— От имени Надзора я задал вопрос, изволь на него ответить.
— Какой вопрос? — выражая полную готовность удовлетворить любое самомалейшее любопытство, подался к нему торговец.
Ученик чародея глубоко вздохнул и повторил:
— Что ты привез на продажу?
— Ах, ви об этом… Это ничего, что я говорю на вас «ви»? Знаете, сейчас так принято говорить на уважаемых людей в цивилизованных странах. Ви, молодой человек, бесспорно, знаете слово «цивилизованный»?
— Израэль Рев!..
— Ой, как ви громко спешите! Таки на чем ми остановились? Ах да, мой товар. Ви желаете знать, что я привез в ваш замечательный город. Я прав?
— Совершенно верно, — стиснув зубы, кивнул Упрям.
— Да практически ничего! То есть я говорю: ничего особенного, и ви можете проверить и убедиться. Что у меня есть? у меня есть вот этот сундучок, в который я положил кое-какие вязантские редкости. Ви, должно быть, желаете их видеть?
— Да, конечно, и поскорей.
— Аи, молодой человек, ви все торопитесь, как будто на пожар, хотя знаете, что и без вас все сгорит. Ви знаете у нас на Эгейском побережье говорят: торопится тот, кому лень подождать!
Говоря так, он, впрочем, открыл сундук и извлек вещи которые Упрям сразу определил для себя как предметы «оргиастического культа»: золотую тиару, плетеную обувь состоящую, казалось, из одних дыр; а еще легкий черный плащ, расшитый весьма своеобразными узорами, и жезл, подозрительно похожий на… в общем. Упряму почудилось, что он понимает слово «оргиастический». Были и кольца, браслеты, подвески, подвязки и прочая мелочь.
— Что это? — спросил Упрям.
— Что именно?
— Все это в целом!
— Мой товар.
Наверное, на лице Упряма отразилась близость опасной грани, поэтому Израэль не стал дожидаться нового вопроса:
— Сущие мелочи. Ви спрашивали, какая магия заложена в эти вещи? Да практически никакой, если ви имеете в виду что-то серьезное. Но если говорить со всей откровенностью, а ваше лицо, молодой человек, должен заметить, весьма располагает к откровенности… то конечно же во всем этом таки есть магия. Меня только затрудняет ваш беспрекословно юный возраст. Я гляжу на вас и спрашиваю себя: Израэль! Вправе ли ты рассказывать об эти вещи столь молодому человеку? Будь ми с вами в Вязани, я бы не сомневался и молчал как риба, но, может, в вашем прелестном городе зрелость наступает несколько раньше?..
— Израэль Рев, я сейчас — сотрудник Надзора, и ты обязан отвечать на все мои вопросы.
— Ну таки хорошо. Мой товар — это культурная древность. Когда-то давно — даже когда я был маленьким счастливым мальчиком и смотрел на мир широко открытыми наивными глазами, это уже были совсем далекие времена — в просвещенной Вязани жили очень дикие народы. Они жили, как звери и порой вели себя очень неприлично. Ви меня понимаете?
— Да, так что дальше?
— Дальше они не жили, и хвала богам. Но когда еще жили, уже старались из своего непотребного существования извлечь культуру. Возьмите для примера южные племена, которые кушали виноград и пили вино, и у них было много свободного времени, о чем я, бедный странствующий иудей, давно забыл помечтать. В свободное время эти племена предавались утехам — об которые я, старик, уже и не думаю. Хотя в мине и нет зависти, и не помыслите, молодой человек! Но им все равно было скучно, и вот они стали строить культуру. Делать это они таки не умели, потому что были практически непросвещенными. Но кое-что им удавалось. Умение радоваться жизни они обожествили и сделали культ, который помогал радоваться жизни. Все свои магические силы они вложили в этот культ, но потом силы кончились, и культура скончалась, а вместе с ней и сами племена. Такая вот печальная, но поучительная история, молодой человек, ви не находите?
— Какое отношение это имеет к товару?
— Разве я еще не сказал? Ах да, ви опять-таки торопитесь, я же за вас не успеваю. Отношение прямое: дикари радовались жизни с помощью этих предметов и вложили в них много магии. Современный просвещенный человек уже не рискует впасть в ошибку поклонения неправильным древним богам, но радоваться жизни эти вещи все еще помогают. И как! Не дай вам боги узнать, зачем это надо, но я таки вижу: я, бедный старый иудей, потерявший здоровье в долгих странствиях, совсем забыл думать об эти радости, но теперь начал думать обратно!
— Разложи вещи.
К концу разговора Упрям готов был выгнать Израэля Рева за Дикое Поле немедленно и без объяснений. Как-то сразу вспомнилось, что похмелье еще толком не прошло, Что он сегодня ночью успел и поболеть, и выздороветь, но только не поспать. Однако свои обязанности он знал четко.
Выбрал оберег, определяющий основное свойство магии, и простер руку над вещами. В отличие от коварных персидских самобранок, чары здесь были однородны, и оберег без малейшего промедления закрутился противосолонь так четко, что если кто и не знал, сразу мог догадаться, магия в вещах заложена чернейшая. Израэлю объяснений не потребовались.
— О боги, боги, какой позор! Конечно, мине следовало об этом подумать, но куда же бедному старому иудею уследить за всем миром? Я таки прямо готов спросить: куда? Морально-этические нормы славян таки отличаются от вязантских, у нас дома любовная магия не числится запретной просто некоторые ее формы практически изжили себя и уже не находят поощрения в социуме и религии, абсолютно лишившись сакрального смысла… э, я понятно изъясняюсь?
— Вполне, — проворчал Упрям, потирая виски. Он знал довольно много греческих и ромейских корней, так что общий смысл сказанного был ему ясен: Рев пытается сыграть на разнице в законах. Обычная уловка. Только очень грубо исполненная. На что рассчитывал Бурезов, как собирался разрешать торг? — Товар снимается с продажи именем Волшебного Надзора и Славянской Правды. Израэль Рев, если ты не имеешь иного товара, покинь Волшебный ряд, в этом году тебе запрещено здесь появляться. Мм, сам товар изымается и до твоего отъезда будет содержаться на причале под стражей.
— Если я правильно помню, формулировка звучит-таки несколько иначе, — заметил Рев.
— Но суть верна, — вклинился Бурезов и провел над предметами «оргиастического культа» новым оберегом: — Налагаю запрет на сей товар, видимый и ясный каждому чародею в славянских землях. Отлучаю тебя от торговли в Дивном на пять лет.
Ну вот, а Упрям только-только собирался сделать это сам. Можно сказать, из-под носа у него перехватил Бурезов последнее действие. Однако же круто он обошелся — отлучение более чем на год присуждается обычно за недоказанное подозрение на преступный умысел — «до дальнейшего разбирательства». За оплошность так могли бы наказать, наверное, в престольной Ладоге… однако все в рамках закона.
И вот что странно — Израэль Рев не только не возражал, он выглядел даже… удовлетворенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Какой вопрос? — выражая полную готовность удовлетворить любое самомалейшее любопытство, подался к нему торговец.
Ученик чародея глубоко вздохнул и повторил:
— Что ты привез на продажу?
— Ах, ви об этом… Это ничего, что я говорю на вас «ви»? Знаете, сейчас так принято говорить на уважаемых людей в цивилизованных странах. Ви, молодой человек, бесспорно, знаете слово «цивилизованный»?
— Израэль Рев!..
— Ой, как ви громко спешите! Таки на чем ми остановились? Ах да, мой товар. Ви желаете знать, что я привез в ваш замечательный город. Я прав?
— Совершенно верно, — стиснув зубы, кивнул Упрям.
— Да практически ничего! То есть я говорю: ничего особенного, и ви можете проверить и убедиться. Что у меня есть? у меня есть вот этот сундучок, в который я положил кое-какие вязантские редкости. Ви, должно быть, желаете их видеть?
— Да, конечно, и поскорей.
— Аи, молодой человек, ви все торопитесь, как будто на пожар, хотя знаете, что и без вас все сгорит. Ви знаете у нас на Эгейском побережье говорят: торопится тот, кому лень подождать!
Говоря так, он, впрочем, открыл сундук и извлек вещи которые Упрям сразу определил для себя как предметы «оргиастического культа»: золотую тиару, плетеную обувь состоящую, казалось, из одних дыр; а еще легкий черный плащ, расшитый весьма своеобразными узорами, и жезл, подозрительно похожий на… в общем. Упряму почудилось, что он понимает слово «оргиастический». Были и кольца, браслеты, подвески, подвязки и прочая мелочь.
— Что это? — спросил Упрям.
— Что именно?
— Все это в целом!
— Мой товар.
Наверное, на лице Упряма отразилась близость опасной грани, поэтому Израэль не стал дожидаться нового вопроса:
— Сущие мелочи. Ви спрашивали, какая магия заложена в эти вещи? Да практически никакой, если ви имеете в виду что-то серьезное. Но если говорить со всей откровенностью, а ваше лицо, молодой человек, должен заметить, весьма располагает к откровенности… то конечно же во всем этом таки есть магия. Меня только затрудняет ваш беспрекословно юный возраст. Я гляжу на вас и спрашиваю себя: Израэль! Вправе ли ты рассказывать об эти вещи столь молодому человеку? Будь ми с вами в Вязани, я бы не сомневался и молчал как риба, но, может, в вашем прелестном городе зрелость наступает несколько раньше?..
— Израэль Рев, я сейчас — сотрудник Надзора, и ты обязан отвечать на все мои вопросы.
— Ну таки хорошо. Мой товар — это культурная древность. Когда-то давно — даже когда я был маленьким счастливым мальчиком и смотрел на мир широко открытыми наивными глазами, это уже были совсем далекие времена — в просвещенной Вязани жили очень дикие народы. Они жили, как звери и порой вели себя очень неприлично. Ви меня понимаете?
— Да, так что дальше?
— Дальше они не жили, и хвала богам. Но когда еще жили, уже старались из своего непотребного существования извлечь культуру. Возьмите для примера южные племена, которые кушали виноград и пили вино, и у них было много свободного времени, о чем я, бедный странствующий иудей, давно забыл помечтать. В свободное время эти племена предавались утехам — об которые я, старик, уже и не думаю. Хотя в мине и нет зависти, и не помыслите, молодой человек! Но им все равно было скучно, и вот они стали строить культуру. Делать это они таки не умели, потому что были практически непросвещенными. Но кое-что им удавалось. Умение радоваться жизни они обожествили и сделали культ, который помогал радоваться жизни. Все свои магические силы они вложили в этот культ, но потом силы кончились, и культура скончалась, а вместе с ней и сами племена. Такая вот печальная, но поучительная история, молодой человек, ви не находите?
— Какое отношение это имеет к товару?
— Разве я еще не сказал? Ах да, ви опять-таки торопитесь, я же за вас не успеваю. Отношение прямое: дикари радовались жизни с помощью этих предметов и вложили в них много магии. Современный просвещенный человек уже не рискует впасть в ошибку поклонения неправильным древним богам, но радоваться жизни эти вещи все еще помогают. И как! Не дай вам боги узнать, зачем это надо, но я таки вижу: я, бедный старый иудей, потерявший здоровье в долгих странствиях, совсем забыл думать об эти радости, но теперь начал думать обратно!
— Разложи вещи.
К концу разговора Упрям готов был выгнать Израэля Рева за Дикое Поле немедленно и без объяснений. Как-то сразу вспомнилось, что похмелье еще толком не прошло, Что он сегодня ночью успел и поболеть, и выздороветь, но только не поспать. Однако свои обязанности он знал четко.
Выбрал оберег, определяющий основное свойство магии, и простер руку над вещами. В отличие от коварных персидских самобранок, чары здесь были однородны, и оберег без малейшего промедления закрутился противосолонь так четко, что если кто и не знал, сразу мог догадаться, магия в вещах заложена чернейшая. Израэлю объяснений не потребовались.
— О боги, боги, какой позор! Конечно, мине следовало об этом подумать, но куда же бедному старому иудею уследить за всем миром? Я таки прямо готов спросить: куда? Морально-этические нормы славян таки отличаются от вязантских, у нас дома любовная магия не числится запретной просто некоторые ее формы практически изжили себя и уже не находят поощрения в социуме и религии, абсолютно лишившись сакрального смысла… э, я понятно изъясняюсь?
— Вполне, — проворчал Упрям, потирая виски. Он знал довольно много греческих и ромейских корней, так что общий смысл сказанного был ему ясен: Рев пытается сыграть на разнице в законах. Обычная уловка. Только очень грубо исполненная. На что рассчитывал Бурезов, как собирался разрешать торг? — Товар снимается с продажи именем Волшебного Надзора и Славянской Правды. Израэль Рев, если ты не имеешь иного товара, покинь Волшебный ряд, в этом году тебе запрещено здесь появляться. Мм, сам товар изымается и до твоего отъезда будет содержаться на причале под стражей.
— Если я правильно помню, формулировка звучит-таки несколько иначе, — заметил Рев.
— Но суть верна, — вклинился Бурезов и провел над предметами «оргиастического культа» новым оберегом: — Налагаю запрет на сей товар, видимый и ясный каждому чародею в славянских землях. Отлучаю тебя от торговли в Дивном на пять лет.
Ну вот, а Упрям только-только собирался сделать это сам. Можно сказать, из-под носа у него перехватил Бурезов последнее действие. Однако же круто он обошелся — отлучение более чем на год присуждается обычно за недоказанное подозрение на преступный умысел — «до дальнейшего разбирательства». За оплошность так могли бы наказать, наверное, в престольной Ладоге… однако все в рамках закона.
И вот что странно — Израэль Рев не только не возражал, он выглядел даже… удовлетворенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119