— У меня аллергия на собачью мочу!
— Откуда? Ты ж никого, кроме вороны, не держала!
— Зато моя ворона держала всю местную помойку!
— МОЛЧАТЬ! Розка, — марш в комнату! Иоанна, — дай мне тряпку! Ираида, — брось стену, не то уронишь! Летка, если через пять секунд не вылезешь из туалета, я тебя там замурую! Нюша, Хрюша, Миша, — принесите вашей тетке Розе дезодорант, иначе от ее воплей мы сойдем с ума, а дом рухнет! Жупик, — подумай о своем поведении! А ты, деточка, кем бы ты ни была, иди в гостиную, поешь чего-нибудь, пока мы не решим, что с тобой делать!
Из туалета слышалось бодрое:
— Капуста и огурец в желудке не жилец! Ты его в роток, а он… уже возле порток!!!
Машинально, подчиняясь властному окрику, я побрела в гостиную. То есть в ту комнату, что еще… десять минут назад?.. была зародышем гостиной с проломами в стенах.
Проломов больше не было. И мебели прибавилось… И обои новые — в вербочку. И какие-то странные предметы повсюду. Вот это что за здоровенный кусок мрамора на подставке? «Кусок колонны. Сперто Розкой из Парфенона». Расписные тарелочки на стенах. Толстый амурчик с диким целлюлитом на ляжках оседлал настольную лампу. Причинное место амурчику стыдливо прикрывала кружевная салфетка.
Посреди комнаты стоял длинный стол, заваленный едой и различными магическими предметами. Хрустальный шар и миска с винегретом, разноцветные свечи, видимо за неимением нормального подсвечника, торчали из самых неожиданных его заменителей: взбитых сливок, крынки со сметаной, тарелки с тертым хреном… Из опрокинутой, оббитой и поцарапанной эмалированной кастрюли на скатерть пролилось какое-то варево, по запаху, и консистенции похожее на зелье, наводящее дурные чары. Мамочка называла его зельем Опупения и категорически запрещала добавлять туда белую полынь, что, судя по запаху, все же было сделано.
Карты Таро, аккуратно прикрытые салфеткой, лежали в корзинке с нарезанным хлебом. Да уж, никакая ведьма не бросит Таро как попало, даже если у нее в глазах мелькают елочки, а ноги сами просятся сбацать на столе летку-енку с выходом.
Я взяла Таро в руки. Что за странная колода? С яркой картонной коробочки на меня смотрел очкастый мальчонка с карикатурно-серьезным выражением лица. «Таро Гарри Поттера», — гласила подпись. Неслышала о таком художнике. Новенький, что ли?
…Большое семейное фото в рамке на стене. Я подошла поближе и присмотрелась. Надо же, раскрашенная фотография! Как это так делают?
Вот старушка, которая утверждает, что она тетя Дара. В черном парадном платье, длинных перчатках, с уложенными волосами (на платье — кокетливая брошка в форме метелки). Рядом с ней приосанился усатый старичок в модельном полосатом костюме (из-под брюк предательски высовываются валенки). А вот та бабушка, из туалета, единственная, которая меня узнала. Седые косички торчат в стороны, в руке хрустальный шар. Теперь верхний ряд. Рыжеволосая дама в зеленом расшитом платье иронично улыбается, А, это та, что теперь с синими волосами. Тетенька с рыжей косой… Толстушка в кудряшках рядом с двумя такими же кругленькими девочками. Так, и их я тоже видела… Двое темноволосых юношей-близнецов выставили растопыренные пальцы над головой кудрявой худенькой девочки, той, что открывала дверь. В углу растерянно теснились трое мужчин: худой длинноносый блондин в очках (выражением лица очень похож на папочку), встрепанный дядечка в майке с надписью «VITA optima magister est» и задумчивый брюнет в свитере со спущенными петлями. Чуть ниже пояса брюнета стояла дата: 2 АПРЕЛЯ 2002 ГОДА.
Я тихо сползла на пол, больно стукнувшись коленкой о ворованный Парфенон.
Мишка удивляется
Понятие «нормальности» к нашей семье было абсолютно неприменимо еще с очень затянутых паутиной древности времен. Может быть, еще лежа на шкуре мамонта в типовой пещере, моя предкиня забавлялась тем, как в воздухе плавно вертится вереница берцовых костей того же мамонта. Или как— то по-особенному смеялась, разжигая огонь взглядом… Кто знает. Но не думаю, что она даже вместе со всем родом могла устроить в стойбище такой дурдом, какой творился сейчас у нас в доме.
Заторможенная девица, искренне считавшая себя Сюнневе, плавно стекла на пол, после того как добрых полчаса пялилась на жуткое семейное фото, которое по настоянию мамули было намертво вдолблено, иного слова и не подберешь, папулей в стену. Тяпа и Ляпа, то бишь Данчик и Янчик, сделали мне там такие ветвистые рога из своих мерзких корявых пальцев, что мне не обзавестись похожими, даже если мне изменит пол-Китая.
Сюнневе, тоскливо моргая, обнимала контрабандный кус мрамора из Парфенона и, кажется, была близка к истерике. Если бы все не было так грустно, я не удержалась бы от смеха. Сюнневе сейчас здорово походила на ту самую пресловутую овцу, что села на курдюк и недоуменно разводит передними копытцами.
— Сюнька! — Баба Виолетта бодро прошлепала к сидящей на полу Сюнневе. — Чего сопли развесила? Ну-к,поешь чего-нибудь. Сорок лет иде-то шлялась, как евреи с Моисеем, ай тоже манну ртом ловила?!
— Тетя Виолетта?.. — недоуменно прошмыгала Сюнневе.
— А ты чего думала — зефир в шоколаде?! Котлетку хошь? Ой, у Янки хороши котлетки-и!
— Зачем котлетки?! — в истерике завопила Сюнневе. — ЧТО ПРОИСХОДИТ?!
Воцарилось молчание. Тетка Роза перестала поливать себя и Жупика дезодорантом и, заморгав, уставилась на Сюнневе. Мамуля застыла с кастрюлей в руках. Нюша и Хрюша, ползавшие под столом в поисках справочника по травам, с грохотом столкнулись лбами. Тетя Ида ойкныла.
— Ну так бы и сказала, что не хочешь котлеток! — зевнула бабуля Виолетта. — Чего орать-то? Что происходит, что происходит… ты б еще через пятьдесят лет заявилась и тогда спрашивала бы!!!
— Тетя, это не Сюнневе, — вмешалась тетя Ида. — Такого просто не может быть! Это какая-то бедная больная девочка…
— Неможет быть! — проворчала баба Лета, поднимаясь с пола. — А колдовство бывает? А грыжу заговорить можно? А летать? А карты слышать? В нашей семье возможно все! Почему бы девочке не прийти домой, пусть даже и через сорок лет!
— Но она практически не изменилась!
— Дак радоваться надо! — философски пожала плечами бабуля. — Что,лучше было бы, если б она приперлась домой старой развалюхой да еще б на лекарства клянчила?
Слушая этот диалог, Сюнневе истерически рыдала. Из-под стола выползла Хрюшка. Потирая ушибленный лоб, она подползла к новоявленной финской родственнице и протянула ей бокал с валерьянкой:
— Хряпни!
Сюнневе машинально выпила, продолжая икать и всхлипывать.
— Зовут тебя как?
— Сю… сюнневе Ряйкиннен.
— Какое сегодня число?
— Пе…первоемая
— О! — оживилась Хрюшка. — Ей-ей, гонят на финнов! А год?
— Тысяча девятьсот… шестьдесят… третий…
— Две тысячи второй, и не квакать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87