То ли гордость друга уязвить не пожелал, то ли посчитал и вовсе нечестным на заслуги свои ссылаться… с него ведь станется в подобную щепетильность удариться. А Эннеари смолчал – смолчал в полной уверенности, что сейчас всего важнее покончить со всей этой омерзительной историей, а уж поведать, как его Лерметт с того света вытаскивал, он и после успеет. Как же! Если опытный посол не желает, чтобы нечто было упомянуто в разговоре, будь ты хоть волшебником, а втиснуть это самое нечто в разговор не получится. Нет, никто тебе рта затыкать не станет, ты будешь исправно его открывать в подобающий момент и даже изрекать разные разности – опять-таки вполне подобающие – вот только говорить ты будешь не о том, все время не о том… а под конец внезапно окажется, что уже поздно. Сразу надо было Лерметта перебить, сразу – и пусть бы он попробовал заявить, что все это, дескать, к делу не относится! А вот и относится, господин посол. Так что извольте помолчать, покуда о ваших подвигах рассказывать будут! Вот как надо было разговор начинать – а Эннеари растерялся.
Долг благодарности существует, и его пока никто не отменял. Предубеждение – предубеждением, а спасителя собственного сына оскорблениями осыпать невозможно. И гнать прочь прямо от порога – тоже. Если бы Эннеари хоть слово молвить удалось, пусть не сразу, пусть не поначалу… но потом все рухнуло разом. Легко ли тут не растеряться? Легко ли, когда здание рушится, не камни, что падают тебе на голову, на лету по одному перехватывать, а хладнокровно, не обращая на них никакого внимания, укреплять фундамент?
Именно это Эннеари и чувствовал, когда два самых дорогих его сердцу существа схлестнулись в противоборстве. Он все никак не мог поверить, что схватка происходит нешуточная, что это всерьез и на самом деле – а когда понял, вмешаться в поединок так и не сумел. Ведь когда поединщики сшибаются мечом к мечу, и сталь сыплет свирепые искры, безоружному обезумевших бойцов не разнять. А Эннеари и был безоружен – потому что те, кто сражался, были ему не чужими. Как легко и просто разнять сражающихся, когда свару затеяли случайные знакомцы, а то и вовсе сторонние – хватаешь меч и разбрасываешь их по сторонам, не заботясь о том, кто из них подвернулся тебе под горячую руку. И как же тяжко, почти невозможно поднять оружие против своих – а что, если ранишь кого ненароком, желая спасти? А если насмерть? А если вдобавок выхода иного нет, и ранить нужно не случайно, а намеренно? Будь проклята минута, когда взяться за оружие необходимо – и невозможно! Когда сражаться гибельно, а не сражаться смертельно. Когда две ослепленные своей правотой правды бьются насмерть, и за которую ни встань, все едино ты низкий подлец. И от меньшего, бывало, сходили с ума. Чего ждешь? Давай же, выбирай между невозможным и немыслимым!
Нет, в этом поединке Эннеари был непоправимо, безнадежно безоружным – еще и потому, что он был и целью схватки, и полем боя. И Лерметт, отказавшись от сражения, оказал ему единственно оставшееся, хоть и беспощадное милосердие.
Вот только тяжесть от этого милосердия на душе совершенно неподъемная.
Эннеари не знал, долго ли он просидел на камне, глядя пустыми безразличными глазами в пустое безразличное небо. Рядом по-прежнему совещались вполголоса целители. Взгляд Эннеари бесцельно выхватывал то одно лицо, то другое – пока не натолкнулся на встречный взгляд, проницательный и ясный.
Илери! Конечно, в такой беде без нее не обойтись. Эннеари всегда гордился младшей сестрой – одной из лучших, несмотря на юные годы, целительниц Долины. Когда бы не потрясение, Эннеари сообразил, что уж кого-кого, а Илери кликнут на помощь в первую очередь. А сообразив, нашел бы в себе силы скрыться с ее глаз подальше. Старшего брата Илери знает насквозь – потому что любит… а вот видеть его оцепеневшим от ярости и стыда не любит. И пребывать в оцепенении не дозволит. Неважно, каким способом, но не дозволит, и все тут. Будет ли она браниться или сострадать… и еще неизвестно, что окажется для Эннеари более мучительно…
Торопливо махнув рукой остальным целителям – дескать, обождите меня – Илери подошла к брату почти вплотную. Эннеари устало посмотрел ей в глаза.
– Ты уже решил, что тебе теперь делать? – напрямик спросила Илери. И от этого простого вопроса давящая тяжесть исчезла, словно ее и не было никогда.
Все-таки Илери была одной из лучших целительниц. И самой лучшей на свете сестрой! Вовсе она не собиралась ни бранить Эннеари, ни жалеть. Она просто-напросто напомнила ему, что свершившееся хотя и невозвратимо – зато поправимо.
– Да, – твердо ответил Эннеари.
Стыд отхлынул, ярость улеглась совершенно – не потому, чтобы повод для нее исчез. Просто Илери права – а значит, времени у него нет яриться. Умница сестренка. Когда Эннеари все уладит, непременно надо будет их с Лерметтом познакомить. Быть того не может, чтобы эти двое не пришлись друг другу по душе. А уж тогда Илери наверняка поможет объяснить отцу – так объяснить, чтобы он понял, а не просто согласился. Илери замечательно умеет всем все объяснять. Или делать так, чтобы ее собеседник сам все себе объяснил. Вот как сейчас. Много ли она Эннеари сказала? Один-единственный вопрос задала, и только.
– Спасибо, – тихо добавил Эннеари.
Сестра окинула его испытующим взглядом.
– Вот теперь верю, – кивнула она, повернулась и ушла обратно к телеге, машинально накручивая на палец прядь волос – непреложный знак того, что поверила брату все-таки не до конца, но решила не обижать его лишним присмотром. И напрасно: Эннеари ей не солгал – да он и вообще практически не умел лгать. Он и в самом деле уже решил, что станет делать.
Решение снизошло на него мгновенно. Именно поэтому Эннеари и не сомневался в том, что оно верное. Он решил, что последует за Лерметтом – хоть бы и без дозволения отца. Но это во-вторых. А во-первых, он сначала отыщет Лоайре. Ведь если Лерметт прав – а в словах друга Эннеари и не сомневался – то Лоайре уже полтора года провел в плену. А еще он больше двух недель ничего не пил и не ел – разве что вывертень оставил пленнику съестной припас: ведь смерть Лоайре никак уж не была магу на руку. Что ж… может, и оставил. Но даже и в этом случае заставлять Лоайре ждать избавления хоть один лишний день, хоть один час – мерзость неискупимая, и Эннеари ее на душу не примет. И того уже времени довольно, что он потерял, рассевшись на камне – ни дать ни взять, ящерка погреться на солнышке пристроилась. Сперва растерялся, потом раздумался… нет уж, хватит. Лоайре надо найти, и как можно скорее, а уже потом отправляться вдогонку за принцем. Никуда Лерметт не денется на своей Мышке. Черный Ветер эту невзрачную лошаденку шутя догонит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85