Во-вторых (и это особенно важно), она выслушает, кивнет, а отвечать ей не положено. Где уж там сесть с начальством рядком и поговорить ладком о погоде, о проклятых наших дорогах, обсудить, у кого машина новая, черная, а у кого старая и, как положено начальству помельче, серо-желтая. И где уж там прикурить от одной спички и задуматься... вроде бы и мысли у каждого свои, а все что-то общее. Нет, все это причитается только шоферу. Правда, это право Гата завоевал не без потерь.
Во-первых, прежде чем усесться за руль уазика, он поругался с братом, По твердой уверенности Стахана, хочешь жить припеваючи — работай на грузовике.
Во-вторых, не голову, правда, но волосы пришлось положить на плаху. В первый же день глянул председатель на прическу Гаты, сложил два пальца ножницами и сказал: «Не пойдет, браток, придется укоротить». А таккак Гата был готов ради председателя пройти огонь, воду, медные трубы и расческины зубы, то махнул рукой и не то что укоротил прическу— махнул все «под нуль».
Когда же председатель хлопнул себя по бедрам и, всхлипывая: «Ай-хай... совсем оказывается... шуток не понимает!.. Я же... только укоротить.., велел!» — зашелся от смеха, Гата обиделся, но виду не подал. Не засмеялся, не улыбнулся даже, ответил с достоинством: «Была бы голова, а волосы отрастут». Безудержный, с взвизгиванием хохот председателя тоже оценил по-своему, «Руководящий товарищ, и такой легкий характер.., Не к лицу»,— решил он. И на своего председателя стал смотреть свысока.
Возможно, читатель уже представил себе председателя... этаким дядей в годах, в усталой шляпе, с мятым соломенным лицом, то он... Тьфу, рука уже сама привычно пишет! То есть в мятой соломенной шляпе и с усталым лицом. В общем, ошибетесь. Председателю куштирякского колхоза Кутлыбаеву и тридцати еще нет. Костюм на нем новый, коричневый, аккуратный, на ногах сверкающие кожаные сапоги, тоже новые, на голове темно-зеленая кепка с маленьким козырьком — говорят, мечта поэтов. И потертого парусинового портфеля он под мышкой не носит. Увидит кто его впервые, обознается — учитель, подумает, или представитель из района. Такое уж сейчас время — грамотных, культурных председателей.
Впрочем, отвлеклись. Разговор-то идет о Гате. Как видим, общественное положение его никак не ниже, чем у зоотехника. Шутка ли, двух месяцев не прошло, как вернулся, а с видными людьми Куштиряка в один ряд встал. Частенько председатель сам садится за баранку и отправляется по полям да по фермам. Тогда наш джигит свободен, может одеться пофасонистей и, оседлав мотоцикл, погонять по Куштиряку, себя показать.
Еще Гата привез из Одессы японский магнитофон. Не то что в окрестных аулах — в райцентре такого нет. Принесет вечером в клуб — у молодежи свет белый с копеечку становится, все забудут. Из аппарата, сотрясая Куштиряк, рвется оглушительная чужая музыка — мертвый вскочит. То барабаны гремят, то гортанные вопли раздаются. И молодежь, которая только что чинно-мирно, благовоспитанно беседуя между собой, стояла у стенки, вдруг ни с того ни с сего начинает дергаться в судорогах, руки-ноги в такт музыке ходуном ходят. До черного пота, до изнеможения крутятся, плечами дергают, разметав волосы, изгибаются, словно змеи.
Если же в клубе окажется и Алтынгужин, Гата ему назло ставит музыку погромче, чтоб крику и визгу было побольше. А сам в распахнутом бархатном пиджаке, в меднокочанной фуражке набекрень отплясывает браво, с издевкой поглядывая на зоотехника. Гляди, какие в нашем Куштиряке парни есть! И впрямь, если бы не Гата, откуда бы деревенской молодежи постичь это современное искусство?
Вспомнит автор свою куштирякскую юность, послевоенные годы и вздохнет невольно. Куда уж там до нынешней музыки, до танцев этих, которым обучает Гата! Возьмется, бывало, молодежь за руки, встанет в круг и ходит не спеша, на мотив «Эннэ-гизер-геннэ-гизер-ген-нэйем!» или «Золотая радиатор, золотая карбюратор, золотой магнето!» — частушки поет. А парень или девушка, что посредине стоит, выбивает дробь, подходит к тому или к той в хороводе, кто душе милей, вытягивает его или ее на середину и давай отплясывать вдвоем! Вот это и называлось народными играми. Или кураист с гармонистом тянут на пару «Карабая», «Эпипу» или «Барыню», а пляшут все по очереди. Один натопчется — другую вызывает, другая — третьего — но, что важно, кого попало не приглашает, а ту девушку (или парня), к которой сердце льнет, зародившееся чувство перед ней выплясывает. Да, иное время, иные пляски, иная тряска. Посмотрит кто на нынешние вечерние развлечения куштирякской молодежи и увидит, насколько все же выросла культурная жизнь аула.
В один из вечеров Алтынгужин, прищурив глаза, долго следил за танцующими, наконец не выдержал, схватил Гату, ошалело колотившего ногами в пол, за рукав. Но не успел и слова сказать, как одна из дергавшихся, словно в трясучке, девушек крутнулась на месте и рухнула на пол. В пыли и грохоте ее даже не заметили. Алтынгужин, отпустив Гату, бросился в круг и, не найдя другого способа, пронзительно свистнул. Кто-то взвизгнул, кто-то побежал и выключил музыку. С полминуты еще стоял топот, и, наконец, молодежь, отирая пот со лба, остановилась и начала приходить в себя. А девушка лежит, словно рыба, выброшенная на берег, то откроет рот, то закроет, растрепанные волосы по полу рассыпались, глаза сквозь затылок в пол смотрят.
— Эх вы..,— сказал Алтынгужин. нарушив неловкую тишину, поднял девушку и посадил на стул.— Воды принесите!
После этого происшествия Алтынгужин привез из города целый чемодан пластинок и стал проводить танцевальные вечера по-своему. Но, удивительное дело, к музыке видного композитора Бахтина молодежь почему-то не проявила интереса. Им магнитофон Гаты подавай. Современная музыка нужна. Такая, чтоб отплясывать так отплясывать! После долгих споров решили: один вечер танцевать под магнитофон, другой — под Бахтина.
Как видим, хоть Гата и не победил, но лопатками к земле прижат не был. «Один — один»,— сказал он, вспомнив хоккейный матч славного «Салавата Юлаева» с командой ЦСКА. Но борьба только начиналась. Впереди были новые испытания.
Насчет Танхылыу он не сомневался и поначалу был беспечен. Зачем суетиться? Не огонь же за подол зацепился. Авторитет и без того день ото дня растет, укрепляется. Сам Куштиряк считает, что Танхылыу — девушка Гаты. И действовать нужно с расчетом, соблюдая достоинство. Не торопиться, не заговаривать с ней, истомить девушку. Вот тогда она сама, как спелое яблочко, в ладошку — тюк!
Гата впряг извилины в работу и начал строить планы, как оставить Алтынгужина с носом. И в это затишье один случай, словно гром с ясного неба, оглушил Гату.
После осенних дождей стояла сухая и ясная погода, природа ждала блаженного зимнего покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59