— А Ли знает?
— Знает, но он — могила.
— Давно я тебя таким веселым не видела, — сказала Абра. — И вообще, кажется, никогда не видела веселым. В ней поднялось теплое чувство к нему.
Когда Абра ушла, Кейл уселся и сказал:
— Вот только не знаю, когда лучше вручить — до того, как за стол сядем, или после.
— После, — посоветовал Ли. — Ты на самом деле раздобыл денег?
— Пятнадцать тысяч долларов.
— Честно?
— То есть, ты хочешь знать, не украл ли я их?
— Именно.
— Честно, — сказал Кейл. — Помнишь, мы купили шампанского, когда Арон сдал экзамены? И на праздник обязательно купим, столовую украсим, ну и вообще… Абра нам поможет.
— Ты думаешь, отец захочет взять деньги?
— А почему бы нет?
— Посмотрим, может, ты и прав, — сказал Ли. — А как у тебя в школе дела?
— Не очень, — признался Кейл. — Ничего, после праздника нагоню.
2
На другой день после уроков Абра нагнала Кейла, идущего домой.
— Привет, Абра, — сказал он. — Тянучки у тебя вкусные получаются.
— Последний раз жестковатые вышли. Надо мягче их делать.
— Ты прямо-таки заворожила нашего Ли. Как это тебе удалось?
— Просто он мне симпатичен, — сказала она и добавила: — Слушай, Кейл, я хочу спросить тебя об одной веши.
— Спрашивай.
— Что происходит с Ароном?
— Я что-то не понимаю.
— Мне кажется, он только о себе и думает.
— Открыла Америку! Ты что, поссорилась с ним?
— Нарочно хотела поссориться, когда он начал плести, что хочет церковником стать, не женится и всякое такое. А он не ссорится.
— Не женится? Не может быть.
— Правда, теперь он завалил меня любовными письмами, вот только адресованы они не мне.
— То есть как это не тебе? А кому же еще?
— Вроде как самому себе.
— Гляди, я ведь знаю, что вы под ивой уединялись.
— Правда? — сказала она, ничуть не смутившись. — Здорово ты, видать, на него разозлилась.
— Да нет, я не злилась. Просто он… как бы это сказать… из рук ускользает. Не пойму я его.
— Потерпи, — сказал Кейл. — Может, у него кризис какой.
— Я все думаю, правильно ли я себя веду. А может, я просто фантазирую — как ты считаешь?
— Я-то откуда знаю?
— Кейл, это правда, что ты гуляешь по ночам? И даже ходишь в… в нехорошие дома?
— Правда. Это тебе Арон сказал?
— Нет, не Арон. А зачем ты туда ходишь?
Он так же спокойно шел рядом с ней и молчал.
— Скажи, — настаивала она.
— Тебе-то что?
— Не потому, что ты в самом себе плохое чувствуешь?
— А что это значит — «плохое»?
— Я и сама не ах какая хорошая.
— Совсем спятила, — сказал Кейл. — Арон из тебя эту дурь вышибет.
— Ты так думаешь?
— Еще как вышибет, — убежденно повторил Кейл. — А куда ему деться?
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

1
Джо Валери жил, по его собственным словам, не высовываясь, но настороже, зорко приглядываясь и прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Обиды его копились постепенно, начиная с обиды на мать, не обращавшую на него ни малейшего внимания, и на отца, который попеременно то порол его, то сюсюкал над ним. От обиды на родителей полшага до обоэленности — на учителей, приучающих его к порядку, на полицейских, которые гонялись за ним, на священников, наставлявших на путь истинный. Еще до того, как Джо первый раз предстал перед мировым судьей, из обид и озлобленности родилась у него жгучая ненависть к целому свету.
Одной ненавистью не проживешь. Ей нужна подкормка, стимулятор роста в виде любви. Поэтому Джо Валери с самого начала нежно любил и лелеял Джо Валери. Он заботился о нем, опекал его и утешал, потакал ему и льстил. Он ограждал и защищал его от враждебного мира. Постепенно Джо сделался невосприимчивым к несправедливости и злу. Если Джо попадал в беду, то это значило, что люди плетут против него гнусные интриги. Если же Джо сам наносил удар, то это был акт мщения: получили-таки свое, сучьи дети. Джо как никто нежил и холил себялюбие и разработал стройный пригодный только ему одному свод правил, который выглядел примерно так:
1. Никому ни в жисть не верь. Любой прохвост только и ждет, чтобы достать тебя.
2, Держи язык за зубами. И вообще не высовывайся.
3. Востри уши. Ежели кто дал маху, хватай свое и молчи в тряпочку.
4. Кругом — одни подонки. Ты хоть что вытворяй, у них свой номер наготове.
5. Не суетись. Кривая дорожка — самая верная.
6. Не верь бабам. Ни единой.
7. Молись монете. Денежки каждому позарез. На них кого хошь купишь.
Были у него и другие правила, но они лишь дополняли и уточняли основной канон. Правила помогали — и неплохо, а поскольку других Джо не знал, то и сравнивать было не с чем. Он давно понял: первое дело — надо шевелить извилиной, и считал, что сам он соображает. Когда удавалось что-нибудь провернуть, значит, он хорошо обмозговал, если не удавалось — значит, просто не повезло. Не то чтобы удача так и перла, однако жил он без особых забот и треволнений. Кейт держала его, так как знала: он для нее что хочешь сделает — за деньги или из страха. Она не питала иллюзий на его счет. В ее деле такой, как Джо, — находка.
Как только Джо получил место у Кейт, он начал выискивать в ней слабину, на которой можно сыграть — тщеславие и жадность, чревоугодие и сластолюбие, стыд или страх за содеянное, слабые нервы… У какой бабы их нет? Каково же было его удивление, когда он не нашел в ней ни одной из этих слабостей, хотя, может, они и были. Эта дамочка соображала и вела себя как настоящий мужик. Да еще почище мужика была — круче, хитрее, умнее. Когда у него пара промашек вышла, она ему такую выволочку учинила — не дай бог никому. Джо начал бояться ее и потому зауважал еще сильнее. А когда Кейт пронюхала про некоторые его затеи, то он окончательно понял, что теперь ничто и никогда не сойдет ему с рук. Кейт сделала из него раба — точно так же, как раньше делались рабынями все его женщины. Хозяйка кормила и одевала его, заставляла работать и наказывала.
В конце концов Джо признал, что Кейт более хитроумна, чем он сам, а потом он совсем уверился, что хитроумнее ее вообще на свете нет. В его глазах она обладала двумя величайшими талантами: голова на плечах и неизменное ведение. Чего еще человеку надо? Он был рад — радехонек делать за нее грязную работу, потому что отказаться боялся. Не-е, такая маху не даст, говорил Джо. И ежели ты с ей заодно, она тебя откуда хошь вытащит.
Сначала Джо только в уме так прикидывал, потом это вошло в привычку. Он потратил всего один день, чтобы Этель выставили из округа. Не его это дело, а ее, а она баба сообразительная.
2
Когда руки особенно донимали Кейт, она почти не спала. Она чуть ли не физически чувствовала, как распухают и твердеют суставы, и старалась думать о постороннем, пусть даже неприятном, лишь бы только пересилить боль и забыть о своих скрюченных пальцах. Иногда она представляла себе какую-нибудь комнату, куда давно не заходила, пытаясь не пропустить ни одной вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189