Первым делом Стини стал искать брус, служивший дверным засовом, но мать напомнила, что этот брус распилили на дрова в суровую зиму три года назад. «Зачем нам, беднякам, засовы? » — говорила она тогда.
— Никто за нами не гонится, — сказал нищий, отдышавшись. — Мы совсем как злодеи: бежим, когда нас вовсе не преследуют.
— Право же, кто-то за нами гнался, — сказал Стини, — либо дух, либо кто-то похожий на духа.
— Это был человек в белом, верхом на лошади, — возразил Эди. — Он не мог скакать шибче, оттого что конь его увязал в топких местах и он еле держался в седле. Это я хорошо видел. Не думал я, что мои старые ноги могут так быстро нести меня. Я бежал словно из-под Престонпенса.
— Тьфу, дурни какие! — возмутилась Мегги Маклбеккит. — Верно, это был кто-нибудь из верховых с похорон графини.
— Как? — воскликнул Эди. — Старую графиню нынче ночью хоронили в монастыре святой Руфи? Так вот откуда огни и шум, что нас спугнули! Жаль, что я не знал, а то я бы не ушел и не оставил там того мошенника. Впрочем, они позаботятся о нем. Ты слишком сильно отлупил его, Стини; может, и совсем угробил.
— Ничего подобного, — рассмеялся Стини. — Этакий широкоплечий детина! Вот я и примерил палку к его плечам. И ведь не опереди я его, он бы вышиб из тебя твои старые мозги, приятель!
— Ладно, если выпутаюсь из этой передряги, не стану больше искушать провидение, — сказал Эди. — Но неужто так незаконно сыграть шутку с таким проходимцем, который тем и живет, что обманывает честных людей.
— А что нам делать вот с этим? — спросил Стини и показал бумажник.
— Вот тебе на! — воскликнул Эди в большой тревоге. — Чего ради ты его взял? Одной бумажки отсюда довольно, чтобы повесить нас обоих!
— Я и сам не знаю, — ответил Стини. — Этот бумажник, верно, выпал у него из кармана; он оказался у меня под ногами, когда я возился с этим прохвостом, стараясь поднять его с земли. Ну, я просто сунул его в карман, чтобы не потерялся. Тут послышался конский топот, и ты закричал: «Бежим! » А потом я думать о нем забыл.
— Так или иначе негодяю надо вернуть бумажник. Снеси-ка его на рассвете Рингану Эйквуду. Я и за тысячу фунтов не согласился бы, чтобы его нашли у нас!
Стини обещал сделать, как ему было сказано.
— Хорошо вы провели ночь, мистер Стини! — воскликнула тут Дженни Ринтерут, которая, досадуя, что ее так долго не замечают, теперь вышла вперед и стала против молодого рыбака. — Хорошо вы провели ночь, шатаясь с бродягами и удирая от привидений, вместо того чтобы спать в постели, как все честные люди, и ваш отец в том числе!
Это нападение встретило достойный отпор, в духе деревенского остроумия, со стороны молодого человека.
Теперь все перешли в наступление на оладьи и копченую рыбу, продолжая его с большой стойкостью и подкрепляя силы при помощи кружек дешевого эля и бутылки джина. После этого нищий растянулся на соломе в примыкавшем к дому сарае, дети один за другим прикорнули в своих гнездышках, старую бабку уложили на ее перину, а Стини, несмотря на недавнюю усталость, любезно проводил мисс Ринтерут до ее жилья. В котором часу он возвратился, история умалчивает. Мать семейства, положив в печь большой кусок угля, чтобы сохранить жар, и более или менее приведя все в порядок, последней удалилась на покой.
ГЛАВА XXVII
… многие вельможи
Большие деньги дали б за уменье
Просить на хлеб в высоком стиле…
«Куст нищего»
Старый Эди проснулся с жаворонками и первым делом спросил о Стини и бумажнике. Молодому рыбаку надо было еще до рассвета выйти с отцом в море, чтобы не упустить прилива, но он обещал, что немедленно по его возвращении бумажник со всем содержимым, тщательно завернутый в кусок парусины, будет доставлен им Рингану Эйквуду для передачи Дюстерзивелю.
Мегги Маклбеккит приготовила для семьи утреннюю трапезу и, взвалив на плечи корзину с рыбой, твердым шагом отправилась в Фейрпорт. Дети играли около дома, так как погода была тихая и солнечная. Древняя бабушка, которую снова усадили в плетеное кресло у огня, принялась за свое неизменное веретено. Ей нисколько не докучали крики и плач ребятишек и воркотня матери, оглашавшие хижину, пока все не разошлись в разные стороны. Эди повозился со своими мешками и уже готов был пуститься в новые скитания, но сначала подошел к старухе, чтобы с должной вежливостью проститься с ней.
— Добрый день тебе, тетушка, и много добрых дней! Я вернусь к началу жатвы и надеюсь застать тебя бодрой и здоровой.
— Надеюсь, ты застанешь меня спокойно спящей в земле, — глухим, замогильным голосом ответила старуха, и ни одна черта на ее лице не дрогнула.
— Ты стара, тетушка, стар и я. Но мы должны быть послушны воле господа. Придет срок, и он вспомнит о нас.
— И о делах наших тоже, — сказала старуха. — Ибо за то, что содеяло тело, ответит дух.
— Знаю, знаю, это можно сказать и про меня, потому что я вел непутевую, бродячую жизнь. Но ты всегда была женщина порядочная. Все мы грешны, но твоя нота едва ли так тяжела, чтобы пригнуть тебя к земле.
— Она легче, чем могла бы быть, но и так она тяжела, ох, намного тяжелее груза, который потопил бы самый, большой бриг, что когда-либо выходил из фейрпортской гавани… Не говорил ли кто вчера, а может, мне так мерещится, — слаба память у стариков, — не говорил ли кто, что Джоселинд, графиня Гленаллен, окончила свою земную жизнь?
— Говорили. И сказали правду, — ответил старый Эди. — Графиню схоронили вчера при факелах в монастыре святой Руфи, а я, дурак, испугался, увидев огни и верховых.
— Так у них повелось с Великого графа, которого убили под Харло. Они делали это из гордости, чтоб никто не думал, что они умирают, как все смертные, и что их хоронят, как всех других людей. Женщины из дома Гленалленов не плачут по мужьям или сестрам и братьям. Значит, и она призвана к ответу?
— Это так же верно, — ответил Эди, — как то, что и мы должны этого ждать.
— Ну так будь что будет, а я облегчу свою совесть.
Она произнесла это с необычайной для нее живостью, сопровождая слова взмахом руки, словно отбрасывала что-то от себя. Потом старуха, когда-то высокая и все еще казавшаяся высокой, хотя и согбенная годами и ревматизмом, поднялась и стала перед нищим, подобно мумии, на время воскрешенной каким-то блуждающим духом. Она переводила светлые голубые глаза с предмета на предмет, словно то забывала, то вновь вспоминала, зачем ее длинная высохшая рука рылась в большом старомодном кармане. Наконец она вытащила оттуда маленький лубяной коробок и извлекла из него красивый перстень с дорогими бриллиантами. В него были продеты две перевитые между собой пряди волос, черная и светло-каштановая.
— Добрый человек, — обратилась она к Охилтри, — если хочешь заслужить благословение божье, сходи за меня в Гленалленский замок и повидайся там с графом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Никто за нами не гонится, — сказал нищий, отдышавшись. — Мы совсем как злодеи: бежим, когда нас вовсе не преследуют.
— Право же, кто-то за нами гнался, — сказал Стини, — либо дух, либо кто-то похожий на духа.
— Это был человек в белом, верхом на лошади, — возразил Эди. — Он не мог скакать шибче, оттого что конь его увязал в топких местах и он еле держался в седле. Это я хорошо видел. Не думал я, что мои старые ноги могут так быстро нести меня. Я бежал словно из-под Престонпенса.
— Тьфу, дурни какие! — возмутилась Мегги Маклбеккит. — Верно, это был кто-нибудь из верховых с похорон графини.
— Как? — воскликнул Эди. — Старую графиню нынче ночью хоронили в монастыре святой Руфи? Так вот откуда огни и шум, что нас спугнули! Жаль, что я не знал, а то я бы не ушел и не оставил там того мошенника. Впрочем, они позаботятся о нем. Ты слишком сильно отлупил его, Стини; может, и совсем угробил.
— Ничего подобного, — рассмеялся Стини. — Этакий широкоплечий детина! Вот я и примерил палку к его плечам. И ведь не опереди я его, он бы вышиб из тебя твои старые мозги, приятель!
— Ладно, если выпутаюсь из этой передряги, не стану больше искушать провидение, — сказал Эди. — Но неужто так незаконно сыграть шутку с таким проходимцем, который тем и живет, что обманывает честных людей.
— А что нам делать вот с этим? — спросил Стини и показал бумажник.
— Вот тебе на! — воскликнул Эди в большой тревоге. — Чего ради ты его взял? Одной бумажки отсюда довольно, чтобы повесить нас обоих!
— Я и сам не знаю, — ответил Стини. — Этот бумажник, верно, выпал у него из кармана; он оказался у меня под ногами, когда я возился с этим прохвостом, стараясь поднять его с земли. Ну, я просто сунул его в карман, чтобы не потерялся. Тут послышался конский топот, и ты закричал: «Бежим! » А потом я думать о нем забыл.
— Так или иначе негодяю надо вернуть бумажник. Снеси-ка его на рассвете Рингану Эйквуду. Я и за тысячу фунтов не согласился бы, чтобы его нашли у нас!
Стини обещал сделать, как ему было сказано.
— Хорошо вы провели ночь, мистер Стини! — воскликнула тут Дженни Ринтерут, которая, досадуя, что ее так долго не замечают, теперь вышла вперед и стала против молодого рыбака. — Хорошо вы провели ночь, шатаясь с бродягами и удирая от привидений, вместо того чтобы спать в постели, как все честные люди, и ваш отец в том числе!
Это нападение встретило достойный отпор, в духе деревенского остроумия, со стороны молодого человека.
Теперь все перешли в наступление на оладьи и копченую рыбу, продолжая его с большой стойкостью и подкрепляя силы при помощи кружек дешевого эля и бутылки джина. После этого нищий растянулся на соломе в примыкавшем к дому сарае, дети один за другим прикорнули в своих гнездышках, старую бабку уложили на ее перину, а Стини, несмотря на недавнюю усталость, любезно проводил мисс Ринтерут до ее жилья. В котором часу он возвратился, история умалчивает. Мать семейства, положив в печь большой кусок угля, чтобы сохранить жар, и более или менее приведя все в порядок, последней удалилась на покой.
ГЛАВА XXVII
… многие вельможи
Большие деньги дали б за уменье
Просить на хлеб в высоком стиле…
«Куст нищего»
Старый Эди проснулся с жаворонками и первым делом спросил о Стини и бумажнике. Молодому рыбаку надо было еще до рассвета выйти с отцом в море, чтобы не упустить прилива, но он обещал, что немедленно по его возвращении бумажник со всем содержимым, тщательно завернутый в кусок парусины, будет доставлен им Рингану Эйквуду для передачи Дюстерзивелю.
Мегги Маклбеккит приготовила для семьи утреннюю трапезу и, взвалив на плечи корзину с рыбой, твердым шагом отправилась в Фейрпорт. Дети играли около дома, так как погода была тихая и солнечная. Древняя бабушка, которую снова усадили в плетеное кресло у огня, принялась за свое неизменное веретено. Ей нисколько не докучали крики и плач ребятишек и воркотня матери, оглашавшие хижину, пока все не разошлись в разные стороны. Эди повозился со своими мешками и уже готов был пуститься в новые скитания, но сначала подошел к старухе, чтобы с должной вежливостью проститься с ней.
— Добрый день тебе, тетушка, и много добрых дней! Я вернусь к началу жатвы и надеюсь застать тебя бодрой и здоровой.
— Надеюсь, ты застанешь меня спокойно спящей в земле, — глухим, замогильным голосом ответила старуха, и ни одна черта на ее лице не дрогнула.
— Ты стара, тетушка, стар и я. Но мы должны быть послушны воле господа. Придет срок, и он вспомнит о нас.
— И о делах наших тоже, — сказала старуха. — Ибо за то, что содеяло тело, ответит дух.
— Знаю, знаю, это можно сказать и про меня, потому что я вел непутевую, бродячую жизнь. Но ты всегда была женщина порядочная. Все мы грешны, но твоя нота едва ли так тяжела, чтобы пригнуть тебя к земле.
— Она легче, чем могла бы быть, но и так она тяжела, ох, намного тяжелее груза, который потопил бы самый, большой бриг, что когда-либо выходил из фейрпортской гавани… Не говорил ли кто вчера, а может, мне так мерещится, — слаба память у стариков, — не говорил ли кто, что Джоселинд, графиня Гленаллен, окончила свою земную жизнь?
— Говорили. И сказали правду, — ответил старый Эди. — Графиню схоронили вчера при факелах в монастыре святой Руфи, а я, дурак, испугался, увидев огни и верховых.
— Так у них повелось с Великого графа, которого убили под Харло. Они делали это из гордости, чтоб никто не думал, что они умирают, как все смертные, и что их хоронят, как всех других людей. Женщины из дома Гленалленов не плачут по мужьям или сестрам и братьям. Значит, и она призвана к ответу?
— Это так же верно, — ответил Эди, — как то, что и мы должны этого ждать.
— Ну так будь что будет, а я облегчу свою совесть.
Она произнесла это с необычайной для нее живостью, сопровождая слова взмахом руки, словно отбрасывала что-то от себя. Потом старуха, когда-то высокая и все еще казавшаяся высокой, хотя и согбенная годами и ревматизмом, поднялась и стала перед нищим, подобно мумии, на время воскрешенной каким-то блуждающим духом. Она переводила светлые голубые глаза с предмета на предмет, словно то забывала, то вновь вспоминала, зачем ее длинная высохшая рука рылась в большом старомодном кармане. Наконец она вытащила оттуда маленький лубяной коробок и извлекла из него красивый перстень с дорогими бриллиантами. В него были продеты две перевитые между собой пряди волос, черная и светло-каштановая.
— Добрый человек, — обратилась она к Охилтри, — если хочешь заслужить благословение божье, сходи за меня в Гленалленский замок и повидайся там с графом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144