Когда Картер отвинчивал крышечку на бутылке «Снэппл», Бет спросила:
– Между прочим, ты мне так и не сказал: какие у тебя дела в центре сегодня?
– Я приехал, чтобы пообедать с тобой.
– Правда? – скептически улыбнувшись, спросила Бет. Она сделала глоток и аккуратно поставила бутылочку на камень. – Так, значит, то, что мы проделали такой путь до парка и устроили этот маленький пикник…
– Да?
– Это всего лишь спонтанное проявление твоей любви ко мне?
– Именно так!
Бет откусила кусок сэндвича, медленно прожевала и сказала:
– Ладно, не тяни, не могу больше терпеть. Насколько все ужасно?
– Что?
– То, о чем ты собираешься мне сказать.
Картер разыграл возмущение.
– Что, неужели человеку уже нельзя порадовать жену романтическим ужином в прекрасный осенний денек?
– Нет, нельзя, если это тот самый человек, который считает, что переходит Рубикон, когда уходит дальше Четырнадцатой улицы. Ты ни за что бы не потащился в такую даль без особой причины.
«И почему, – подумал Картер, – я решил, будто смогу ее обмануть?» И верно, дальше тянуть не было смысла.
– У меня для тебя есть одна хорошая новость, – признался он. – Помнишь, я получил бандероль от Джо Руссо?
– Конечно. Ты мне рассказывал о его грандиозной находке.
– Ну вот. А через несколько дней он сам сможет тебе все рассказать. Руссо приезжает в Нью-Йорк.
– Замечательно. Хорошо было бы с ним встретиться.
Похоже, решив, что опасность миновала, Бет взяла с салфетки сэндвич и откусила приличный кусок.
Картер продолжал двигаться к цели.
– О, ты с ним легко сможешь встретиться, – сказал он. – Дело в том, что ему нужно где-то остановиться, пока он будет здесь.
Бет перестала жевать.
– И я сказал ему, что он может поселиться у нас.
Бет с трудом проглотила кусок.
– Но где? Если ты не заметил, у нас нет комнаты для гостей.
– Он неприхотлив. Диван в гостиной его вполне устроит.
– На этом диване даже сидеть неудобно.
– Ему случалось спать и в более неудобных местах. На Сицилии мы спали на камнях со скорпионами.
Бет тяжело вздохнула. Картер понял, что она готова сдаться.
– А долго он здесь пробудет? Неделю или две?
– Точно не знаю, – ответил Картер. – Может быть, немного дольше. Все будет зависеть от того, сколько времени у нас уйдет на работу.
– На какую работу?
– Разве я не говорил? Он везет в Нью-Йорк эту окаменелость. И мы с ним будем работать над ней здесь, вместе.
– Он везет тот самый громадный камень, про который ты мне говорил…
– Да, он весит больше трех тысяч фунтов!
– На Манхэттен? Только для того, чтобы вы могли поработать вместе, как в старые добрые времена?
– Именно так он и сказал. Почти так.
– Мне следует знать что-то еще? – спросила Бет.
– Ну… Джо, он такой… огромный. И дышит как паровоз. Но я ему скажу, чтобы он в квартире не курил. И еще у него никогда нет денег.
– Он мне уже нравится.
Картер рассмеялся и обнял Бет.
– И разве не ты говорила о том, как тебе хочется поскорее услышать, как топают по квартире маленькие ножки?
– Маленькие ножки, – уточнила Бет. – Главное слово было – маленькие.
– О, – сделал большие глаза Картер, – прости. Может, стоит сказать ему, чтобы он ходил на цыпочках?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Весь день ему то и дело мешали, вторгались в его дела, отвлекали. «Ну почему, – тоскливо думал Эзра, – они не могут просто оставить меня в покое и дать сделать работу, которую судьбой предрешено сделать только мне, мне одному?»
Все началось в кабинете доктора Нойманн, где Эзра, как только сел на стул, сразу заметил в стопке бумаг на столе письмо со штампом доктора Гершеля Штерна – иерусалимского психиатра. Значит, Нойманн все-таки с ним связалась. Эзра понял, что его ожидает, еще до того, как Нойманн произнесла слова: «Иерусалимский синдром».
– Уверена, ты слышал об этом, – сказала психиатр. – Думаю, доктор Штерн обсуждал с тобой этот вопрос?
– Может быть.
Доктор продолжила:
– Это состояние, которому подвержены определенного типа люди: евангелисты, религиозные фанатики, ученые вроде тебя, которые попадают на Святую землю и на которых она оказывает слишком сильное воздействие. Они настолько тронуты, поражены, поглощены своими впечатлениями, что до некоторой степени теряют связь с реальным миром. В самых тяжелых случаях человек может вообразить себя, к примеру, мессией.
– Да, я знаю о синдроме, – ответил Эзра. – Но я им не страдаю. Поверьте мне, я точно знаю, что я – не мессия, не Моисей и не ангел смерти.
– Я упомянула о синдроме только в качестве предисловия, – сказала Нойманн. – Существуют и другие нарушения (Эзра обратил внимание на то, что последнее слово она произнесла с такой же осторожностью, с какой чуть раньше сказала о потере связи с реальностью), которые тоже способны развиться в тех краях. Это очень плодородная почва, очень мощная, и доктор Штерн в письме немного рассказал мне о твоей работе в Израиле. Должна сказать, я не удивлена тем, что ты начал испытывать некоторое напряжение.
– А добрый доктор проинформировал вас о том, с какими трудностями я там столкнулся? Про проблемы с властями?
Эзре не очень хотелось об этом говорить, но он подумал, что было бы неплохо выяснить, как много известно доктору Нойманн.
Доктор Нойманн молчала. Похоже, не знала, насколько стоит открываться.
– Насчет «Купола на скале»? – подсказал ей Эзра.
– Да, – наконец призналась доктор Нойманн.
Значит, Штерн и про это ей написал.
«Купол на скале» – почитаемая мусульманская святыня, возведенная на руинах Второго храма. Это был ключ к ответу на многие вопросы. Эзра прочел свитки, он понял, о чем в них говорилось. Больше никто не сделал этого, и никому не удалось собрать все воедино. Он понял, что, если ему удастся беспрепятственно проникнуть к фундаменту под мечетью, там он может найти самую священную реликвию на свете. И ему это почти удалось. Он нашел подземный туннель, увидел глиняную плиту, закрывавшую вход. И там он услышал шум ветров всего мира.
Рокочущий стон живого, дышащего Бога.
Голос самого Творения.
Именно в тот момент, не дав ему подобраться ближе, агенты службы безопасности Израиля схватили его за ноги и выволокли из туннеля.
Этот звук, этот голос до сих пор иногда слышался ему.
– Меня тревожит, что твоя работа, которой ты занимаешься здесь, в Нью-Йорке, связана с тем, чем ты занимался там. Вот кое-что из того, что ты говорил во время ареста. – Тут доктор Нойманн замолчала и надела очки, чтобы свериться со своими записями. – «Я общался с ангелами», «Творение можно выпустить на волю», «Я могу показать вам лик Бога» – выглядит очень серьезно и пугающе.
Нойманн сняла очки и посмотрела на Эзру.
– Ты просвещенный человек, Эзра, очень умный, поэтому вряд ли мне стоит объяснять тебе природу этих высказываний – самовозвеличивание, пафос, мессианский пыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Между прочим, ты мне так и не сказал: какие у тебя дела в центре сегодня?
– Я приехал, чтобы пообедать с тобой.
– Правда? – скептически улыбнувшись, спросила Бет. Она сделала глоток и аккуратно поставила бутылочку на камень. – Так, значит, то, что мы проделали такой путь до парка и устроили этот маленький пикник…
– Да?
– Это всего лишь спонтанное проявление твоей любви ко мне?
– Именно так!
Бет откусила кусок сэндвича, медленно прожевала и сказала:
– Ладно, не тяни, не могу больше терпеть. Насколько все ужасно?
– Что?
– То, о чем ты собираешься мне сказать.
Картер разыграл возмущение.
– Что, неужели человеку уже нельзя порадовать жену романтическим ужином в прекрасный осенний денек?
– Нет, нельзя, если это тот самый человек, который считает, что переходит Рубикон, когда уходит дальше Четырнадцатой улицы. Ты ни за что бы не потащился в такую даль без особой причины.
«И почему, – подумал Картер, – я решил, будто смогу ее обмануть?» И верно, дальше тянуть не было смысла.
– У меня для тебя есть одна хорошая новость, – признался он. – Помнишь, я получил бандероль от Джо Руссо?
– Конечно. Ты мне рассказывал о его грандиозной находке.
– Ну вот. А через несколько дней он сам сможет тебе все рассказать. Руссо приезжает в Нью-Йорк.
– Замечательно. Хорошо было бы с ним встретиться.
Похоже, решив, что опасность миновала, Бет взяла с салфетки сэндвич и откусила приличный кусок.
Картер продолжал двигаться к цели.
– О, ты с ним легко сможешь встретиться, – сказал он. – Дело в том, что ему нужно где-то остановиться, пока он будет здесь.
Бет перестала жевать.
– И я сказал ему, что он может поселиться у нас.
Бет с трудом проглотила кусок.
– Но где? Если ты не заметил, у нас нет комнаты для гостей.
– Он неприхотлив. Диван в гостиной его вполне устроит.
– На этом диване даже сидеть неудобно.
– Ему случалось спать и в более неудобных местах. На Сицилии мы спали на камнях со скорпионами.
Бет тяжело вздохнула. Картер понял, что она готова сдаться.
– А долго он здесь пробудет? Неделю или две?
– Точно не знаю, – ответил Картер. – Может быть, немного дольше. Все будет зависеть от того, сколько времени у нас уйдет на работу.
– На какую работу?
– Разве я не говорил? Он везет в Нью-Йорк эту окаменелость. И мы с ним будем работать над ней здесь, вместе.
– Он везет тот самый громадный камень, про который ты мне говорил…
– Да, он весит больше трех тысяч фунтов!
– На Манхэттен? Только для того, чтобы вы могли поработать вместе, как в старые добрые времена?
– Именно так он и сказал. Почти так.
– Мне следует знать что-то еще? – спросила Бет.
– Ну… Джо, он такой… огромный. И дышит как паровоз. Но я ему скажу, чтобы он в квартире не курил. И еще у него никогда нет денег.
– Он мне уже нравится.
Картер рассмеялся и обнял Бет.
– И разве не ты говорила о том, как тебе хочется поскорее услышать, как топают по квартире маленькие ножки?
– Маленькие ножки, – уточнила Бет. – Главное слово было – маленькие.
– О, – сделал большие глаза Картер, – прости. Может, стоит сказать ему, чтобы он ходил на цыпочках?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Весь день ему то и дело мешали, вторгались в его дела, отвлекали. «Ну почему, – тоскливо думал Эзра, – они не могут просто оставить меня в покое и дать сделать работу, которую судьбой предрешено сделать только мне, мне одному?»
Все началось в кабинете доктора Нойманн, где Эзра, как только сел на стул, сразу заметил в стопке бумаг на столе письмо со штампом доктора Гершеля Штерна – иерусалимского психиатра. Значит, Нойманн все-таки с ним связалась. Эзра понял, что его ожидает, еще до того, как Нойманн произнесла слова: «Иерусалимский синдром».
– Уверена, ты слышал об этом, – сказала психиатр. – Думаю, доктор Штерн обсуждал с тобой этот вопрос?
– Может быть.
Доктор продолжила:
– Это состояние, которому подвержены определенного типа люди: евангелисты, религиозные фанатики, ученые вроде тебя, которые попадают на Святую землю и на которых она оказывает слишком сильное воздействие. Они настолько тронуты, поражены, поглощены своими впечатлениями, что до некоторой степени теряют связь с реальным миром. В самых тяжелых случаях человек может вообразить себя, к примеру, мессией.
– Да, я знаю о синдроме, – ответил Эзра. – Но я им не страдаю. Поверьте мне, я точно знаю, что я – не мессия, не Моисей и не ангел смерти.
– Я упомянула о синдроме только в качестве предисловия, – сказала Нойманн. – Существуют и другие нарушения (Эзра обратил внимание на то, что последнее слово она произнесла с такой же осторожностью, с какой чуть раньше сказала о потере связи с реальностью), которые тоже способны развиться в тех краях. Это очень плодородная почва, очень мощная, и доктор Штерн в письме немного рассказал мне о твоей работе в Израиле. Должна сказать, я не удивлена тем, что ты начал испытывать некоторое напряжение.
– А добрый доктор проинформировал вас о том, с какими трудностями я там столкнулся? Про проблемы с властями?
Эзре не очень хотелось об этом говорить, но он подумал, что было бы неплохо выяснить, как много известно доктору Нойманн.
Доктор Нойманн молчала. Похоже, не знала, насколько стоит открываться.
– Насчет «Купола на скале»? – подсказал ей Эзра.
– Да, – наконец призналась доктор Нойманн.
Значит, Штерн и про это ей написал.
«Купол на скале» – почитаемая мусульманская святыня, возведенная на руинах Второго храма. Это был ключ к ответу на многие вопросы. Эзра прочел свитки, он понял, о чем в них говорилось. Больше никто не сделал этого, и никому не удалось собрать все воедино. Он понял, что, если ему удастся беспрепятственно проникнуть к фундаменту под мечетью, там он может найти самую священную реликвию на свете. И ему это почти удалось. Он нашел подземный туннель, увидел глиняную плиту, закрывавшую вход. И там он услышал шум ветров всего мира.
Рокочущий стон живого, дышащего Бога.
Голос самого Творения.
Именно в тот момент, не дав ему подобраться ближе, агенты службы безопасности Израиля схватили его за ноги и выволокли из туннеля.
Этот звук, этот голос до сих пор иногда слышался ему.
– Меня тревожит, что твоя работа, которой ты занимаешься здесь, в Нью-Йорке, связана с тем, чем ты занимался там. Вот кое-что из того, что ты говорил во время ареста. – Тут доктор Нойманн замолчала и надела очки, чтобы свериться со своими записями. – «Я общался с ангелами», «Творение можно выпустить на волю», «Я могу показать вам лик Бога» – выглядит очень серьезно и пугающе.
Нойманн сняла очки и посмотрела на Эзру.
– Ты просвещенный человек, Эзра, очень умный, поэтому вряд ли мне стоит объяснять тебе природу этих высказываний – самовозвеличивание, пафос, мессианский пыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97