ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

она нарочно переходила пешком все реки и ручьи, стараясь чтобы холодная вода отмыла ее тело. Но то, что намеревалась сделать Ро-Ан, не имело ничего общего с тем, чего ей хотелось. Глядя на Ро-Ан с ее пастой, она думала, что не переживет, если останется грязной, а как можно вымыться пастой из толченого дерева?
Ро-Ан показала жестом, чтобы она сняла одежду. Когда Эпона обнажила свое тело, она отвернулась.
– Это тело принадлежит Кажаку, я не должна его видеть, – робко объяснила она. То, что ей сказала Эпона, прошло мимо ее ушей.
Отвернув голову, она умело обмазала густой белой пастой все тело Эпоны, даже ее лицо. Эпона почувствовала какое-то необычное пощипывание. Паста стала затвердевать, точно высыхающая грязь. В скором времени Эпона даже не могла говорить.
Обе женщины ждали. Эпоне хотелось поговорить со скифской женщиной, но, когда она пыталась пошевелить губами, паста неприятно потрескивала, сама же Ро-Ан молчала.
Наконец скифская женщина что-то буркнула себе под нос и стала снимать засохшую пасту с тела Эпоны. Паста отдиралась вместе с волосками, и Эпона сперва морщилась от боли, но потом, закусив губы, стойко перенесла это испытание. Только в самые первые мгновения, захваченная врасплох, она забыла о своем происхождении.
Понадобилось довольно много времени, чтобы отодрать всю пасту, но, когда наконец эта работа была закончена, Ро-Ан дала ей что-то вроде мочалки из козьей шерсти и научила, как удалить последние остатки пасты. Покончив с этим делом, Эпона с удивлением увидела свое обнаженное тело. В мерцании светильника и жаровни оно светилось розовым светом. Чистое и сверкающее, словно отполированный камень, оно благоухало ничуть не меньше, чем после купания в настоянной на благовониях воде.
– Мужчины тоже так… моются? – спросила она.
Ро-Ан, хихикая, закрыла обеими руками рот, но ее глаза весело искрились.
– Нет, для мужчин это не так хорошо. Только никому не рассказывай, что я тебе говорила. Мужчины строят небольшой шатер, вносят в него поднос с докрасна раскаленными камнями. Бросают на камни семена конопли. От них идет легкий дымок; когда мужчины вдыхают его, они просто блаженствуют, даже кричат от радости. Но кожа у них не испытывает такого приятного ощущения.
А ощущение от пасты было и впрямь очень приятное. Тем не менее Эпоне хотелось знать, что испытывают мужчины, вдыхая конопляный дымок; это напоминало ей один из друидских обрядов.
После того как Эпона завершила «мытье» и вновь оделась, Ро-Ан оставила шатер, нагруженная вещами, которые Эпона велела ей вынести. Прежде чем окончательно скрыться, она обернулась и застенчиво улыбнулась Эпоне.
Молодая женщина опять осталась одна. Ей хотелось выйти из шатра и осмотреть кочевье, но она не решилась этого сделать. Приятное общение с Ро-Ан заставило ее сильнее, чем прежде, почувствовать свое одиночество, почувствовать глубокое различие между окружающими ее кочевниками и ее соплеменниками, барьер между ними. И она же ощущала в себе достаточно энергии, чтобы все же попробовать преодолеть этот барьер.
«Пожалуй, было бы куда легче остаться и поселиться в волшебном доме, – уныло подумала она. – Даже другой мир показался мне не таким чуждым, как этот, в котором я очутилась».
На степь нисходила ночь. Откинув заменяющий дверь занавес, Эпона наблюдала, как скифы готовятся к окончанию дня. Шатры и кибитки стояли большим неправильной формы кругом; внутри этого круга находились некоторые загнанные на ночь животные; тут же, на очагах, готовилась пища. Повсюду теперь, с закрытыми лицами, сновали женщины; они готовили вечернюю трапезу, самую обильную за весь день.
Может быть, ей следует присоединиться к ним, принять участие в их хлопотах? Но у кого можно спросить об этом?
Эпона ждала, не зная, что делать; в конце концов она стала сомневаться, что ее вообще накормят. Она видела, как в большие шатры, занимаемые знатью племени, вносят блюда с едой, видела, как распределяют еду среди пастухов, сидящих небольшими кружками возле своих животных. Все, что оставалось, женщины уносили в кибитки, для себя и своих детей.
Желудок у Эпоны заурчал, повелительно требуя насыщения. Скоро он превратится в настоящего тирана. «Лучше позаботиться о себе прямо сейчас», – решила Эпона и уже хотела было покинуть шатер, но в этот миг увидела, что к ней приближается Кажак.
– Куда ты идешь? – спросил он.
– Я голодна.
– Голодна? – Он повторил это слово так, точно оно было лишено для него всякого значения. Он никогда не задумывался над тем, как будет питаться Эпона в скифском кочевье; никогда не задумывался над тем, как вообще питаются женщины. Это дело самих женщин, но, очевидно, никто не позаботился о кельтской женщине.
Это было рассчитанное оскорбление. Он сразу нахмурился, голос его стал походить на рык.
– Подожди здесь, – сказал он. – Сейчас тебе принесут еда.
Он вышел с видом воина, шествующего на битву. Эпона наблюдала за ним, ошеломленная.
Скоро он возвратился с сочным куском мяса, чашей с кислым молоком и пакетом с каким-то странными, несъедобными сладостями. Вместе с ней вошел в шатер и сидел, наблюдая, как она ест.
– Вкусно? Да? – спросил он несколько раз.
Полностью набитый рот избавил Эпону от необходимости лгать.
Когда она заморила червячка и стала жевать медленнее, Кажак с задумчивым видом нагнулся вперед и, положив руки на колени, всмотрелся в ее лицо.
– В шатре Колексеса ты была готова сражаться за Кажак, да?
– Да, – подтвердила она.
– Но почему? Ведь они убили бы нас обоих: и меня, и тебя.
– Ну и что? – Она вытерла руку о рукав и сунула в пакет с липкой сладостью, затем, пробуя, облизала палец. Фу. Сладость, казалось, была приготовлена из зажаренных толченых насекомых в меду.
– Мы были бы мертвы, вот что, – ответил Кажак. – И ты была готова идти на смерть? Ради Кажак?
Она не могла понять его изумления.
– Конечно. Я твоя жена, ты мой муж. Женщина в случае необходимости обязана сражаться за мужа, защищая его жизнь, так же, как она обязана кормить его и ткать для него одежды.
– Кажак не знает такой обычай. Иногда жену или любимую женщину, задушив, погребают вместе с мужем в деревянном доме, это хороший обычай. Но чтобы женщина сражалась с оружием в руках? Так бывает только у дикарей. Кто велел, чтобы ты так поступала?
– Я не слушаю ничьих велений, сама решаю, как мне поступить, – надменно ответила она.
– Но ты жена Кажака и должна делать то, что он тебе велит.
Ее настроение резко изменилось.
– А что, если я не послушаюсь твоих велений? Ты меня ударишь? – резким движением она опустила руку на кинжал. Кажак наблюдал за ней, не веря своим глазам.
– Женщина никогда не решится… – воскликнул он.
– Эта женщина решится, – уверила Эпона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121