занимает мысли Гракуса, в прочие детали заговора Бурезов и не стал бы посвящать его.
Но если слепая вера Упряма в учителя окажется напрасной… Не хочется об этом думать — и страшно, и тошно.
Но если это так… тогда Гракусу нечего опасаться «разоблачений» Наума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Обидные слова ты произносишь, Василиса, смертельной обидой играешь. Но я готов выслушать все до конца, если этого требует честь моей страны.
Хороший ответ — ни к чему не обязывающий, полный достоинства оскорбленной невинности.
— Хорошо, венд, я скажу еще. Никто и никогда не поверит, будто кузнецы наняли иноземную нечисть для покушения на чародея, с которым они в дружбе. Гораздо легче поверить в обман ромейских угорцев. Ибо разумно вспомнить о странном совпадении: прибытие Лоуха намечено как раз на тот день, когда убитого — по вашей мысли — Наума должны обвинить во всех грехах. На тот день, в который Велислав не сможет отказаться от свадьбы.
— Кузнецы? Иноземная нечисть? — удивился посол. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, добрая Василиса. И разве кто-то покушался на жизнь чародея?
Хитер колобок! Кабы не пылающие угли во взоре, нельзя было бы и подумать — но Клемий боится! По крайней мере, должен бояться. Хотя бы потому, что не знает, где провела княжна последние сутки — и не затаила ли еще какой неожиданности?
— Все ты понимаешь. Мы с тобой все хорошо понимаем, Гракус. И не мы одни. Вина вендов слишком очевидна.
На сей раз, потомок ромейских протекторов помедлил. Присыпал угли пеплом и спросил:
— Неужели одни только венды стали целью злобной клеветы?
Ага, пытается понять, о ком еще известно княжне! Что ж, участие в заговоре и других лиц неоспоримо, но…
— Вендов достаточно. Заговор будет разрушен, а больше Твердь ничего не волнует. Мы не хотели бы терять дружбу с Ромейским Угорьем, но плата за предательство будет высока.
— Неужели ни у кого в кремле не возникает сомнений? Ты говорила об иноземной нечисти, княжна. Разве никто не задумался, что подобный союз был бы Вендии не по силам, а в равной степени — не по душе?
— Никаких сомнений, Клемий. Все сходится на вас и только на вас.
— Не понимаю, — медленно проговорил Гракус, прикрыв глаза. — Как могли возникнуть столь чудовищные обвинения? Но, сказать по правде, — угли в щелочках вспыхнули с новой силой, — я пока не услышал никаких обвинений. Ты говоришь о нападении нечисти, о покушении на Наума — может быть, и еще какие-то беды стряслись в вашем княжестве за последнее время? Но все это только неприятные слова. В чем же заключаются сами обвинения?
Непробиваем! Василиса поняла, что, начни она по порядку излагать все подозрения, Гракус мигом отыщет удобнее ответы. Разумеется, он просто обязан был хорошо подготовиться к любому повороту дела. Единственное, что должно бы пошатнуть его, — это угроза собственно Вендии. Пора нанести прямой удар.
— Жаль, что ты не внял моему предостережению, Клемий, — вздохнула княжна, поднимаясь на ноги. — Я не случайно сказала, что мы не хотели бы терять добрые отношения, хотя Твердь и Вендия далеки друг от друга. Но теперь ничего не изменишь. За последние сутки я многое узнала. Наум, если тебе любопытно, скоро вернется и с легкостью разрушит заговор. Но тебе следовало бы опасаться того, что заговор рухнет до возвращении чародея. Понимаешь, о чем я говорю? Если все откроется прямо сейчас, вина падет только на Вендию. Не на кого будет распределять ответственность. Но, насколько я понимаю, ты уже сказал — вернее, замолчал — свое последнее слово. Мне пора, Клемий Гракус.
Как ночью в башне упырь Скорит, она поворачивалась к выходу медленно. И, в отличие от упыря, услышала то, чего ждала:
— Ты права, княжна, это было бы очень печально. Ты нанесла оскорбление моей стране, однако я не держу зла, ибо оскорбление не было публичным, а я вижу, что искренна твоя забота о добрых отношениях между Твердью и Вендией. Это дает надежду. Могу ли я рассчитывать, что ты не станешь торопиться обрушить свои подозрения на мою державу? Могу ли я надеяться, что ты дождешься возвращения чародея, дабы он открыл вину истинных злодеев и беспристрастно явил ее миру?
— Спасение заговорщиков — дело рук самих заговорщиков, — холодно заметила Василиса.
— Я понимаю тебя. Но, по крайней мере, дашь ли ты мне время до завтра поговорить с моим молодым повелителем? Он имеет право знать, что грозит его стране.
На что сейчас Гракусу стоит тратить время та на изобретение способа половчее выйти из заговора. Все таки он молодец: так и не произнес ни единого слова котором его можно было бы поймать, а вместе с тем ясно сказал: я вижу, что ты сама не хочешь «раскрывать преступление» прямо сейчас, ибо у тебя нет веских доказательств. И притом в словах «Я тебя понимаю» после назойливых «Я не понимаю, о чем речь» отчетливо слышалось, да, ты во всем права.
Княжна медленно кивнула головой:
— Я дам тебе это время. Используй его с умом.
А перед внутренним взором вдруг предстала картина нового преступления. Что, если страх за родину окажется слабее пут заговора?
Если…
— Можешь не сомневаться в этом, бесценная княжна. Завтра, после прибытия принца Лоуха, мы поговорим снова.
— Только уж на этот раз я жду тебя в гости, — сказала Василиса. — Постарайся не опоздать.
— До свидания, княжна.
— До свидания, посол.
Он не пошевелился, чтобы проводить ее. Василиса видела, что оставляет Гракуса в нелегких раздумьях. Что ж, хотя бы в одном поход оказался удачным — сама она теперь ни капли не сомневалась в правильности догадок о виновности вендов.
Только вот стоит ли считать это удачен? Продвинулась ли она вперед хоть на шаг по сравнению с тем, чего достигла, сидя над картами в башне?
И очень тревожило одно «если».
Если Упрям прав, и орки, нави, венды — только стрелы, а лучником является Бурезов, то Гракус отступится от заговора. Ибо у него будут все основания бояться возвращения Наума. Вендия под ударом, ей нужен союз со Словенью, ибо на ромейские царства она явно не рассчитывает. И это все, что занимает мысли Гракуса, в прочие детали заговора Бурезов и не стал бы посвящать его.
Но если слепая вера Упряма в учителя окажется напрасной… Не хочется об этом думать — и страшно, и тошно.
Но если это так… тогда Гракусу нечего опасаться «разоблачений» Наума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119