— Скажу прямо и правдиво, что не успеваю выполнять заказы на автомобили. У меня целый список желающих.
— Вот как. Что ж, тогда впишите и меня.
— С удовольствием, мистер Траск, и… — Уилл сделал паузу. — Поскольку вы нам близкий друг, то если кто-нибудь из очереди выбудет, я поставлю вас повыше, на его место.
— Спасибо, — сказал Адам.
— Как желаете оплачивать?
— То есть?
— Можно ведь в рассрочку — понемногу ежемесячно.
— Но в рассрочку как будто дороже?
— Да, добавляются разные проценты. Но некоторым так удобнее.
— Я сразу расплачусь, — сказал Адам. — Чего уж оттягивать.
— Немногие клиенты с вами согласятся, — сказал Уилл со смешком. — И я когда-нибудь начну предпочитать рассрочку, она мне тоже выгодней.
— Я об этом не подумал, — сказал Адам. — Но все таки запишете меня?
Уилл наклонился к нему.
— Мистер Траск, я вас поставлю во главе списка. Первая же поступившая машина пойдет вам.
— Спасибо.
— Для вас я это с радостью, — сказал Уилл.
— Как ваша мама? Держится? — спросил Адам.
Уилл откинулся в кресле, улыбнулся любяще.
— Она удивительная женщина, — сказал Уилл. — Она как скала. Мне вспоминаются все наши трудные времена, а их было достаточно. Отец был не слишком практичен. Вечно в облаках витал или в книжки погружен был. Мать — вот кто держал нас на плаву, без нее бы Гамильтоны в богадельне очутились.
— Славная женщина, — сказал Адам.
— Мало сказать славная. Сильная она. Крепко стоит на ногах. Прямо твердыня. Вы с похорон зашли к Оливии?
— Нет, не заходил.
— С похорон туда вернулось больше ста человек. И мама сама всю курятину нажарила и всех насытила.
— Сама?
— Сама. А ведь не кого-нибудь утратила — мужа.
— Да, женщина удивительная, — сказал Адам.
— Земная она. Понимала, что людей надо накормить, — и накормила.
— Я надеюсь, ее не сломит это горе.
— Не сломит, — сказал Уилл. — Всех нас еще переживет наша маленькая мамочка.
Возвращаясь на ранчо в пролетке, Адам обнаружил, что замечает вокруг то, чего не замечал годами. Видит в густой траве полевые цветы, рыжих коров, пасущихся и не спеша восходящих пологими склонами. Доехав до своей земли, Адам ощутил такую внезапную, острую радость, что удивился — откуда она? И вдруг поймал себя на том, что громко приговаривает в такт копытам лошади: «Я свободен. Свободен. Отмучился. Освободился от нее. Выбросил из сердца. О Господи мой Боже, я свободен!»
Он дотянулся до серебристо-серого ворсистого шалфея на обочине, пропустил его сквозь пальцы, ставшие от сока липкими, понюхал их, глубоко вдохнул в себя резкий аромат. Ему было радостно вернуться домой. И хотелось увидеть, насколько выросли ребята за эти два дня, — хотелось увидеть своих близнецов.
— Освободился от нее. Освободился, — пел он вслух.
2
Ли вышел из дома навстречу Адаму. Держал лошадь под уздцы, пока Адам слезал с пролетки.
— Как мальчики? — спросил Адам.
— В порядке. Я им сделал луки, стрелы, и они ушли к реке в низину охотиться на кроликов. Но я не спешу ставить на огонь сковороду.
— И в хозяйстве у нас все в порядке?
Ли остро глянул на Адама и чуть было вслух не удивился такому пробуждению интереса, но только спросил:
— Ну, как похороны?
— Людно было. У него много друзей. Мне все не верится, что его уже нет.
— Мы, китайцы, хороним своих покойников под барабаны и сыплем бумажки для обмана демонов, а вместо цветов на могилу кладем жареных поросят. Мы народ практичный и всегда голодноватый. А наши демоны умом не блещут. Мы умеем их перехитрять. Прогресс своего рода.
— Самюэлу были бы по душе такие похороны, — сказал Адам. — Ему было бы занятно.
Ли все не сводил глаз с хозяина, и Адам сказал:
— Поставь лошадь в стойло и приготовь чаю. Хочу с тобой поговорить.
Войдя в дом, Адам сиял с себя черный костюм. Ощутил ноздрями тошновато-сладкий, уже с перегарцем, запах рома, как бы исходящий из пор тела. Разделся донага, намылил губку и обмыл всего себя, прогнав запах. Надел чистые синие рубашку и комбинезон, от носки-стирки ставший мягким и голубым, а на коленях белесым. Не спеша побрился, причесался; слышно было, как Ли орудует на кухне у плиты. Адам вышел в гостиную. Ли поставил уже на стол у кресла сахарницу, чашку. Адам огляделся — цветастые гардины от стирок полиняли, цветы выцвели. Ковры на полу вытерты, на линолеуме в коридоре бурая тропинка от шагов. И все это он заметил впервые.
Когда Ли вошел с чайником, Адам сказал!
— И себе принеси чашку. Ли. И если есть у тебя это твое питье, угости. Опохмелиться надо, вчера я был пьян.
— Вы — пьяны? Не верится, — сказал Ли.
— Да, был пьян по одной причине. О чем и хочу поговорить с тобой. Я заметил, как ты на меня сейчас глядел.
— Заметили?
И Ли ушел на кухню за чашкой, чашечками, глиняной бутылью. Вернувшись, он сказал:
— За все эти годы я пил из нее только с вами и с мистером Гамильтоном.
— Это все та же бутыль, что в день именованья близнецов?
— Все та же.
Ли разлил по чашкам зеленый чай, обжигающе горячий. Поморщился, когда Адам всыпал в свою чашку две ложечки сахара.
Размешав, понаблюдав, как кристаллики сахара тают кружась, Адам сказал:
— Я был у нее.
— Так я и думал, — сказал Ли. — Я даже удивлялся, как это живой человек может ждать столько месяцев.
— Возможно, я не был живым человеком.
— Мне и это приходило на ум. Ну, и что она?
— Не могу понять, — медленно проговорил Адам. — Не могу поверить, что такие бывают на свете.
— У вас, у западных людей, нет в обиходе злых духов и демонов — вот вам и нечем объяснить подобное. А напились вы после?
— Нет, выпил раньше и пил во время встречи. Для храбрости.
— А вид у вас теперь хороший.
— Да, теперь мне хорошо, — сказал Адам. — Об этом и хочу поговорить. — Он помолчал, произнес печально: — Будь это год назад, я бы к Сэму Гамильтону поспешил.
— Быть может, он какой-то своей частицей остался в нас обоих, — сказал Ли. — Быть может, в этом и состоит бессмертие.
— Я словно бы очнулся от глухого сна, — сказал Адам. — Глаза как-то странно прояснели. С души спала тяжесть.
— Вы даже заговорили языком Самюэла, — сказал Ли. — Я на этом построю целую теорию для моих бессмертных старцев-родичей.
Адам выпил чашечку темного питья, облизнул губы.
— Освободился я, — сказал он. — И должен поделиться этой радостью. Теперь смогу быть отцом моим мальчикам. Даже, возможно, с женщиной сведу знакомство. Ты меня понимаешь?
— Да, понимаю. Вижу это в ваших глазах, во всей осанке. Этого о себе не выдумаешь. Вы полюбите сыновей, мне кажется.
— По крайней мере, перестану быть чурбаном. Налей мне в чашечку. И чаю тоже налей.
Ли налил, отпил из своей чашки.
— Не пойму, как это ты не обжигаешься таким горячим.
Ли чуть заметно улыбнулся. Вглядевшись в него, Адам осознал, что Ли уже немолод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Вот как. Что ж, тогда впишите и меня.
— С удовольствием, мистер Траск, и… — Уилл сделал паузу. — Поскольку вы нам близкий друг, то если кто-нибудь из очереди выбудет, я поставлю вас повыше, на его место.
— Спасибо, — сказал Адам.
— Как желаете оплачивать?
— То есть?
— Можно ведь в рассрочку — понемногу ежемесячно.
— Но в рассрочку как будто дороже?
— Да, добавляются разные проценты. Но некоторым так удобнее.
— Я сразу расплачусь, — сказал Адам. — Чего уж оттягивать.
— Немногие клиенты с вами согласятся, — сказал Уилл со смешком. — И я когда-нибудь начну предпочитать рассрочку, она мне тоже выгодней.
— Я об этом не подумал, — сказал Адам. — Но все таки запишете меня?
Уилл наклонился к нему.
— Мистер Траск, я вас поставлю во главе списка. Первая же поступившая машина пойдет вам.
— Спасибо.
— Для вас я это с радостью, — сказал Уилл.
— Как ваша мама? Держится? — спросил Адам.
Уилл откинулся в кресле, улыбнулся любяще.
— Она удивительная женщина, — сказал Уилл. — Она как скала. Мне вспоминаются все наши трудные времена, а их было достаточно. Отец был не слишком практичен. Вечно в облаках витал или в книжки погружен был. Мать — вот кто держал нас на плаву, без нее бы Гамильтоны в богадельне очутились.
— Славная женщина, — сказал Адам.
— Мало сказать славная. Сильная она. Крепко стоит на ногах. Прямо твердыня. Вы с похорон зашли к Оливии?
— Нет, не заходил.
— С похорон туда вернулось больше ста человек. И мама сама всю курятину нажарила и всех насытила.
— Сама?
— Сама. А ведь не кого-нибудь утратила — мужа.
— Да, женщина удивительная, — сказал Адам.
— Земная она. Понимала, что людей надо накормить, — и накормила.
— Я надеюсь, ее не сломит это горе.
— Не сломит, — сказал Уилл. — Всех нас еще переживет наша маленькая мамочка.
Возвращаясь на ранчо в пролетке, Адам обнаружил, что замечает вокруг то, чего не замечал годами. Видит в густой траве полевые цветы, рыжих коров, пасущихся и не спеша восходящих пологими склонами. Доехав до своей земли, Адам ощутил такую внезапную, острую радость, что удивился — откуда она? И вдруг поймал себя на том, что громко приговаривает в такт копытам лошади: «Я свободен. Свободен. Отмучился. Освободился от нее. Выбросил из сердца. О Господи мой Боже, я свободен!»
Он дотянулся до серебристо-серого ворсистого шалфея на обочине, пропустил его сквозь пальцы, ставшие от сока липкими, понюхал их, глубоко вдохнул в себя резкий аромат. Ему было радостно вернуться домой. И хотелось увидеть, насколько выросли ребята за эти два дня, — хотелось увидеть своих близнецов.
— Освободился от нее. Освободился, — пел он вслух.
2
Ли вышел из дома навстречу Адаму. Держал лошадь под уздцы, пока Адам слезал с пролетки.
— Как мальчики? — спросил Адам.
— В порядке. Я им сделал луки, стрелы, и они ушли к реке в низину охотиться на кроликов. Но я не спешу ставить на огонь сковороду.
— И в хозяйстве у нас все в порядке?
Ли остро глянул на Адама и чуть было вслух не удивился такому пробуждению интереса, но только спросил:
— Ну, как похороны?
— Людно было. У него много друзей. Мне все не верится, что его уже нет.
— Мы, китайцы, хороним своих покойников под барабаны и сыплем бумажки для обмана демонов, а вместо цветов на могилу кладем жареных поросят. Мы народ практичный и всегда голодноватый. А наши демоны умом не блещут. Мы умеем их перехитрять. Прогресс своего рода.
— Самюэлу были бы по душе такие похороны, — сказал Адам. — Ему было бы занятно.
Ли все не сводил глаз с хозяина, и Адам сказал:
— Поставь лошадь в стойло и приготовь чаю. Хочу с тобой поговорить.
Войдя в дом, Адам сиял с себя черный костюм. Ощутил ноздрями тошновато-сладкий, уже с перегарцем, запах рома, как бы исходящий из пор тела. Разделся донага, намылил губку и обмыл всего себя, прогнав запах. Надел чистые синие рубашку и комбинезон, от носки-стирки ставший мягким и голубым, а на коленях белесым. Не спеша побрился, причесался; слышно было, как Ли орудует на кухне у плиты. Адам вышел в гостиную. Ли поставил уже на стол у кресла сахарницу, чашку. Адам огляделся — цветастые гардины от стирок полиняли, цветы выцвели. Ковры на полу вытерты, на линолеуме в коридоре бурая тропинка от шагов. И все это он заметил впервые.
Когда Ли вошел с чайником, Адам сказал!
— И себе принеси чашку. Ли. И если есть у тебя это твое питье, угости. Опохмелиться надо, вчера я был пьян.
— Вы — пьяны? Не верится, — сказал Ли.
— Да, был пьян по одной причине. О чем и хочу поговорить с тобой. Я заметил, как ты на меня сейчас глядел.
— Заметили?
И Ли ушел на кухню за чашкой, чашечками, глиняной бутылью. Вернувшись, он сказал:
— За все эти годы я пил из нее только с вами и с мистером Гамильтоном.
— Это все та же бутыль, что в день именованья близнецов?
— Все та же.
Ли разлил по чашкам зеленый чай, обжигающе горячий. Поморщился, когда Адам всыпал в свою чашку две ложечки сахара.
Размешав, понаблюдав, как кристаллики сахара тают кружась, Адам сказал:
— Я был у нее.
— Так я и думал, — сказал Ли. — Я даже удивлялся, как это живой человек может ждать столько месяцев.
— Возможно, я не был живым человеком.
— Мне и это приходило на ум. Ну, и что она?
— Не могу понять, — медленно проговорил Адам. — Не могу поверить, что такие бывают на свете.
— У вас, у западных людей, нет в обиходе злых духов и демонов — вот вам и нечем объяснить подобное. А напились вы после?
— Нет, выпил раньше и пил во время встречи. Для храбрости.
— А вид у вас теперь хороший.
— Да, теперь мне хорошо, — сказал Адам. — Об этом и хочу поговорить. — Он помолчал, произнес печально: — Будь это год назад, я бы к Сэму Гамильтону поспешил.
— Быть может, он какой-то своей частицей остался в нас обоих, — сказал Ли. — Быть может, в этом и состоит бессмертие.
— Я словно бы очнулся от глухого сна, — сказал Адам. — Глаза как-то странно прояснели. С души спала тяжесть.
— Вы даже заговорили языком Самюэла, — сказал Ли. — Я на этом построю целую теорию для моих бессмертных старцев-родичей.
Адам выпил чашечку темного питья, облизнул губы.
— Освободился я, — сказал он. — И должен поделиться этой радостью. Теперь смогу быть отцом моим мальчикам. Даже, возможно, с женщиной сведу знакомство. Ты меня понимаешь?
— Да, понимаю. Вижу это в ваших глазах, во всей осанке. Этого о себе не выдумаешь. Вы полюбите сыновей, мне кажется.
— По крайней мере, перестану быть чурбаном. Налей мне в чашечку. И чаю тоже налей.
Ли налил, отпил из своей чашки.
— Не пойму, как это ты не обжигаешься таким горячим.
Ли чуть заметно улыбнулся. Вглядевшись в него, Адам осознал, что Ли уже немолод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189