Но более
точных и определенных сведений пока получить не удалось.
В Вашингтоне, очевидно, полагают, что неизвестному существу, - а нам
ничего не известно ни о его личности, ни о расовой принадлежности, - едва
ли можно просто поверить на слово. Видимо, сегодня в столице ждут
дополнительных заявлений, исходя из которых возможно будет прийти к более
обоснованным выводам, и лишь после этого, вероятно, будет обнародовано
какое-либо официальное сообщение.
Такова, разумеется, версия для широкой публики: что делается за
кулисами, можно только догадываться. И смело можно сказать, что то же
самое происходит во всех столицах на всем земном шаре.
Совсем иное настроение царит вне правительственных сфер. Новость
повсеместно вызвала бурю восторга. В Лондоне стихийно возникли
манифестации, по улицам движутся веселые, праздничные шествия; Красная
площадь в Москве заполнена шумной, ликующей толпой. Как только новость
распространилась, во всех странах в церкви и храмы начал стекаться народ,
спеша вознести благодарственные молитвы.
В народных массах не чувствуется ни малейших сомнений и колебаний.
Как у нас, в Соединенных Штатах, так и в Англии, во Франции, да и во всем
мире простые люди приняли странное заявление пришельцев за чистую монету.
Потому ли, что человеку свойственно верить в то, во что хочется поверить,
или по каким-то иным причинам, но факт остается фактом: недоверие, которым
не далее как сегодня утром встретила новость широкая публика, рассеялось с
поразительной быстротой.
По-видимому, общественное мнение отнюдь не склонно учитывать
какие-либо привходящие обстоятельства и предполагаемые осложнения. Перед
вестью о том, что отныне ядерная война невозможна, все остальное стало
мелким и ничтожным. Это лишь показывает, в каком молчаливом, быть может,
подсознательном, но страшном и тягостном напряжении жило до сего дня
человечество..."
Я выключил телевизор и пошел бродить по дому; быстро темнело, шаги
мои непривычно гулко отдавались в пустынных комнатах.
Хорошо этому благодушному, самодовольному комментатору сидеть где-то
там, за тысячу миль, в ярко освещенной студии и, по-актерски играя отлично
поставленным голосом, неторопливо рассуждать о том, что происходит. Хорошо
им всем, всем, кроме меня, даже здесь, в Милвилле, сидеть и слушать его
рассуждения. А я не могу слушать... просто выдержать не могу.
Отчего я терзаюсь, виноват я, что ли? Может, и виноват, ведь не
кто-нибудь, а я принес на Землю ту машинку, не кто-ни будь, а я привел
Смита на пресс-конференцию у барьера. Я свалял дурака - ох, какого же я
свалял дурака! - и мне чудится, что всему свету это известно.
А может, после разговора с Нэнси в глубине души у меня зреет
уверенность, что есть какая-то малость, какой-то пустяк, случайность,
неясное побуждение или мелкое обстоятельство, которое я прозевал, которое
никому из нас не удается заметить и понять, - и если бы только уловить эту
крупицу истины, все разом станет просто и ясно, и в надвигающейся перемене
мы увидим некий смысл?
Я искал эту неизвестную величину, туза, который нежданно обернется
козырным, неприметную малость, которую все мы проглядели и которая,
однако, сулит последствия необычайной важности, - искал и не находил.
А может быть, я все-таки ошибаюсь. Может быть, ее и нет, этой
спасительной неизвестной величины. Просто мы попали в капкан и обречены, и
надеяться не на что.
Я вышел из дому и побрел по улице. Идти никуда не хочется, но надо:
может, от ходьбы, от вечерней свежести прояснится голова.
За полквартала от дома я услыхал постукивание. Оно как-будто
приближалось, а вскоре я различил какой-то белый ореол, который словно бы
подскакивал в такт этому мерному стуку. Я остановился и смотрел, не
понимая, а постукивание и вздрагивающий белый круг все приближались. Еще
минута - и я понял: навстречу, в ореоле снежно-белых волос, шла миссис
Тайлер, опираясь на неизменную палку.
- Добрый вечер, миссис Тайлер, - сказал я как мог тихо и ласково,
чтоб не испугать старуху.
Она остановилась, повернулась ко мне.
- Это Брэдшоу, да? Я плохо вижу, но я узнала тебя по голосу.
- Да, это я. Поздно вы гуляете, миссис Тайлер.
- Я шла к тебе, да только прошла мимо твоего дома. Забывчива стала,
вот и прошла мимо. А потом вспомнила и повернула обратно.
- Что я могу для вас сделать?
- Так ведь все говорят, ты видел Таппера. Даже погостил у него.
- Это верно, - признался я.
Меня даже в пот бросило, я со страхом ждал следующего вопроса.
Она придвинулась ближе, закинула голову, всмотрелась мне в лицо.
- А правда, что у него там хорошая служба?
- Да, - сказал я, - очень хорошая.
- И начальство ему доверяет?
- Да, так я понял. Я бы сказал, ему доверен немаловажный пост.
- Он что-нибудь говорил обо мне?
- Да, - солгал я. - Он про вас спрашивал. Сказал, что все хотел вам
написать, да уж очень занят.
- Бедный мальчик, он всегда был не мастер писать. А выглядит он
хорошо?
- Очень хорошо.
- Я понимаю, он на дипломатической службе. Кто бы подумал, что он
станет дипломатом. По совести сказать, неспокойно мне за него было. И
понапрасну беспокоилась, глупая старуха - ведь правда?
- Да, конечно, - сказал я. - Он вполне преуспевает.
- А когда он собирается домой, не говорил?
- Пока не собирается. По-видимому, он очень занят.
- Ну что ж, - весело сказала миссис Тайлер. - Теперь мне незачем его
искать. Можно и отдохнуть. Не надо выбегать каждый час на улицу смотреть,
не идет ли он.
Она повернулась и пошла было прочь.
Миссис Тайлер, - сказал я, - позвольте, я вас провожу. Становится
темно.
- Да что ты! - возразила она. - Зачем меня провожать? Я ничего не
боюсь. Раз я знаю, что Таппер жив и здоров и хорошо устроился, мне теперь
ничего не страшно.
Я стоял и смотрел ей вслед, белый ореол ее волос мелькал в темноте,
постукивала палка; длинной, извилистой тропой брела она в мире своих грез.
Что ж, так лучше. Хорошо, что она может из грубой реальности создать
для себя что-то причудливое и отрадное.
Я стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом и стук
палки не заглох в отдалении, потом повернулся и пошел в город.
В торговом квартале горели фонари, но огни в магазинах уже погасли -
тревожный знак, ведь обычно почти все они торгуют до девяти. А сейчас даже
"Веселая берлога" и кинотеатр - и те закрыты.
В муниципалитете горел свет, у входа слонялись несколько человек.
Видно, прием больных подходит к концу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
точных и определенных сведений пока получить не удалось.
В Вашингтоне, очевидно, полагают, что неизвестному существу, - а нам
ничего не известно ни о его личности, ни о расовой принадлежности, - едва
ли можно просто поверить на слово. Видимо, сегодня в столице ждут
дополнительных заявлений, исходя из которых возможно будет прийти к более
обоснованным выводам, и лишь после этого, вероятно, будет обнародовано
какое-либо официальное сообщение.
Такова, разумеется, версия для широкой публики: что делается за
кулисами, можно только догадываться. И смело можно сказать, что то же
самое происходит во всех столицах на всем земном шаре.
Совсем иное настроение царит вне правительственных сфер. Новость
повсеместно вызвала бурю восторга. В Лондоне стихийно возникли
манифестации, по улицам движутся веселые, праздничные шествия; Красная
площадь в Москве заполнена шумной, ликующей толпой. Как только новость
распространилась, во всех странах в церкви и храмы начал стекаться народ,
спеша вознести благодарственные молитвы.
В народных массах не чувствуется ни малейших сомнений и колебаний.
Как у нас, в Соединенных Штатах, так и в Англии, во Франции, да и во всем
мире простые люди приняли странное заявление пришельцев за чистую монету.
Потому ли, что человеку свойственно верить в то, во что хочется поверить,
или по каким-то иным причинам, но факт остается фактом: недоверие, которым
не далее как сегодня утром встретила новость широкая публика, рассеялось с
поразительной быстротой.
По-видимому, общественное мнение отнюдь не склонно учитывать
какие-либо привходящие обстоятельства и предполагаемые осложнения. Перед
вестью о том, что отныне ядерная война невозможна, все остальное стало
мелким и ничтожным. Это лишь показывает, в каком молчаливом, быть может,
подсознательном, но страшном и тягостном напряжении жило до сего дня
человечество..."
Я выключил телевизор и пошел бродить по дому; быстро темнело, шаги
мои непривычно гулко отдавались в пустынных комнатах.
Хорошо этому благодушному, самодовольному комментатору сидеть где-то
там, за тысячу миль, в ярко освещенной студии и, по-актерски играя отлично
поставленным голосом, неторопливо рассуждать о том, что происходит. Хорошо
им всем, всем, кроме меня, даже здесь, в Милвилле, сидеть и слушать его
рассуждения. А я не могу слушать... просто выдержать не могу.
Отчего я терзаюсь, виноват я, что ли? Может, и виноват, ведь не
кто-нибудь, а я принес на Землю ту машинку, не кто-ни будь, а я привел
Смита на пресс-конференцию у барьера. Я свалял дурака - ох, какого же я
свалял дурака! - и мне чудится, что всему свету это известно.
А может, после разговора с Нэнси в глубине души у меня зреет
уверенность, что есть какая-то малость, какой-то пустяк, случайность,
неясное побуждение или мелкое обстоятельство, которое я прозевал, которое
никому из нас не удается заметить и понять, - и если бы только уловить эту
крупицу истины, все разом станет просто и ясно, и в надвигающейся перемене
мы увидим некий смысл?
Я искал эту неизвестную величину, туза, который нежданно обернется
козырным, неприметную малость, которую все мы проглядели и которая,
однако, сулит последствия необычайной важности, - искал и не находил.
А может быть, я все-таки ошибаюсь. Может быть, ее и нет, этой
спасительной неизвестной величины. Просто мы попали в капкан и обречены, и
надеяться не на что.
Я вышел из дому и побрел по улице. Идти никуда не хочется, но надо:
может, от ходьбы, от вечерней свежести прояснится голова.
За полквартала от дома я услыхал постукивание. Оно как-будто
приближалось, а вскоре я различил какой-то белый ореол, который словно бы
подскакивал в такт этому мерному стуку. Я остановился и смотрел, не
понимая, а постукивание и вздрагивающий белый круг все приближались. Еще
минута - и я понял: навстречу, в ореоле снежно-белых волос, шла миссис
Тайлер, опираясь на неизменную палку.
- Добрый вечер, миссис Тайлер, - сказал я как мог тихо и ласково,
чтоб не испугать старуху.
Она остановилась, повернулась ко мне.
- Это Брэдшоу, да? Я плохо вижу, но я узнала тебя по голосу.
- Да, это я. Поздно вы гуляете, миссис Тайлер.
- Я шла к тебе, да только прошла мимо твоего дома. Забывчива стала,
вот и прошла мимо. А потом вспомнила и повернула обратно.
- Что я могу для вас сделать?
- Так ведь все говорят, ты видел Таппера. Даже погостил у него.
- Это верно, - признался я.
Меня даже в пот бросило, я со страхом ждал следующего вопроса.
Она придвинулась ближе, закинула голову, всмотрелась мне в лицо.
- А правда, что у него там хорошая служба?
- Да, - сказал я, - очень хорошая.
- И начальство ему доверяет?
- Да, так я понял. Я бы сказал, ему доверен немаловажный пост.
- Он что-нибудь говорил обо мне?
- Да, - солгал я. - Он про вас спрашивал. Сказал, что все хотел вам
написать, да уж очень занят.
- Бедный мальчик, он всегда был не мастер писать. А выглядит он
хорошо?
- Очень хорошо.
- Я понимаю, он на дипломатической службе. Кто бы подумал, что он
станет дипломатом. По совести сказать, неспокойно мне за него было. И
понапрасну беспокоилась, глупая старуха - ведь правда?
- Да, конечно, - сказал я. - Он вполне преуспевает.
- А когда он собирается домой, не говорил?
- Пока не собирается. По-видимому, он очень занят.
- Ну что ж, - весело сказала миссис Тайлер. - Теперь мне незачем его
искать. Можно и отдохнуть. Не надо выбегать каждый час на улицу смотреть,
не идет ли он.
Она повернулась и пошла было прочь.
Миссис Тайлер, - сказал я, - позвольте, я вас провожу. Становится
темно.
- Да что ты! - возразила она. - Зачем меня провожать? Я ничего не
боюсь. Раз я знаю, что Таппер жив и здоров и хорошо устроился, мне теперь
ничего не страшно.
Я стоял и смотрел ей вслед, белый ореол ее волос мелькал в темноте,
постукивала палка; длинной, извилистой тропой брела она в мире своих грез.
Что ж, так лучше. Хорошо, что она может из грубой реальности создать
для себя что-то причудливое и отрадное.
Я стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом и стук
палки не заглох в отдалении, потом повернулся и пошел в город.
В торговом квартале горели фонари, но огни в магазинах уже погасли -
тревожный знак, ведь обычно почти все они торгуют до девяти. А сейчас даже
"Веселая берлога" и кинотеатр - и те закрыты.
В муниципалитете горел свет, у входа слонялись несколько человек.
Видно, прием больных подходит к концу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70