но какой бы успех ни был из сего моего обещания, я уверяю вас, прекраснейшая царевна, что вы ничего не потеряете: в Тарбелсе найдете вы вернейшего своего слугу, равно как и в обрах покорливых подданных, ибо я уступлю вам все мое право.
Любана пресекла мои слова, взирая на меня со смущением; она, поднимая меня с земли, повторяла свою благодарность за мое о ней попечение и тем дала мне время опомниться, что я наговорил ей для первого случая с излишеством. Я переменил голос и начал предлагать ей об опасности долее медлить в месте, наполненном ее врагами, и советовал ей надеть латы убитого певцинского князя, чтоб, скрыв пол свой, безопаснее могла она продолжать путь ко удалению от своего отечества. Любана согласилась на сие; она надела броню, я подвел ей коня, коего поймал из двух надлежавших Дуберзаю и Светану, и Любана села на оного с удивительною и не ожидаемою мною проворностию; мы поскакали.
Дорога, кою мы избрали, вела вон из земли ятвяжской, и на четвертый день были мы безопасны от певцинов, ибо вступили в области надлежащие великому князю русскому. Шествуя, рассказал я моей царевне о причине, ведущей меня к боговещалищу Бужанскому, и просил ее согласиться и позволить мне проводить ее туда, в рассуждении того, что отставшие от меня Мирослав и Слотан, не могши ожидать, чтоб был я в столице ятвяжской по причине завоевания оной певцинами, и зная, что я, конечно, буду в области дулебов, не преминут туда приехать.
Любана не прекословила мне, но и сама получила желание вопросить Золотую Бабу о будущей судьбе своей. Она от часу получала более ко мне доверенности и почивала гораздо спокойнее, нежели в первые ночи. Понеже хотя и имела она причину считать меня человеком честным, но не могла забыть, что страж прикрытого латами ее пола — молодой мужчина. Однако как несчастный к приемлющему в несчастиях его участие скоро начинает чувствовать дружество и сие дружество в людях разного пола обращается в страстнейшую любовь, то оная не умедлила воспылать в сердцах наших, уверить нас, что мы созданы друг для друга, и довести нас к признанию. Мы клялись взаимно вечною верностию и уговорились вступить в брак, коль скоро достигнем в область моего родителя.
Во весь путь до области дулебов не встрелось с нами ничего, примечания достойного, и путь сей как ни был продолжителен, но не нашлось таковых промежек, в кои бы мы не имели что-нибудь говорить друг другу. Наконец достигли мы к храму Золотой Бабы и остановились в гостинице. Подарок, учиненный от нас верховному жрецу, учинил то, что мы на другой день введены в капище и получили ответа. На бумажке, поданной от жреца вяжской царевне, было следующее:
«Любана! Боги увенчают жизнь твою счастливым браком с князем обровный отмстит врагам твоим, но в ожидании благополучных дней твоих великодушна будь к несчастиям, ибо небеса ничего даром не посылают».
Мы предвидели, что прежде достижения к нашим желаниям должно нам будет претерпеть многие злоключения, и для того хотели еще вопросить о средствах к предупреждению оных; но жрец сказал, что сие больше не позволяется, как единожды, и подал ответ мне такового содержания:
Князь! Великодушные склонности твои весьма приятны богам. Ты, отважась избавить сестру твою, нашел в пути твоем советника, который дни государствования твоего исполнит мира и славы. Ты, подвигнутый к защищению утесняемого ратника, освободил от смерти любимца своего Слотана, а сей доставил тебе случай избавить царевну, коя назначена тебе в супружество и коя усладит остаток века твоего. Видишь ли, что добрые дела никогда не остаются без отплаты. Но что лежит до освобождения сестры твоей, сие предоставлено другому. Довольствуйся знать, что она жива и будет иметь удовольствие освободиться рукою будущего супруга своего из рабства Бабы Яги. Сей храбрый зять твой, Звенислав именуемый, будет тебе верный друг и помощник. О князь! Продолжай следовать чувствованиям души своей, оная предана добродетели. Не жди здесь Мирослава и Слотана, их увидишь ты со временем. Теперь следуй на северо-восток и жди что судьба определила; законы ее неизбежны».
Если я не узнал, где сыскать мне жилище Бабы Яги, то по крайней мере радовался, что сестра моя жива и получит со временем освобождение. Из назначенного мне пути на северо-восток ожидал я сего счастливого для меня обретения, почему и отправились мы с возлюбленною моею Любаною в сию сторону света. Скоро заехали мы в преужасные леса, претерпели множество трудностей в переправах чрез реки и пропасти, учреждая путь в назначенную часть земли. Мы обрадовались, въехав в каменистую пустыню, ибо в ней не было переправ, но вскоре увидели, что нам надлежит умереть с голоду, ибо пустыня сия не произносила ничего, служащего на пищу ни нам, ни коням нашим. Предавшись сему страху, поспешали мы выездом из сего забытого природою места, но, понуждая коней, увидели мы оных издохших от жара и усталости. Неожидаемое сие бедствие лишило нас бодрости, мы плакали вместе и отирали слезы, чтоб друг друга утешать. Мы шли пеши, и наконец увидел я с отчаянием возлюбленную мою Любану ослабевшую и упавшую почти без чувств.
Мы погибнем здесь, дражайший Тарбелс, сказала она мне томным голосом.
Ах, на что нам отчаиваться,— говорил я, ободряя ее и схватя ее в мои объятия.— Боги никогда не вещают лжи: они обещали нам счастливый брак, и сей не может быть в гробе, коего ты ожидаешь в сей пустыне. Надейся на небеса; они пошлют нам избавление, если мы терпением докажем повиновение к ниспосылаемым от них несчастиям.
Казалось, что слова сии подали отраду моей царевне, она успокоилась, но, вдруг вскоча, вскричала:
— Прости, дражайший мой, я умираю!— и начала трепетать во всех членах. Но что увидел я? Боги! Я по сих пор еще без страха не могу вспомнить: я увидел Любану, превращающуюся в дерево. Ноги ее пустили корни, а голова и руки раздались в ветви и вскоре оделись листьями. Я бросился с отчаянием, обнимал отвердевший пень дражайшего мне дерева, которое отвечало мне только вздохами. Я готов был обратить на себя мое собственное оружие, но удержан услышанным мною громким смехом. Я оглянулся и увидел с ужасом Бабу Ягу.
— Тарбелс! — сказала она толь приятным голосом, что на возлюбленном моем дереве ветви протряслися. — Простись со своею любовницею, ибо ты никогда ее уже не увидишь: она вечно останется в сем состоянии.
— Но погибнешь и ты, злая ведьма! — вскричал я, обнажая мою саблю, чтоб изрубить ее в куски. Баба Яга на меня дунула, я сделался от того как каменный и не мог отвести руки моей, ни тронуться с места; ведьма продолжала:
— Не сердись, мой милый князь! Ты довольно хорош, чтоб Любана, а не я любовалась твоими прелестями. И для того я сбыла с рук сию мою совместницу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Любана пресекла мои слова, взирая на меня со смущением; она, поднимая меня с земли, повторяла свою благодарность за мое о ней попечение и тем дала мне время опомниться, что я наговорил ей для первого случая с излишеством. Я переменил голос и начал предлагать ей об опасности долее медлить в месте, наполненном ее врагами, и советовал ей надеть латы убитого певцинского князя, чтоб, скрыв пол свой, безопаснее могла она продолжать путь ко удалению от своего отечества. Любана согласилась на сие; она надела броню, я подвел ей коня, коего поймал из двух надлежавших Дуберзаю и Светану, и Любана села на оного с удивительною и не ожидаемою мною проворностию; мы поскакали.
Дорога, кою мы избрали, вела вон из земли ятвяжской, и на четвертый день были мы безопасны от певцинов, ибо вступили в области надлежащие великому князю русскому. Шествуя, рассказал я моей царевне о причине, ведущей меня к боговещалищу Бужанскому, и просил ее согласиться и позволить мне проводить ее туда, в рассуждении того, что отставшие от меня Мирослав и Слотан, не могши ожидать, чтоб был я в столице ятвяжской по причине завоевания оной певцинами, и зная, что я, конечно, буду в области дулебов, не преминут туда приехать.
Любана не прекословила мне, но и сама получила желание вопросить Золотую Бабу о будущей судьбе своей. Она от часу получала более ко мне доверенности и почивала гораздо спокойнее, нежели в первые ночи. Понеже хотя и имела она причину считать меня человеком честным, но не могла забыть, что страж прикрытого латами ее пола — молодой мужчина. Однако как несчастный к приемлющему в несчастиях его участие скоро начинает чувствовать дружество и сие дружество в людях разного пола обращается в страстнейшую любовь, то оная не умедлила воспылать в сердцах наших, уверить нас, что мы созданы друг для друга, и довести нас к признанию. Мы клялись взаимно вечною верностию и уговорились вступить в брак, коль скоро достигнем в область моего родителя.
Во весь путь до области дулебов не встрелось с нами ничего, примечания достойного, и путь сей как ни был продолжителен, но не нашлось таковых промежек, в кои бы мы не имели что-нибудь говорить друг другу. Наконец достигли мы к храму Золотой Бабы и остановились в гостинице. Подарок, учиненный от нас верховному жрецу, учинил то, что мы на другой день введены в капище и получили ответа. На бумажке, поданной от жреца вяжской царевне, было следующее:
«Любана! Боги увенчают жизнь твою счастливым браком с князем обровный отмстит врагам твоим, но в ожидании благополучных дней твоих великодушна будь к несчастиям, ибо небеса ничего даром не посылают».
Мы предвидели, что прежде достижения к нашим желаниям должно нам будет претерпеть многие злоключения, и для того хотели еще вопросить о средствах к предупреждению оных; но жрец сказал, что сие больше не позволяется, как единожды, и подал ответ мне такового содержания:
Князь! Великодушные склонности твои весьма приятны богам. Ты, отважась избавить сестру твою, нашел в пути твоем советника, который дни государствования твоего исполнит мира и славы. Ты, подвигнутый к защищению утесняемого ратника, освободил от смерти любимца своего Слотана, а сей доставил тебе случай избавить царевну, коя назначена тебе в супружество и коя усладит остаток века твоего. Видишь ли, что добрые дела никогда не остаются без отплаты. Но что лежит до освобождения сестры твоей, сие предоставлено другому. Довольствуйся знать, что она жива и будет иметь удовольствие освободиться рукою будущего супруга своего из рабства Бабы Яги. Сей храбрый зять твой, Звенислав именуемый, будет тебе верный друг и помощник. О князь! Продолжай следовать чувствованиям души своей, оная предана добродетели. Не жди здесь Мирослава и Слотана, их увидишь ты со временем. Теперь следуй на северо-восток и жди что судьба определила; законы ее неизбежны».
Если я не узнал, где сыскать мне жилище Бабы Яги, то по крайней мере радовался, что сестра моя жива и получит со временем освобождение. Из назначенного мне пути на северо-восток ожидал я сего счастливого для меня обретения, почему и отправились мы с возлюбленною моею Любаною в сию сторону света. Скоро заехали мы в преужасные леса, претерпели множество трудностей в переправах чрез реки и пропасти, учреждая путь в назначенную часть земли. Мы обрадовались, въехав в каменистую пустыню, ибо в ней не было переправ, но вскоре увидели, что нам надлежит умереть с голоду, ибо пустыня сия не произносила ничего, служащего на пищу ни нам, ни коням нашим. Предавшись сему страху, поспешали мы выездом из сего забытого природою места, но, понуждая коней, увидели мы оных издохших от жара и усталости. Неожидаемое сие бедствие лишило нас бодрости, мы плакали вместе и отирали слезы, чтоб друг друга утешать. Мы шли пеши, и наконец увидел я с отчаянием возлюбленную мою Любану ослабевшую и упавшую почти без чувств.
Мы погибнем здесь, дражайший Тарбелс, сказала она мне томным голосом.
Ах, на что нам отчаиваться,— говорил я, ободряя ее и схватя ее в мои объятия.— Боги никогда не вещают лжи: они обещали нам счастливый брак, и сей не может быть в гробе, коего ты ожидаешь в сей пустыне. Надейся на небеса; они пошлют нам избавление, если мы терпением докажем повиновение к ниспосылаемым от них несчастиям.
Казалось, что слова сии подали отраду моей царевне, она успокоилась, но, вдруг вскоча, вскричала:
— Прости, дражайший мой, я умираю!— и начала трепетать во всех членах. Но что увидел я? Боги! Я по сих пор еще без страха не могу вспомнить: я увидел Любану, превращающуюся в дерево. Ноги ее пустили корни, а голова и руки раздались в ветви и вскоре оделись листьями. Я бросился с отчаянием, обнимал отвердевший пень дражайшего мне дерева, которое отвечало мне только вздохами. Я готов был обратить на себя мое собственное оружие, но удержан услышанным мною громким смехом. Я оглянулся и увидел с ужасом Бабу Ягу.
— Тарбелс! — сказала она толь приятным голосом, что на возлюбленном моем дереве ветви протряслися. — Простись со своею любовницею, ибо ты никогда ее уже не увидишь: она вечно останется в сем состоянии.
— Но погибнешь и ты, злая ведьма! — вскричал я, обнажая мою саблю, чтоб изрубить ее в куски. Баба Яга на меня дунула, я сделался от того как каменный и не мог отвести руки моей, ни тронуться с места; ведьма продолжала:
— Не сердись, мой милый князь! Ты довольно хорош, чтоб Любана, а не я любовалась твоими прелестями. И для того я сбыла с рук сию мою совместницу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61