— Истрепана, измуслена. Немало, видно, горестей и мук людских приняла в себя. Дайте мне подержанную Библию, и я, пожалуй, смогу определить, что за человек ее владелец, по тем местам, которые замуслены ищущими пальцами. А Лиза истирает библию всю равномерно. Ну, вот и древнейшая повесть — о Каине. До сих пор она тревожит нас — и, значит, в нас самих гнездо этой тревоги.
— Я ее в детстве слышал, а с тех пор ни разу, — сказал Адам.
— В детстве она длинной кажется, а она очень коротка, — сказал Самюэл. — Я прочту всю, потом вернемся к началу. Налей вина, в горле пересохло. Вот она — так коротка, и так глубоко ранит. — Самюэл опустил взгляд на близнецов. — Смотри-ка. Уснули на земле, в пыли.
— Я накрою их, — сказал Ли, вставая.
— Пыль теплая, — сказал Самюэл. — А повествуется так: «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа».
Адам встрепенулся, и Самюэл взглянул на него, но Адам только молча прикрыл глаза рукой. Самюэл продолжал читать:
— «И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец. Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу. И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел».
— Погодите, — сказал Ли. — Или нет, читайте, читайте. Вернемся к этому потом.
— «Каин сильно огорчился, и поникло лице его», — читал дальше Самюэл.«И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты будешь господствовать над ним».
«И сказал Каин Авелю, брату своему. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиют ко мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя: ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно. Вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня. И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отметится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. И пошел Каин от лица Господня: и поселился в земле Нод, на восток от Эдема».
— Ну вот, — сказал Самюэл слегка устало, закрыв полуоторванную обложку. — Всего-навсего шестнадцать стихов. И, боже мой, я и забыл, как она страшна ни единой нотки ободрения. Может, и права Лиза. Ничего тут не понять.
— Да, неутешительный рассказ, — тяжело вздохнул Адам.
Ли налил себе стакан темной жидкости из округлой глиняной бутыли, отхлебнул и приоткрыл рот, чтобы и горлом, и корнем языка ощутить вкус.
— Повесть имеет силу и долговечность, — промолвил Ли, — только если мы чувствуем в ней правду — и правду о нас самих. Как велико бремя общечеловеческой вины!
— А ты всю ее пытался принять на себя, — сказал Самюэл Адаму.
— Так и я, так пытается каждый, — продолжал Ли. Мы гребем к себе вину обеими руками, словно это что-то драгоценное. Видно, тяга в нас такая.
— Но мне от этой повести не горше, а легче, — произнес Адам.
— В каком смысле? — спросил Самюэл. — Да ведь каждый мальчуган думает, что сам изобрел грех. Добру-то нас учат, и мы думаем, что научаемся ему. А грех вроде бы собственного нашего изобретения.
— Понимаю. Но почему же тебе легче от повести о Каине?
— Потому, — ответил Адам возбужденно, — что мы его потомки. Он наш праотец. И часть нашей вины — от наших предков. Нам не дали выбора. Мы дети своего отца. И не первые, значит, грешим. В этом оправдание, а оправданий на свете нехватка.
— Убедительных и вовсе нехватка, — сказал Ли. Иначе бы мы давно уж отмылись от нашей вины и мир не был бы полон удрученных, ущербных людей.
— Взгляните, однако, с иной точки, — сказал Самюэл. — Оправдание оправданием, но от наследья не уйдешь. От вины-то не уйдешь.
— Я помню, возмутил меня Господь немного, — сказал Адам. — Каин и Авель оба дали, что имели, а Бог дар Авеля принял, Каина же отверг. Никогда я не считал это справедливым. Никогда не понимал. А вы?
— Возможно, тут надо учесть обстановку, — сказал Ли. — Мне помнится, эта повесть писана пастухами и для народа пастухов, а не крестьян-землеробов. Разве пастушьему Богу жирный ягненок не ценнее, чем сноп ячменя? Жертву требуется приносить от самого лучшего, наиценнейшего.
— Так. Понимаю тебя, Ли, — сказал Самюэл. — Но предостерегаю — не дай Бог тебе пуститься в свои восточные рассуждения при Лизе.
— Да, но почему Бог осудил Каина? — спросил Адам, волнуясь. — Это же несправедливо.
— А ты вслушайся в слова. Бог вовсе не осуждал Каина. Но ведь даже Бог может отдавать чему-то предпочтение? Допустим, Богу баранина была милее овощей. Мне самому она милее. А Каин принес, скажем, пучок моркови. И Бог сказал: «Не нравится мне это. Приди снова. Принеси то, что мне по вкусу, и поставлю тебя рядом с братом». Но Каин огорчился. Разобиделся. А человек обиженный ищет, на чем сорвать досаду, — и Каин сорвал гнев на Авеле.
— В Послании к евреям святой Павел говорит, что Авель был угоден Богу верой, — сказал Ли.
— В Книге Бытия об этом не упоминается, — сказал Самюэл. — Ни о вере, ни о безверии. Только о горячем нраве Каина.
— Как миссис Гамильтон относится к парадоксам Библии? — спросил Ли.
— Да никак: она не признает, что там есть парадоксы.
— Молчи, друг. Пойди к ней самой с этим вопросом.
Вернешься постарев, но дела не прояснишь.
— Оба вы над этим думали, — сказал Адам. — Я же лишь мальчиком слушал вполуха. Значит, Каина изгнали за убийство?
— Да. За убийство.
— И Бог поставил на нем клеймо?
— Ты вникни в сказанное. Знамение, печать Каинова была на нем поставлена не для погибели его, а чтоб спасти. И проклятье — удел каждого, кто Каина убьет. Это была ему охранная печать.
— А все же, думаю я, круто поступили с Каином, — сказал Адам.
— Может, и так, — сказал Самюэл. — Но Каин не погиб, имел детей, Авель же только в сказании этом живет. Мы — Каиновы дети. И не странно ли, что трое взрослых людей через столько тысяч лет обсуждают это преступление, точно всего лишь вчера оно совершилось в Кинг-Сити и суд еще не состоялся?
Один из близнецов проснулся, зевнул, посмотрел на Ли, уснул снова.
— Помните, мистер Гамильтон, я говорил вам, что пробую перевести на английский несколько старых китайских поэтов, — сказал Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Я ее в детстве слышал, а с тех пор ни разу, — сказал Адам.
— В детстве она длинной кажется, а она очень коротка, — сказал Самюэл. — Я прочту всю, потом вернемся к началу. Налей вина, в горле пересохло. Вот она — так коротка, и так глубоко ранит. — Самюэл опустил взгляд на близнецов. — Смотри-ка. Уснули на земле, в пыли.
— Я накрою их, — сказал Ли, вставая.
— Пыль теплая, — сказал Самюэл. — А повествуется так: «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа».
Адам встрепенулся, и Самюэл взглянул на него, но Адам только молча прикрыл глаза рукой. Самюэл продолжал читать:
— «И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец. Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу. И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел».
— Погодите, — сказал Ли. — Или нет, читайте, читайте. Вернемся к этому потом.
— «Каин сильно огорчился, и поникло лице его», — читал дальше Самюэл.«И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты будешь господствовать над ним».
«И сказал Каин Авелю, брату своему. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиют ко мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя: ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно. Вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня. И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отметится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. И пошел Каин от лица Господня: и поселился в земле Нод, на восток от Эдема».
— Ну вот, — сказал Самюэл слегка устало, закрыв полуоторванную обложку. — Всего-навсего шестнадцать стихов. И, боже мой, я и забыл, как она страшна ни единой нотки ободрения. Может, и права Лиза. Ничего тут не понять.
— Да, неутешительный рассказ, — тяжело вздохнул Адам.
Ли налил себе стакан темной жидкости из округлой глиняной бутыли, отхлебнул и приоткрыл рот, чтобы и горлом, и корнем языка ощутить вкус.
— Повесть имеет силу и долговечность, — промолвил Ли, — только если мы чувствуем в ней правду — и правду о нас самих. Как велико бремя общечеловеческой вины!
— А ты всю ее пытался принять на себя, — сказал Самюэл Адаму.
— Так и я, так пытается каждый, — продолжал Ли. Мы гребем к себе вину обеими руками, словно это что-то драгоценное. Видно, тяга в нас такая.
— Но мне от этой повести не горше, а легче, — произнес Адам.
— В каком смысле? — спросил Самюэл. — Да ведь каждый мальчуган думает, что сам изобрел грех. Добру-то нас учат, и мы думаем, что научаемся ему. А грех вроде бы собственного нашего изобретения.
— Понимаю. Но почему же тебе легче от повести о Каине?
— Потому, — ответил Адам возбужденно, — что мы его потомки. Он наш праотец. И часть нашей вины — от наших предков. Нам не дали выбора. Мы дети своего отца. И не первые, значит, грешим. В этом оправдание, а оправданий на свете нехватка.
— Убедительных и вовсе нехватка, — сказал Ли. Иначе бы мы давно уж отмылись от нашей вины и мир не был бы полон удрученных, ущербных людей.
— Взгляните, однако, с иной точки, — сказал Самюэл. — Оправдание оправданием, но от наследья не уйдешь. От вины-то не уйдешь.
— Я помню, возмутил меня Господь немного, — сказал Адам. — Каин и Авель оба дали, что имели, а Бог дар Авеля принял, Каина же отверг. Никогда я не считал это справедливым. Никогда не понимал. А вы?
— Возможно, тут надо учесть обстановку, — сказал Ли. — Мне помнится, эта повесть писана пастухами и для народа пастухов, а не крестьян-землеробов. Разве пастушьему Богу жирный ягненок не ценнее, чем сноп ячменя? Жертву требуется приносить от самого лучшего, наиценнейшего.
— Так. Понимаю тебя, Ли, — сказал Самюэл. — Но предостерегаю — не дай Бог тебе пуститься в свои восточные рассуждения при Лизе.
— Да, но почему Бог осудил Каина? — спросил Адам, волнуясь. — Это же несправедливо.
— А ты вслушайся в слова. Бог вовсе не осуждал Каина. Но ведь даже Бог может отдавать чему-то предпочтение? Допустим, Богу баранина была милее овощей. Мне самому она милее. А Каин принес, скажем, пучок моркови. И Бог сказал: «Не нравится мне это. Приди снова. Принеси то, что мне по вкусу, и поставлю тебя рядом с братом». Но Каин огорчился. Разобиделся. А человек обиженный ищет, на чем сорвать досаду, — и Каин сорвал гнев на Авеле.
— В Послании к евреям святой Павел говорит, что Авель был угоден Богу верой, — сказал Ли.
— В Книге Бытия об этом не упоминается, — сказал Самюэл. — Ни о вере, ни о безверии. Только о горячем нраве Каина.
— Как миссис Гамильтон относится к парадоксам Библии? — спросил Ли.
— Да никак: она не признает, что там есть парадоксы.
— Молчи, друг. Пойди к ней самой с этим вопросом.
Вернешься постарев, но дела не прояснишь.
— Оба вы над этим думали, — сказал Адам. — Я же лишь мальчиком слушал вполуха. Значит, Каина изгнали за убийство?
— Да. За убийство.
— И Бог поставил на нем клеймо?
— Ты вникни в сказанное. Знамение, печать Каинова была на нем поставлена не для погибели его, а чтоб спасти. И проклятье — удел каждого, кто Каина убьет. Это была ему охранная печать.
— А все же, думаю я, круто поступили с Каином, — сказал Адам.
— Может, и так, — сказал Самюэл. — Но Каин не погиб, имел детей, Авель же только в сказании этом живет. Мы — Каиновы дети. И не странно ли, что трое взрослых людей через столько тысяч лет обсуждают это преступление, точно всего лишь вчера оно совершилось в Кинг-Сити и суд еще не состоялся?
Один из близнецов проснулся, зевнул, посмотрел на Ли, уснул снова.
— Помните, мистер Гамильтон, я говорил вам, что пробую перевести на английский несколько старых китайских поэтов, — сказал Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189