Кто же на чертовых, иначе не скажешь, счетах щелкал? Уж ясно, не Фатхутдин Фатхутдинович. Зульпикей, вот кто! На то он и Зульпикей, на то и бес-баламут: вроде одно к другому подогнал, а ма-аленькую щелку для новой свары оставил. По второму-то подсчету оказалось, что если у Урманбаевых двадцать мальчиков и двадцать две девочки, то у Сыртлановых— двадцать два мальчика и двадцать девочек подрастают. Вот ведь как тонко подвел бес-баламут! Каждому ясно, чем меньше разница — тем больше споров, ибо спорщику кажется, что какую-то мелочь он и за горло возьмет. А против очевидного не попрешь. Как ни петушились Урманбаевы, но поняли, что тут их объехали, и промеж себя решили эту нечаянную ошибку срочно исправить. Как говорит Фатхутдин Фатхутдинович, выравнять баланс.
И вот посредине встала Танхылыу. Будучи посторонним, Шамилов и от этой тяжбы должен бы остаться в стороне, так как фамилия его не Сыртланов и не Урманбаев (а Шамилов). Но, как мы знаем, у него свой расчет, свой интерес. Услыхав, что птица счастья вот-вот сядет на плечо его ученика, он чуть не подпрыгнул от радости. «Если у парня дела на лад пошли,— подумал он,— значит, девушка в наших руках. Чтобы согнуть иву, достаточно за тонкую ветку ухватиться. Теперь и самого старика к земле пригнем. Даст место для тополя, никуда не денется». Но пусть на такую расчетливость учителя Гата не обижается, Шамилов — человек общественный, для всего аула старается. Впрочем, и Гата мелочиться не будет. Он — победитель, а победителя, как уже говорилось, украшает великодушие.
Сыртлановы на майдан выставили Самата. Нет, не подумайте, что Гата и Самат, как на сабантуе, сняли рубашки, охватили друг друга за пояс и, кряхтя, начали бороться. Слово «майдан» здесь взято в переносном смысле — ристалище. И еще, если Гата бросился в схватку, словно морская птица, которая ищет бури, как будто в бурях есть покой, то Самат вышел поневоле, против своей охоты. Только за неимением лучшего он стал знаменем Сыртлановых. Зная, что теленок — теленок и сынок— тоже телок, Юламан взял дело в свои руки. Фаткулле Кудрявому он всю печенку проел, пытаясь склонить его на сторону Сыртлановых. Даже в вопросе тополя и бани поддержку всего рода обещал. Его протянутую руку Фаткулла пожал, но поддержки не принял.
Сколько Юламан ни бился, ни суетился, Самат все еще был пеший, Гата — на коне. Урманбаевы торжествовали, Сыртлановы отдались безутешному горю, а Шамилов еще энергичней потирал руки.
Но не только учитель рассчитывал обернуть победу Гаты на пользу обществу. Решив, что у парня с Танхылыу уже, как говорят в Куштиряке, каша варится, Алтынгужин тоже надумал извлечь из этого кое-какую выгоду.
— Слушай, друг Гата,— подкараулив председательского шофера возле правления, сказал зоотехник.— Так ведь и упрямится Танхылыу, не выходит на работу.
Сначала Гата смерил его взглядом снизу вверх, потом сверху вниз — и так и эдак вроде одинаково — и лишь тогда сказал:
— А я здесь при чем? С самой и поговори!
Так сказал Гата. Скромненько сказал. Однако по ленивой улыбке, по голосу чувствовалось, что без него этой проблемы никак не решить. Конечно, Танхылыу он не хозяин, но помимо его воли девушка и шагу не ступит. Нужно и то сказать, что сомнения у Гаты насчет Алтынгужина до конца не рассеялись, холодность объяснялась еще и ревностью.
— Пять раз уже говорил! Даже слушать не хочет. А не идет она — и остальные готовы разбежаться.— Алтынгужин взял его за локоть, отвел в сторону и, перейдя на шепот, начал уговаривать: — Как друга прошу, помоги, пожалуйста. Она не ослушается тебя.
Гата нахмурил брови, подумал, прикинул — отсюда, кажется, и впрямь опасности нет — и подмигнул:
— Уговорил, скажу.
Какое у него влияние на Танхылыу — это вопрос особый. Но ходившие по аулу слухи требуют некоторых уточнений. Гата действительно возил Танхылыу на машине, но, во-первых, не ночью, а вечером, во-вторых, в уазике кроме парня с девушкой были еще парторг с председателем. А в-третьих, поехали не в таинственное «куда-то», а после долгих уговоров парторг с председателем уломали упрямицу съездить на ферму к дояркам. Цель: восстановить мир и согласие, вернуть Танхылыу на ферму. И на самой встрече Гата не был, ждал начальство в машине.
По правде говоря, после возвращения из Ерекле Гата ни разу даже не поговорил с ней наедине. И когда лишь на следующий день после поездки на ферму Танхылыу сама остановила на улице и заговорила с ним, парень вновь воспрял духом.
— Говорят, Кутлыбаев в Каратау на совещание едет. Нас не возьмет ли? — с явным кокетством сказала она.
— Кого это «нас»?
Танхылыу улыбнулась ехидно и погрозила пальцем:
— Нет, ты только посмотри, еще прикидывается! Забыл, с кем вчера в клубе весь вечер танцевал?
Гата задумался. С кем же он танцевал? Смотри-ка, на чем подцепить хочет! Да, с Дилей танцевал, ну и что?
— Ну, все никак не вспомнишь?
— Не знаю... С Диляфруз раза два станцевали. Только что тут...
Танхылыу этого и хватило. С таинственным видом она посмотрела по сторонам и зашептала:
— Ладно, оправданиями не мучайся. Только и слышу от Диляфруз: «Гата, Гата, Гата!» Наверное, уже весь язык себе отбила: «Вот Гата, вот парень!» Она ко мне тайком раза два заходила. Сам знаешь, как с фермы ушла, девчата готовы изловить меня и съесть, потому Диля и ходит тайком. А как тебя хвалит! Так возносит, того и гляди, об небо шмякнет. А ты: «Не знаю... раза два станцевали...»
— Погоди-ка, Танхылыу, я ведь... ты ведь...
— Не погожу! Все вы, парни, такие, вскружите голову девушке, а потом хвост за спину и в кусты. Пойди поищи другую такую — сама красивая, сама работящая! Короче, вот что, Гата, коли меня за друга считаешь, скажи Кутлыбаеву! У меня и у Дили в Каратау дела есть.
— Так ведь автобус ходит,— упавшим голосом сказал Гата.
— Ну, как хочешь. Только смотри, как бы потом жалеть не пришлось. Диляфруз еще меня обидчивей.
И она повернулась уходить, Гата преградил ей путь.
— К половине второго к правлению приходите. Только ради тебя.
Что за напасть? Он ходит, по Танхылыу душой горит, и если не весь аул, то все Урманбаевы за него, а она ему свою подружку сватает. Треснуло зеркало его любви, светлые надежды разбиты, и планы, которые возводил он все эти дни, готовы рухнуть!.. Но если Танхылыу не любит, то зачем кокетничает, зачем завлекает его? Как над маленьким ребенком потешается. Где, с кем ее душа? И этот дом. Разве будет человек ни с того ни с сего строить дом? А свадебные подарки? Кому они? Хоть бы это узнать.
Потом мысли Гаты перешли на Диляфруз. Спокойная, сдержанная девушка, работящая. А красотой и Танхылыу не уступит. Нынче летом в Уфу ездила, поступила в сельскохозяйственный институт, на заочное отделение. Таких на весь Куштиряк — Танхылыу да она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
И вот посредине встала Танхылыу. Будучи посторонним, Шамилов и от этой тяжбы должен бы остаться в стороне, так как фамилия его не Сыртланов и не Урманбаев (а Шамилов). Но, как мы знаем, у него свой расчет, свой интерес. Услыхав, что птица счастья вот-вот сядет на плечо его ученика, он чуть не подпрыгнул от радости. «Если у парня дела на лад пошли,— подумал он,— значит, девушка в наших руках. Чтобы согнуть иву, достаточно за тонкую ветку ухватиться. Теперь и самого старика к земле пригнем. Даст место для тополя, никуда не денется». Но пусть на такую расчетливость учителя Гата не обижается, Шамилов — человек общественный, для всего аула старается. Впрочем, и Гата мелочиться не будет. Он — победитель, а победителя, как уже говорилось, украшает великодушие.
Сыртлановы на майдан выставили Самата. Нет, не подумайте, что Гата и Самат, как на сабантуе, сняли рубашки, охватили друг друга за пояс и, кряхтя, начали бороться. Слово «майдан» здесь взято в переносном смысле — ристалище. И еще, если Гата бросился в схватку, словно морская птица, которая ищет бури, как будто в бурях есть покой, то Самат вышел поневоле, против своей охоты. Только за неимением лучшего он стал знаменем Сыртлановых. Зная, что теленок — теленок и сынок— тоже телок, Юламан взял дело в свои руки. Фаткулле Кудрявому он всю печенку проел, пытаясь склонить его на сторону Сыртлановых. Даже в вопросе тополя и бани поддержку всего рода обещал. Его протянутую руку Фаткулла пожал, но поддержки не принял.
Сколько Юламан ни бился, ни суетился, Самат все еще был пеший, Гата — на коне. Урманбаевы торжествовали, Сыртлановы отдались безутешному горю, а Шамилов еще энергичней потирал руки.
Но не только учитель рассчитывал обернуть победу Гаты на пользу обществу. Решив, что у парня с Танхылыу уже, как говорят в Куштиряке, каша варится, Алтынгужин тоже надумал извлечь из этого кое-какую выгоду.
— Слушай, друг Гата,— подкараулив председательского шофера возле правления, сказал зоотехник.— Так ведь и упрямится Танхылыу, не выходит на работу.
Сначала Гата смерил его взглядом снизу вверх, потом сверху вниз — и так и эдак вроде одинаково — и лишь тогда сказал:
— А я здесь при чем? С самой и поговори!
Так сказал Гата. Скромненько сказал. Однако по ленивой улыбке, по голосу чувствовалось, что без него этой проблемы никак не решить. Конечно, Танхылыу он не хозяин, но помимо его воли девушка и шагу не ступит. Нужно и то сказать, что сомнения у Гаты насчет Алтынгужина до конца не рассеялись, холодность объяснялась еще и ревностью.
— Пять раз уже говорил! Даже слушать не хочет. А не идет она — и остальные готовы разбежаться.— Алтынгужин взял его за локоть, отвел в сторону и, перейдя на шепот, начал уговаривать: — Как друга прошу, помоги, пожалуйста. Она не ослушается тебя.
Гата нахмурил брови, подумал, прикинул — отсюда, кажется, и впрямь опасности нет — и подмигнул:
— Уговорил, скажу.
Какое у него влияние на Танхылыу — это вопрос особый. Но ходившие по аулу слухи требуют некоторых уточнений. Гата действительно возил Танхылыу на машине, но, во-первых, не ночью, а вечером, во-вторых, в уазике кроме парня с девушкой были еще парторг с председателем. А в-третьих, поехали не в таинственное «куда-то», а после долгих уговоров парторг с председателем уломали упрямицу съездить на ферму к дояркам. Цель: восстановить мир и согласие, вернуть Танхылыу на ферму. И на самой встрече Гата не был, ждал начальство в машине.
По правде говоря, после возвращения из Ерекле Гата ни разу даже не поговорил с ней наедине. И когда лишь на следующий день после поездки на ферму Танхылыу сама остановила на улице и заговорила с ним, парень вновь воспрял духом.
— Говорят, Кутлыбаев в Каратау на совещание едет. Нас не возьмет ли? — с явным кокетством сказала она.
— Кого это «нас»?
Танхылыу улыбнулась ехидно и погрозила пальцем:
— Нет, ты только посмотри, еще прикидывается! Забыл, с кем вчера в клубе весь вечер танцевал?
Гата задумался. С кем же он танцевал? Смотри-ка, на чем подцепить хочет! Да, с Дилей танцевал, ну и что?
— Ну, все никак не вспомнишь?
— Не знаю... С Диляфруз раза два станцевали. Только что тут...
Танхылыу этого и хватило. С таинственным видом она посмотрела по сторонам и зашептала:
— Ладно, оправданиями не мучайся. Только и слышу от Диляфруз: «Гата, Гата, Гата!» Наверное, уже весь язык себе отбила: «Вот Гата, вот парень!» Она ко мне тайком раза два заходила. Сам знаешь, как с фермы ушла, девчата готовы изловить меня и съесть, потому Диля и ходит тайком. А как тебя хвалит! Так возносит, того и гляди, об небо шмякнет. А ты: «Не знаю... раза два станцевали...»
— Погоди-ка, Танхылыу, я ведь... ты ведь...
— Не погожу! Все вы, парни, такие, вскружите голову девушке, а потом хвост за спину и в кусты. Пойди поищи другую такую — сама красивая, сама работящая! Короче, вот что, Гата, коли меня за друга считаешь, скажи Кутлыбаеву! У меня и у Дили в Каратау дела есть.
— Так ведь автобус ходит,— упавшим голосом сказал Гата.
— Ну, как хочешь. Только смотри, как бы потом жалеть не пришлось. Диляфруз еще меня обидчивей.
И она повернулась уходить, Гата преградил ей путь.
— К половине второго к правлению приходите. Только ради тебя.
Что за напасть? Он ходит, по Танхылыу душой горит, и если не весь аул, то все Урманбаевы за него, а она ему свою подружку сватает. Треснуло зеркало его любви, светлые надежды разбиты, и планы, которые возводил он все эти дни, готовы рухнуть!.. Но если Танхылыу не любит, то зачем кокетничает, зачем завлекает его? Как над маленьким ребенком потешается. Где, с кем ее душа? И этот дом. Разве будет человек ни с того ни с сего строить дом? А свадебные подарки? Кому они? Хоть бы это узнать.
Потом мысли Гаты перешли на Диляфруз. Спокойная, сдержанная девушка, работящая. А красотой и Танхылыу не уступит. Нынче летом в Уфу ездила, поступила в сельскохозяйственный институт, на заочное отделение. Таких на весь Куштиряк — Танхылыу да она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59