Он лежал на лавке у бревенчатой стены в доме волхва.
Сам Нещур, жилистый, но не слишком здоровый старик, стоял посреди горницы, опираясь на посох и выкрикивая в сторону закрытых ставен слова заклинаний. Голос его звучал из зеркала неразборчиво, да еще мешали треск и грохот: и в окна, и в дверь кто-то ломился.
Видение распалось — Упрям не смог дочитать заклинание. Да и незачем — осажденным людям сейчас не до его внушенных мыслей. Но как же так? Ведь там целая ватага, неужели перемычья стража спит?
Пустые вопросы. «Тати на то и тати, чтоб тишком проникати…» — глупое присловье, но сейчас как никогда верное.
— Одолеют их, — негромко сказала птичка, — как пить дать одолеют.
— И письмо отнимут… Ах, пропасть, что же делать? Как им помочь? Птичка, миленькая, есть тебе с кем связаться в Перемыке?
— Извини… Зерцало там имеется, «петушок» у воеводы. Но… я запоминаю только последний вызов.
Упрям упал на кровать чародея, обхватив голову руками. Про письмо он уже не думал — до него ли, когда люди погибают? Ужасное чувство — видеть все так близко и быть не в состоянии помочь.
— Эх, махнуть бы туда!.. — простонал ученик чародея
— Толку? — вздохнула птичка. — Там, чую, большая шайка
— А у меня — разорви-клинок! Этого они не ждут… эх, если бы как-нибудь!
— Ну, про тайные тропы я все равно ничего не знаю. Вот если только… Ой, да что я говорю! Загубить тебя решила право слово.
— Что? — вскинулся Упрям. — Есть какая-то возможность? Говори!
— Ни под каким видом! — заявила птичка. — Наум с меня голову снимет.
— А я тебя… — Нет, слово «разобью» он и в голову не пустил. — А я за тебя Науму слова не скажу! Говори!
— Ой, какой ты жестокий!.. Ну, слушай. Все равно так себе способ. Дурацкий, честно сказать.
— Да не тяни, гибнут ведь люди!
— А что поделать? — осердилась птичка. — Ты все равно не успеешь их спасти, даже с пером… — Она осеклась, сообразив, что уже проболталась.
— С каким пером? — ухватился Упрям. — Ты… про перо сокола Востока? И как же с его помощью можно спасти людей?
— Никак! Слишком поздно. Но, если уж речь зашла… в общем, Пикуля помянул, что ты забыл снять с котла заклинание полета. То есть он у тебя наготове стоит, клади перо и лети. А перо Востока огромную силу имеет! Только ты меня, глупую, не слушай, это я так болтаю, хоть резная, а все же птица, вот о полетах и… Упрям, куда ты?
Ученик чародея слушать, как прошено, не стал. На бегу крикнул в ответ что-то благодарственное и в три прыжка оказался в чаровальне. Цепляя к поясу ножны с разорви-клинком, подумал: эх, ласовичей бы предупредить, да некогда. Ладно, до рассвета, поди, управлюсь…
* * *
Возможно, остановись он на миг и обдумай слова птички, полета бы не было. Ведь можно догадаться, что летать — это не масло пахтать, тут сноровка нужна. Целая наука! А может, и вообще испугался бы, хотя не в обычае у него то было. И тогда не нажил бы он так рано седой пряди в волосах…
Дождь по-прежнему лил, и котел мигом стал наполняться водой, его потянуло к земле. Упрям, занятый тем, чтобы устроиться поудобнее, заметил это, только когда снес вертушку чьего-то забора. От неожиданности каркнув по-вороньему, он поднял котел повыше и свернул вправо, избегая встречи с коньком крыши. Ветер хлестнул по лицу, глаза залепило мокрыми волосами. Вслепую поднявшись еще локтей на тридцать для верности, Упрям загладил волосы назад и осмотрелся.
Ветер играл котлом, как игрушкой, мотая его над городом. Со всех дворов несся взбудораженный перелай, волнами накатывавший из непроглядного мрака — при низком полете еще была возможность что-то рассмотреть хоть в двух шагах, а теперь ученик чародея напрочь потерял направление. Только сторожевые огни кремля проблескивали сквозь дождевую завесу, но с какой стороны от них находился Упрям?
Так можно проплутать до бесконечности. То есть до утра, но тут разница несущественна. До Дона еще худо-бедно доковыляешь, до другого берега дотянешь, а дальше? Оставалось одно — лететь по звездам.
Недолго (как всегда, в общем) думая Упрям повел котел вверх. Вроде бы еще успел помыслить: не боись, облака не твердые, они вроде тумана… должны быть.
Потом его с ног до головы облепила мокрая взвесь, а потом…
Все его чувства были атакованы одновременно. Ошеломительная красота открывшегося зрелища перебила все мысли, от ледяного воздуха перехватило дыхание. В лицо ударил ветер — ядреный, морозный и… восхитительно вкусный. А уши забила, навалилась ватная тишина.
Холмистое поле облаков, расстилавшееся перед Упрямом, было залито иззелена-голубоватым светом удивительно яркой луны, будто одетой в прозрачные покровы неумного сияния. Звезды смиренно блекли рядом с ним, но в стороне горели уверенно, сильно и так часто, как никогда он не видел снизу. Их ровный льдистый блеск завораживал. Дождь искрящегося света изливали величественные ночные небеса на тучные равнины облаков. А равнины эти — казалось, до окоема пышные, серебристые, медово-сладкие — медленно, неторопливо ворочались под котлом, то вздымаясь пуховыми горами, то разверзаясь туманными привалами.
И тишина. Нет, стоило шевельнуть скулами, в ушах щелкнуло и отлегло, но звуков было всего ничего — только ветер свистит да сердце в груди колотится. Пока еще колотится, но уже неуверенно как-то.
Красота заоблачного мира обездвижила Упряма, но очень скоро он понял, что не может шевельнуться совсем по другой причине. Он попросту закоченел. Здесь, за облаками, среди сказочных садов света царил настоящий мороз! А Упрям, мало что одетый по-летнему, был к тому же мокрым до нитки. Точнее, если судить по тому, как пронизывало, до костей. До костного мозга. Глубже вроде бы некуда.
Невероятным усилием уже угасающей воли Упрям заставил котел резко пойти вниз. Голова закружилась, желудок подскочил к горлу. Чтобы удержаться, ученик чародея судорожно вцепился пальцами в края котла. Снова облепляющая мокрая взвесь — и он нырнул в дождь. Как здесь было тепло!
Некоторое время Упрям провел, сильными взмахами восстанавливая кровообращение, отчего котел опасно кренился. И только почувствовав, что оживает, сообразил: на звезды-то смотрел, а направление не высмотрел! Зря мерз… хотя нет, не зря. Как ни нелепа казалась мысль, Упрям подумал, что ради зрелища заоблачного мира стоило испытать опасности невероятного подъема.
Вот только возвращаться туда еще раз совсем не хоте лось!
Но никуда не денешься. Исключительно на слух Упрям догадался, что под ним расстилается водная гладь Великого Дона. Повертел головой — вроде бы мелькнули огни на пристани, но прицелиться надо с совершенной точностью, это Упрям понимал. Ошибись он сейчас на два пальца — потом за двадцать верст от Перемыка промчаться может. Ладно, решил ученик чародея, хлопая себя по плечам и заранее невольно съеживаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Сам Нещур, жилистый, но не слишком здоровый старик, стоял посреди горницы, опираясь на посох и выкрикивая в сторону закрытых ставен слова заклинаний. Голос его звучал из зеркала неразборчиво, да еще мешали треск и грохот: и в окна, и в дверь кто-то ломился.
Видение распалось — Упрям не смог дочитать заклинание. Да и незачем — осажденным людям сейчас не до его внушенных мыслей. Но как же так? Ведь там целая ватага, неужели перемычья стража спит?
Пустые вопросы. «Тати на то и тати, чтоб тишком проникати…» — глупое присловье, но сейчас как никогда верное.
— Одолеют их, — негромко сказала птичка, — как пить дать одолеют.
— И письмо отнимут… Ах, пропасть, что же делать? Как им помочь? Птичка, миленькая, есть тебе с кем связаться в Перемыке?
— Извини… Зерцало там имеется, «петушок» у воеводы. Но… я запоминаю только последний вызов.
Упрям упал на кровать чародея, обхватив голову руками. Про письмо он уже не думал — до него ли, когда люди погибают? Ужасное чувство — видеть все так близко и быть не в состоянии помочь.
— Эх, махнуть бы туда!.. — простонал ученик чародея
— Толку? — вздохнула птичка. — Там, чую, большая шайка
— А у меня — разорви-клинок! Этого они не ждут… эх, если бы как-нибудь!
— Ну, про тайные тропы я все равно ничего не знаю. Вот если только… Ой, да что я говорю! Загубить тебя решила право слово.
— Что? — вскинулся Упрям. — Есть какая-то возможность? Говори!
— Ни под каким видом! — заявила птичка. — Наум с меня голову снимет.
— А я тебя… — Нет, слово «разобью» он и в голову не пустил. — А я за тебя Науму слова не скажу! Говори!
— Ой, какой ты жестокий!.. Ну, слушай. Все равно так себе способ. Дурацкий, честно сказать.
— Да не тяни, гибнут ведь люди!
— А что поделать? — осердилась птичка. — Ты все равно не успеешь их спасти, даже с пером… — Она осеклась, сообразив, что уже проболталась.
— С каким пером? — ухватился Упрям. — Ты… про перо сокола Востока? И как же с его помощью можно спасти людей?
— Никак! Слишком поздно. Но, если уж речь зашла… в общем, Пикуля помянул, что ты забыл снять с котла заклинание полета. То есть он у тебя наготове стоит, клади перо и лети. А перо Востока огромную силу имеет! Только ты меня, глупую, не слушай, это я так болтаю, хоть резная, а все же птица, вот о полетах и… Упрям, куда ты?
Ученик чародея слушать, как прошено, не стал. На бегу крикнул в ответ что-то благодарственное и в три прыжка оказался в чаровальне. Цепляя к поясу ножны с разорви-клинком, подумал: эх, ласовичей бы предупредить, да некогда. Ладно, до рассвета, поди, управлюсь…
* * *
Возможно, остановись он на миг и обдумай слова птички, полета бы не было. Ведь можно догадаться, что летать — это не масло пахтать, тут сноровка нужна. Целая наука! А может, и вообще испугался бы, хотя не в обычае у него то было. И тогда не нажил бы он так рано седой пряди в волосах…
Дождь по-прежнему лил, и котел мигом стал наполняться водой, его потянуло к земле. Упрям, занятый тем, чтобы устроиться поудобнее, заметил это, только когда снес вертушку чьего-то забора. От неожиданности каркнув по-вороньему, он поднял котел повыше и свернул вправо, избегая встречи с коньком крыши. Ветер хлестнул по лицу, глаза залепило мокрыми волосами. Вслепую поднявшись еще локтей на тридцать для верности, Упрям загладил волосы назад и осмотрелся.
Ветер играл котлом, как игрушкой, мотая его над городом. Со всех дворов несся взбудораженный перелай, волнами накатывавший из непроглядного мрака — при низком полете еще была возможность что-то рассмотреть хоть в двух шагах, а теперь ученик чародея напрочь потерял направление. Только сторожевые огни кремля проблескивали сквозь дождевую завесу, но с какой стороны от них находился Упрям?
Так можно проплутать до бесконечности. То есть до утра, но тут разница несущественна. До Дона еще худо-бедно доковыляешь, до другого берега дотянешь, а дальше? Оставалось одно — лететь по звездам.
Недолго (как всегда, в общем) думая Упрям повел котел вверх. Вроде бы еще успел помыслить: не боись, облака не твердые, они вроде тумана… должны быть.
Потом его с ног до головы облепила мокрая взвесь, а потом…
Все его чувства были атакованы одновременно. Ошеломительная красота открывшегося зрелища перебила все мысли, от ледяного воздуха перехватило дыхание. В лицо ударил ветер — ядреный, морозный и… восхитительно вкусный. А уши забила, навалилась ватная тишина.
Холмистое поле облаков, расстилавшееся перед Упрямом, было залито иззелена-голубоватым светом удивительно яркой луны, будто одетой в прозрачные покровы неумного сияния. Звезды смиренно блекли рядом с ним, но в стороне горели уверенно, сильно и так часто, как никогда он не видел снизу. Их ровный льдистый блеск завораживал. Дождь искрящегося света изливали величественные ночные небеса на тучные равнины облаков. А равнины эти — казалось, до окоема пышные, серебристые, медово-сладкие — медленно, неторопливо ворочались под котлом, то вздымаясь пуховыми горами, то разверзаясь туманными привалами.
И тишина. Нет, стоило шевельнуть скулами, в ушах щелкнуло и отлегло, но звуков было всего ничего — только ветер свистит да сердце в груди колотится. Пока еще колотится, но уже неуверенно как-то.
Красота заоблачного мира обездвижила Упряма, но очень скоро он понял, что не может шевельнуться совсем по другой причине. Он попросту закоченел. Здесь, за облаками, среди сказочных садов света царил настоящий мороз! А Упрям, мало что одетый по-летнему, был к тому же мокрым до нитки. Точнее, если судить по тому, как пронизывало, до костей. До костного мозга. Глубже вроде бы некуда.
Невероятным усилием уже угасающей воли Упрям заставил котел резко пойти вниз. Голова закружилась, желудок подскочил к горлу. Чтобы удержаться, ученик чародея судорожно вцепился пальцами в края котла. Снова облепляющая мокрая взвесь — и он нырнул в дождь. Как здесь было тепло!
Некоторое время Упрям провел, сильными взмахами восстанавливая кровообращение, отчего котел опасно кренился. И только почувствовав, что оживает, сообразил: на звезды-то смотрел, а направление не высмотрел! Зря мерз… хотя нет, не зря. Как ни нелепа казалась мысль, Упрям подумал, что ради зрелища заоблачного мира стоило испытать опасности невероятного подъема.
Вот только возвращаться туда еще раз совсем не хоте лось!
Но никуда не денешься. Исключительно на слух Упрям догадался, что под ним расстилается водная гладь Великого Дона. Повертел головой — вроде бы мелькнули огни на пристани, но прицелиться надо с совершенной точностью, это Упрям понимал. Ошибись он сейчас на два пальца — потом за двадцать верст от Перемыка промчаться может. Ладно, решил ученик чародея, хлопая себя по плечам и заранее невольно съеживаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119