На кровати в углу сидел какой-то человек, лица которого в полумраке Дамиен не разглядел.
— Это брат Дамиен, — обратился к человеку аббат. — Он присмотрит за вами. — Потом Честер с улыбкой повернулся к молодому монаху. — Когда наш гость отдохнет, покажите ему наш монастырь, расскажите обо всем, что его заинтересует.
— Хорошо, святой отец.
* * *
Только через четыре дня Дамиен смог вывести своего подопечного из кельи. К тому времени снег в основном растаял, земля превратилась в жидкую грязь, так что ходить стало трудно. Странный священник был молчалив и задумчив, но все же задавал вопросы, и не только об устройстве монастыря Святого Германуса, но и о других монахах, работниках-мирянах и тех немногочисленных богомольцах из лежащего в долине города, которые добирались до горной обители.
После первого раза Дамиен стал выводить гостя в сад каждый день. Тот явно наслаждался природой, часто останавливался и смотрел в небо, какова бы ни была погода. Возвращаясь в келью, странный священник всякий раз задерживался в огороде и с интересом следил за работами. Дамиен решил, что тот так же заворожен чудом рождения изобилия из крошечных семян, как и он сам.
Через две недели после своего появления в монастыре незнакомец перелез через каменную стенку и подошел к Мартину, вскапывающему очередную грядку. Работник словно не заметил его, как не замечал остальных.
Потом Мартин отложил лопату, чтобы напиться из фляги, лежащей у конца грядки, но прежде чем он до нее дотянулся, его опередил священник. Вынув пробку, он протянул флягу Мартину. Садовник взял флягу, и тут священник заговорил:
— Мое имя Эйден МакКоули.
Сердце Дамиена затрепетало, как пойманная птичка. Мартин ничего не сказал; он просто напился и снова положил флягу на землю, а потом вернулся к своей работе.
Священник еще какое-то время стоял рядом, спокойно глядя на Мартина, потом снова перелез через стенку и присоединился к Дамиену. Похлопав его по плечу, он повел его в келью.
— Ну вот, теперь вы знаете, кто я такой. Не тревожьтесь: аббат, я уверен, потому и поручил меня вашим заботам, что не сомневался: вам можно доверять.
Дамиен не решился заговорить до тех пор, пока за ними не закрылась дверь кельи. Епископ-беглец уселся за стол и стал составлять список книг, которые ему должен был принести Дамиен.
МакКоули был невысок; тонзуры он не имел, русые с проседью волосы лежали на плечах. Епископ отличался худобой и неудивительно, учитывая, сколько времени он провел в темнице, но лицо у него было приветливым, он часто улыбался. Глубокие серые глаза замечали многое, тонкие руки были обычно сложены на груди.
Он совершенно не походил на епископа, каким его себе представлял Дамиен, да и вообще молодой монах никогда и подумать не мог, что повстречает МакКоули.
Дамиен взял список, но не заглянул в него.
— Простите меня, святой отец, можно задать вопрос?
— Конечно.
— Почему… почему вы открыли свое имя садовнику?
— Почему бы и нет?
— Но ведь это опасно!
— Я хотел увидеть его реакцию.
— Зачем?
МакКоули спрятал руки под нагрудником и совершенно спокойно ответил:
— Я хотел узнать, помнит ли еще меня кто-нибудь помимо церковников. Вы разбудите меня к вечерне, брат Дамиен? Прошло так много времени с тех пор, как я бывал на службе…
МакКоули снова повернулся к столу, но помедлил.
— Работники-миряне обычно присутствуют на мессе?
— Большинство присутствует.
— Но есть и такие, кто не приходит?
— Ну, Мартин, например, никогда не приходит. Он даже в часовню не заглядывает.
— Почему?
— Не знаю. Он никогда ничего не говорит. МакКоули улыбнулся и кивнул:
— Буду, благодарен, если вы найдете эти книги.
Эйден не покидал часовни еще долго после того, как из нее ушел последний монах. Молиться ему не хотелось — хотя боги свидетели, просить их ему было о чем; он просто наслаждался возможностью снова находиться в священной обители. Скоро ли он сможет делать это, не таясь? Проведя на свободе несколько недель, он все еще настороженно следил за каждым, кто переступал порог монастыря, всматривался в лица, а звук захлопнувшейся двери заставлял его сердце замирать от страха. Некоторые помещения древней обители так же пахли затхлой сыростью, как и его камера, и МакКоули старался никогда в них не заходить.
Такая крошечная порция свободы и такая сладостная! Иметь возможность снова разговаривать с монахами и священниками, читать книги… есть нормальную пищу, есть с аппетитом, не боясь яда… Тепло солнечного луча на щеке казалось ему поцелуем богов.
И обитель монастырь Святого Германуса была хороша. В ней жили добрые монахи и добрый аббат. Выбор МакГлашена был удачен. Эйден мог бы быть вполне доволен жизнью по крайней мере, насколько это было возможно без уверенности в безопасности его спасителей, если бы не преследовавшие его страшные сны. Но ведь если бы что-то случилось с Пейном и МакГлашеном, известие об этом дошло бы…
— Я не помешаю вам? — К МакКоули подошел аббат Честер и уселся рядом.
— Я любуюсь вашей часовней. Честер довольно кивнул:
— Вы освоились у нас? Вы получаете все, в чем нуждаетесь? Брат Дамиен хорошо присматривает за вами?
— Очень хорошо особенно учитывая, как он молод, — улыбнулся Эйден.
— А как вы? Вы хорошо себя чувствуете? Эйден отвел глаза.
— Если под этим вы понимаете оправился ли я после лет, проведенных в темнице, — то ответ будет неутешительным. Я жив и оживаю с каждым днем, благодаря вам, конечно.
— Дамиен говорит, что вы проводите много времени в огороде, наблюдая за Мартином.
— Мне интересно смотреть, как он работает.
— Да? Почему?
— Каждый взмах мотыги и каждый удар лопаты он совершает с полной отдачей сил. Он полностью уходит в работу, и так день за днем, как будто единственная цель его жизни достичь совершенства в уходе за садом. В определенном смысле это похоже на жизнь монаха, хоть Мартин никогда и не ходит на мессу: просто он поклоняется богам не так, как это делаем мы.
Честер коротко рассмеялся:
— Я никогда не смотрел на работу садовника с этой точки зрения. А ведь, знаете, брат Ормонд подозревает, что Мартин может быть шпионом Гильдии.
— Вы сами думаете так же?
— Вы назвали Мартину свое имя. Было ли это мудро? Эйден поднялся на ноги.
— Если бы Мартин хотел что-то сообщить Гильдии, он кинулся бы доносить на меня, как только я ему назвался. Покидал ли он в последние дни монастырь?
— Нет.
— Ну, вот вам и ответ.
Честер тоже поднялся, и они вдвоем прошли через неф к дверям. Прежде чем отправиться к себе, Честер помедлил:
— Боюсь, что ваша вера крепче моей, святой отец.
— Вера? — рассеянно пробормотал Эйден, глядя на видный в дверь кусочек голубого неба. — Интересно, что вы об этом заговорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136