— Стефанопулос, ты не сделал ничего плохого. Ты только ответил на несколько вопросов. — Он посмотрел на Бидж и грустно улыбнулся. — А я это позволил.
— Возможно, вы впадаете в маразм, — произнесла Бидж.
Остальные студенты ахнули. Основное правило, даже более непререкаемое, чем «Никогда не морщись», гласило:
«Не груби клиенту».
Поскольку Филдс никак не прореагировал, Бидж продолжала:
— Разве вы не хотите узнать, что это значит? Он улыбнулся в ответ, но на этот раз без всякой плотоядности.
— Даже если вы мне скажете, думаю, я все равно не пойму — и вы это увидите. Юная леди, похоже, что Конфетка выбрал для практики чересчур смышленых студентов. Филдс пожал руку Конфетке, попрощался с остальными, и они со Стефаном погнали отару вверх по холму. Стефан оглянулся на Бидж; она улыбнулась ему, но не помахала.
Когда Филдс и Стефан уже не могли слышать их, Дэйв сказал Бидж:
— Прекрасный выстрел. Кожаный Чулок. Почему ты решила загнать мальца в угол?
— Нельзя так разговаривать с клиентом, — наставительно произнесла Ли Энн.
— Кто бы и что бы он ни был, не следует оскорблять его чувства, — добавила Анни. Бидж повернулась к Конфетке:
— А вы не собираетесь учинить мне разнос? Но Конфетка молча наблюдал за студентами, и Бидж еще раз подумала, что догадалась она правильно.
— Почему ты задавала все эти вопросы? — спросила Анни.
— Потому что хотела кое-что выяснить — а доктор не должен гадать, если может узнать. — Она снова обратилась к Конфетке: — Здесь ведь рак неизвестен, верно? И никаких нервных заболеваний, никакой миастении? — Она переключилась на типично человеческие недуги. — Никакого маразма?
— Никакой болезни Альцгеймера, — продолжил ее мысль Конфетка. — Никакой мышечной дистрофии или моторных нарушений.
Он обвел взглядом разинувших рты студентов и закончил:
— Мы не делали тесты на СПИД, но я почти уверен, что этого тут тоже нет.
Какое-то время единственными звуками, нарушавшими тишину, были птичьи трели и блеяние овец вдалеке. Наконец Анни прошептала:
— Почему? Почему именно здесь?
— А почему бы и нет? — без улыбки ответил Конфетка. — По правде говоря, мы не знаем. Мы забирали отсюда образцы тканей, делали анализы крови и высевали культуры, раза два я вскрывал тварей, в существование которых вы не поверите даже после того, что увидели здесь за последние два дня. Пришлось нажимать на кнопки, чтобы некоторые тесты выполнили в Дьюкском университете, не задавая вопросов, и использовать личные связи, чтобы один специалист оттуда получил внеочередной отпуск. Мы проделывали анализы снова и снова, и единственное, что удалось выяснить, — это что большинство болезней, вызывающих головную боль у врачей и разбивающих сердца пациентам там, у нас дома, никогда не встречаются здесь.
— Сэр, мне не хотелось бы быть непочтительной, — сказала Ли Энн, — но почему бы вам не передать все это дело в руки людей из Дьюка? У них есть необходимое оборудование и… и ресурсы.
— Они умеют лечить людей, хочешь ты сказать, — кивнул Конфетка. — Если бы это была официальная программа, с официальным использованием университетского оборудования, именно так я бы и поступил.
Дэйв ткнул пальцем в сторону грузовика-амбулатории:
— А это все — оно что, используется для незаконных исследований?
— Можно и так назвать, — улыбнулся Дэйву Конфетка. — Я забыл упомянуть про это. Последовало общее молчание.
— Если вы взглянете на подписанные вами контракты, — непринужденно продолжил Конфетка, — то обнаружите, что согласились участвовать в независимом исследовании, которому присвоен определенный ранг, но название отсутствует. Если вы поинтересуетесь в эксплуатационном отделе университета, то узнаете, что этот грузовик все время стоит в гараже. В платежных документах значится, что я сейчас использую время, отведенное мне на исследовательскую работу. Что же касается лекарств… скажем так: достать их было трудно, но возможно. — Он оглядел студентов. — Можете вы себе представить, что случилось бы с этим местом, если стало бы известно, что местные виды невосприимчивы к таким вирусным инфекциям, как кошачья лейкемия или лошадиный энцефалит? Что у них не бывает дегенеративных нервных заболеваний, даже наследственных? Мы только уничтожили бы этих уникальных животных в попытках выяснить причины.
Бидж не расслышала, что он еще говорил; ее поразила мысль: хореи Хантингтона здесь тоже нет.
— Никакой дегенерации нервной ткани? — спросила она, когда Конфетка сделал паузу. Он покачал головой:
— Никакой. Если бы мы могли выяснить, почему… Он не закончил фразы, да в этом и не было нужды. Бидж, с глазами, наполнившимися слезами, подумала с горечью: если бы это было выяснено двадцать лет назад, моей маме не пришлось бы убивать себя. А если бы она родилась здесь, она бы никогда не заболела.
Следующая ее мысль показалась ей эгоистичной и постыдной, но она не смогла удержаться от вопроса:
— Как скоро, по вашему мнению, это удастся выяснить? Как долго еще… — Ее голос стих. Конфетка пристально смотрел на девушку. Она покраснела: слишком много горячности прозвучало в ее вопросе.
— Бидж, ты же знаешь, что такое исследовательская работа, — произнес он медленно. — Я очень хотел бы ответить: через год мы будем знать, только я сильно сомневаюсь в этом. Более вероятно, что лет через десять. Или двадцать. Или еще дольше.
Она молча кивнула. Неожиданная вспышка надежды угасла так же быстро, как и загорелась. Через двадцать лет скорее всего ей уже ничто не поможет.
— Если уж вы выбрали профессию ветеринара, — продолжал Конфетка, — вам придется научиться терпению. — Он потер руки, как будто хотел стряхнуть с них пыль. — Давайте пойдем поедим в гостинице.
Бидж вместе со всеми пошла к грузовику, почти не замечая цветущую прекрасную природу вокруг. «Если я когда-нибудь действительно стану ветеринаром, — подумала она уныло, — я буду уж такой терпеливой… Боже, я обещаю тебе, — самой терпеливой на свете, только позволь мне жить и сохранить здоровье».
Глава 6
К счастью, входная дверь оказалась распахнутой настежь — открыть тяжелые створки, обитые с двух сторон твердым деревом, было бы не легче, чем подняться на холм к гостинице.
Стены узкого холла, в котором они оказались, войдя, были покрыты панелями из того же дерева. Ряд узких вертикальных проемов в них кончался нишами по обеим сторонам прохода; Бидж решила, что они выполняют чисто декоративные функции, как и железные накладки на дверях, выходящих в холл.
Посередине холла на деревянной перекладине сидел попугай. Птица переливалась яркими цветами — голубым, красным, белым, — оттенявшими угольно-черный клюв. На столике у стены напротив стоял поднос с печеньем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109