Хоть с виду и мягкая, однако ловкая, хваткая и на язык острая. Но Диля — это Диля. Все же не Танхылыу...
Как только приехали в Каратау и машина встала во дворе дома, где обычно останавливались куштирякцы, Кутлыбаев сказал, что раньше чем через три часа не вернется, и отправился по своим делам. Следом за ним Танхылыу: «Я к тете, меня не ждите, завтра автобусом вернусь»,— и тоже исчезла. Гата проводил ее взглядом, взял тряпку и начал протирать стекла и фары уазика.
Только у Дили, видно, дела не очень спешные. Крутится вокруг Гаты, все не уйдет никак. То короткое, подол сантиметров на десять выше колена, платье пригладит, то высоко, словно туркменская папаха, взбитые волосы поправит и трещит без умолку:
— А так идет? Гата-агай? Ты какие волосы любишь, длинные или короткие? Черные или светлые?
Ишь раскокетничалась. Всего-то на два года младше, а тоже — «агай», уважение показывает. То ли вправду, то ли понарошку.
Ответов Диля не ждет. Они ей не нужны. В том, что все ей к лицу, она и не сомневается. Наверное, перед тем как в дорогу выйти, полчаса перед зеркалом торчала, принаряживалась-прихорашивалась-причесывалась. А может, и целый час, кто знает. Когда в Одессе Гата заходил к одной знакомой девушке, всего-то в парк пригласить, и то, бывало, пока дождется, весь умается. А женская порода, в Одессе ли, в Куштиряке ли, везде одинакова.
Наконец терпение Дили иссякло:
— Ты что, на выставку свою машину готовишь? Корова так своего телка не вылизывает.
— Ступай, дела свои делай. Я-то тебе зачем?
— Зачем, говорит, и не постыдится ведь! Я же в культмаг приехала, магнитофон присмотреть. А вдруг присмотрю— кто потащит? Что, у тебя руки оборвутся, если поможешь? Подумаешь, с председателем он ездит! — Сердито поджав губы, девушка зашагала к воротам.
— Нет чтобы сразу так сказать...— пробормотал Гата и поплелся за ней.
В культмаге подходящего для Дили магнитофона не оказалось. Но это ее не расстроило.
— Похоже, спешных дел у тебя нет, давай в кино сходим,— сказала она и взяла парня под руку.
Но и там больше получаса не высидела, шепнула Гате на ухо:
— Веди в столовую, проголодалась.
Выйдя на улицу, она опять принялась трещать о своем. На то, как нехотя идет спутник, никакого внимания.
Наконец, когда сели в столовой, дошла очередь и Гате вставить слово. Вспомнив просьбу Алтынгужина, он решил сначала поговорить с Дилей,— уж, наверное, знает, какие у подруги планы.
— Уж если ты не знаешь, мне-то откуда знать,— ответила Диляфруз.— О работе ли думать, когда замуж собираешься.
— Ых-хым! — сказал Гата, резко отодвинув стоявшую перед ним тарелку на середину стола, даже суп плеснулся.
— Не горячись,— улыбка у Дили вышла лукавой и в то же время робкой. Она погладила Гату по руке. Лицо парня потемнело еще больше.— Эх, Гата, Гата! О женихе ли сейчас думать Танхылыу.
Разговор этот, околицей да намеками, Гату не успокоил. Наоборот, еще новые сомнения зародил. Хоть как, а надо отделаться от девчонки и повидать тетку Танхылыу.
— Ладно,— сухо сказал он,— если других дел нет, ступай на квартиру. А мне тут с одним человеком встретиться нужно.
Он уже довольно далеко отошел от столовой, как вдруг — тук-тук-тук — его нагнала Диля. «Ну, прямо смола!»— ругнулся он про себя. Она же, пропустив мимо внимания, как поморщился Гата, поспешила сказать свое. Вернее — ужалить.
— Не будь дураком, Гата-агай, по-дружески говорю, Танхылыу забавляется только, о тебе и не думает...
— А о ком? — Гата и сам не заметил, как вцепился ей в руку.
— Точно не знаю. Слухи ходят, что Самат к ней сватается... Отпусти руку!
Да, Стахан, брат Гаты, говорил, что подвыпивший Юламан хвастал в гараже перед мужиками: «Наша теперь Танхылыу! Разве есть в Куштиряке парень моему Самату под стать!» Стахан, тоже плут из куштиряковских, покричал маленько и предложил брату: «Сыртлановы расшумелись, шкуру неубитого зверя делят, а мы что же? Ходим, как телята. Давай возьмем и украдем Танхылыу! Девушку умыкнуть — за грех не считается». Но Гата отважные помыслы брата отверг, потому что от Самата опасности он не ждал, здесь душа была спокойна. Теперь же, увидев, что дело запутывается еще больше, во все глаза уставился на Диляфруз:
— Как это — сватается?
— А как сватаются? По обычаю. Сам он не то что словом перемолвиться — даже близко к Танхылыу подойти боится. Потому переговоры с дедушкой Фаткуллой ведут родители Самата. Точь-в-точь по старинке, как моя бабушка рассказывала.
Новость оглушила Гату. Порядком прошло времени, пока он осознал, что Диля ушла, а сам он сидит на скамейке возле чьих-то ворот. Вот она, жизнь,— мах колеса, то в грязь, то в небеса. Из-за Танхылыу он Одессу, а вместе с Одессой хорошую работу бросил, вернулся домой, старанием, прилежанием своим с уважаемыми людьми в один ряд встал, и в работе спор, и на язык скор... Впрочем, нет, на слова-то он не мастер. Ну и что? Из слов дворца не выстроишь. Сила Гаты в технике, в борьбе за новую культуру. А Самат? Кто он такой, Самат? Кроме того, что в армию сходил, где он еще был? Какие далекие от Куштиряка земли повидал? Может, статью-силой своей, мастерством или геройством прославился? Сидит день-деньской в сельсовете, лицо, как шафран, пожелтело, в глазах света живого нет, уже, наверное, все бумаги в сельсовете съел. Нет, если уж родители девушку уговаривать взялись, тут дело не выйдет, как день ясно. С какой стороны ни возьми, Танхылыу ему не пара. Да он, наверное, и сам видит. До чего не дотянешься — и тянуться нечего.
Значит, кто-то другой. Но кто же? Сколько ни перебирал Гата парней, но равного себе так и не нашел. «Пустое говорит Диля. Свой аркан на мою шею пытается накинуть, хочет, чтоб я к Танхылыу остыл. А Танхылыу оттого такая задиристая, оттого все эти подковырки, что любовь свою боится выказать»,— успокоил он себя.
И Гата поспешил к универмагу. Там разгадка тайны. Тетка наверняка выведала, что у племянницы на душе. Гата вспомнил, как он растерялся в прошлый раз, когда приезжал за свадебными подарками, и ни о чем не спросил у Нисы. «Эх, абитуриент!» — вздохнул он.
Танхылыу в магазине не видать. Покончила, наверное, с делами и ушла. Тоже удача.
— А-а, здравствуй, земляк! — Завидев Гату, Ниса поспешила ему навстречу.— Как дома, отец с матерью как? А наши? Живы-здоровы?
— Здоровы,— буркнул Гата. «Та-ак!» — сказал он про себя, подобно своему учителю Шамилову, и навострил уши. Вот тебе и Танхылыу! Сама: «К тетке пойду»,— а сама, значит, куда-то еще отправилась. Если бы она уже побывала здесь, разве стала Ниса об их здоровье расспрашивать?
— Все ты мельком, все по работе, даже в гости тебя пригласить не могу,— изобразив на широком довольном лице огорчение, сказала Ниса.— Ладно, придет еще день... Спасибо, что навестил, тут у меня посылочка для Танхылыу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Как только приехали в Каратау и машина встала во дворе дома, где обычно останавливались куштирякцы, Кутлыбаев сказал, что раньше чем через три часа не вернется, и отправился по своим делам. Следом за ним Танхылыу: «Я к тете, меня не ждите, завтра автобусом вернусь»,— и тоже исчезла. Гата проводил ее взглядом, взял тряпку и начал протирать стекла и фары уазика.
Только у Дили, видно, дела не очень спешные. Крутится вокруг Гаты, все не уйдет никак. То короткое, подол сантиметров на десять выше колена, платье пригладит, то высоко, словно туркменская папаха, взбитые волосы поправит и трещит без умолку:
— А так идет? Гата-агай? Ты какие волосы любишь, длинные или короткие? Черные или светлые?
Ишь раскокетничалась. Всего-то на два года младше, а тоже — «агай», уважение показывает. То ли вправду, то ли понарошку.
Ответов Диля не ждет. Они ей не нужны. В том, что все ей к лицу, она и не сомневается. Наверное, перед тем как в дорогу выйти, полчаса перед зеркалом торчала, принаряживалась-прихорашивалась-причесывалась. А может, и целый час, кто знает. Когда в Одессе Гата заходил к одной знакомой девушке, всего-то в парк пригласить, и то, бывало, пока дождется, весь умается. А женская порода, в Одессе ли, в Куштиряке ли, везде одинакова.
Наконец терпение Дили иссякло:
— Ты что, на выставку свою машину готовишь? Корова так своего телка не вылизывает.
— Ступай, дела свои делай. Я-то тебе зачем?
— Зачем, говорит, и не постыдится ведь! Я же в культмаг приехала, магнитофон присмотреть. А вдруг присмотрю— кто потащит? Что, у тебя руки оборвутся, если поможешь? Подумаешь, с председателем он ездит! — Сердито поджав губы, девушка зашагала к воротам.
— Нет чтобы сразу так сказать...— пробормотал Гата и поплелся за ней.
В культмаге подходящего для Дили магнитофона не оказалось. Но это ее не расстроило.
— Похоже, спешных дел у тебя нет, давай в кино сходим,— сказала она и взяла парня под руку.
Но и там больше получаса не высидела, шепнула Гате на ухо:
— Веди в столовую, проголодалась.
Выйдя на улицу, она опять принялась трещать о своем. На то, как нехотя идет спутник, никакого внимания.
Наконец, когда сели в столовой, дошла очередь и Гате вставить слово. Вспомнив просьбу Алтынгужина, он решил сначала поговорить с Дилей,— уж, наверное, знает, какие у подруги планы.
— Уж если ты не знаешь, мне-то откуда знать,— ответила Диляфруз.— О работе ли думать, когда замуж собираешься.
— Ых-хым! — сказал Гата, резко отодвинув стоявшую перед ним тарелку на середину стола, даже суп плеснулся.
— Не горячись,— улыбка у Дили вышла лукавой и в то же время робкой. Она погладила Гату по руке. Лицо парня потемнело еще больше.— Эх, Гата, Гата! О женихе ли сейчас думать Танхылыу.
Разговор этот, околицей да намеками, Гату не успокоил. Наоборот, еще новые сомнения зародил. Хоть как, а надо отделаться от девчонки и повидать тетку Танхылыу.
— Ладно,— сухо сказал он,— если других дел нет, ступай на квартиру. А мне тут с одним человеком встретиться нужно.
Он уже довольно далеко отошел от столовой, как вдруг — тук-тук-тук — его нагнала Диля. «Ну, прямо смола!»— ругнулся он про себя. Она же, пропустив мимо внимания, как поморщился Гата, поспешила сказать свое. Вернее — ужалить.
— Не будь дураком, Гата-агай, по-дружески говорю, Танхылыу забавляется только, о тебе и не думает...
— А о ком? — Гата и сам не заметил, как вцепился ей в руку.
— Точно не знаю. Слухи ходят, что Самат к ней сватается... Отпусти руку!
Да, Стахан, брат Гаты, говорил, что подвыпивший Юламан хвастал в гараже перед мужиками: «Наша теперь Танхылыу! Разве есть в Куштиряке парень моему Самату под стать!» Стахан, тоже плут из куштиряковских, покричал маленько и предложил брату: «Сыртлановы расшумелись, шкуру неубитого зверя делят, а мы что же? Ходим, как телята. Давай возьмем и украдем Танхылыу! Девушку умыкнуть — за грех не считается». Но Гата отважные помыслы брата отверг, потому что от Самата опасности он не ждал, здесь душа была спокойна. Теперь же, увидев, что дело запутывается еще больше, во все глаза уставился на Диляфруз:
— Как это — сватается?
— А как сватаются? По обычаю. Сам он не то что словом перемолвиться — даже близко к Танхылыу подойти боится. Потому переговоры с дедушкой Фаткуллой ведут родители Самата. Точь-в-точь по старинке, как моя бабушка рассказывала.
Новость оглушила Гату. Порядком прошло времени, пока он осознал, что Диля ушла, а сам он сидит на скамейке возле чьих-то ворот. Вот она, жизнь,— мах колеса, то в грязь, то в небеса. Из-за Танхылыу он Одессу, а вместе с Одессой хорошую работу бросил, вернулся домой, старанием, прилежанием своим с уважаемыми людьми в один ряд встал, и в работе спор, и на язык скор... Впрочем, нет, на слова-то он не мастер. Ну и что? Из слов дворца не выстроишь. Сила Гаты в технике, в борьбе за новую культуру. А Самат? Кто он такой, Самат? Кроме того, что в армию сходил, где он еще был? Какие далекие от Куштиряка земли повидал? Может, статью-силой своей, мастерством или геройством прославился? Сидит день-деньской в сельсовете, лицо, как шафран, пожелтело, в глазах света живого нет, уже, наверное, все бумаги в сельсовете съел. Нет, если уж родители девушку уговаривать взялись, тут дело не выйдет, как день ясно. С какой стороны ни возьми, Танхылыу ему не пара. Да он, наверное, и сам видит. До чего не дотянешься — и тянуться нечего.
Значит, кто-то другой. Но кто же? Сколько ни перебирал Гата парней, но равного себе так и не нашел. «Пустое говорит Диля. Свой аркан на мою шею пытается накинуть, хочет, чтоб я к Танхылыу остыл. А Танхылыу оттого такая задиристая, оттого все эти подковырки, что любовь свою боится выказать»,— успокоил он себя.
И Гата поспешил к универмагу. Там разгадка тайны. Тетка наверняка выведала, что у племянницы на душе. Гата вспомнил, как он растерялся в прошлый раз, когда приезжал за свадебными подарками, и ни о чем не спросил у Нисы. «Эх, абитуриент!» — вздохнул он.
Танхылыу в магазине не видать. Покончила, наверное, с делами и ушла. Тоже удача.
— А-а, здравствуй, земляк! — Завидев Гату, Ниса поспешила ему навстречу.— Как дома, отец с матерью как? А наши? Живы-здоровы?
— Здоровы,— буркнул Гата. «Та-ак!» — сказал он про себя, подобно своему учителю Шамилову, и навострил уши. Вот тебе и Танхылыу! Сама: «К тетке пойду»,— а сама, значит, куда-то еще отправилась. Если бы она уже побывала здесь, разве стала Ниса об их здоровье расспрашивать?
— Все ты мельком, все по работе, даже в гости тебя пригласить не могу,— изобразив на широком довольном лице огорчение, сказала Ниса.— Ладно, придет еще день... Спасибо, что навестил, тут у меня посылочка для Танхылыу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59