Но, верно, и она была где-то недалеко от сестер, если маги трех цветов собирались в эти дни вместе — добро, зло и нечто промежуточное.
Карамон захлопнул дверь и задвинул тяжелую щеколду. Металл лязгнул, и женщина в синем плаще вздрогнула. Пальцы ее теребили застежку у горла, всадница никак не могла совладать с ней — массивной брошью, отделанной жемчугом, который тускло мерцал в неровном свете шандала. Руки женщины дрожали. Отстегнув наконец брошь, она уронила ее на пол. Карамон нагнулся за драгоценной вещицей, подкатившейся к его ногам. Всадница метнулась с нему с резким и испуганным жестом, словно не хотела, чтобы руки трактирщика касались ее броши.
— Странное украшение, — сказал Карамон, хмурясь. Перехватив руку женщины, он заставил ее разжать пальцы, и показать застежку Тике.
Рассмотрев драгоценность, он и сам не хотел лишний раз касаться ее.
Тика взглянула и поджала губы. Быть может, она подумала о том, что ее умение распознавать людей на сей раз подвело ее.
— Черная лилия.
Матово отблескивающий черный цветок с четырьмя острыми лепестками и чашечкой, усеянной мельчайшими рубинами, словно сбрызнутой кровью. Легенды эльфов гласили, что черная лилия вырастает на могилах умерших не своей смертью. Она растет прямо из сердец невинных жертв, и если сорвать ее, то увидишь кровь, сочащуюся из стебля.
Всадница сердито вырвала руку и приколола брошь обратно на плащ, утопив ее в густом мехе ворота.
— Где вы оставили своего дракона? — мрачно осведомился Карамон.
— Спрятала в долине внизу, — ответила женщина. Резким движением она стянула с головы шлем с плотной маской, защищающей лицо от ветра во время полета. — Не беспокойся, он не причинит вреда. Он во всем послушен мне и никому не желает зла. Даю вам в этом свое слово.
Без шлема и маски женщина смотрелась совсем по-другому. Посреди трактира стояла не грозная, безжалостная всадница синего дракона, а просто женщина средних лет. Лицо ее было в морщинах, но их оставило скорее горе, чем прожитые годы. Длинные косы были совершенно седыми, словно она родилась с седыми волосами. В глазах ее не было ни холода, ни темного жестокого огня, какой обычно присущ всем слугам Такхизис. Они смотрели мягко, печально и… испуганно.
— Мы верим вам, госпожа, — ответила Тика, мельком взглянув на молчащего Карамона. Сказать по чести, гигант вовсе не заслужил столь пренебрежительного взора.
Нельзя сказать, чтобы трактирщик плохо соображал, — нет, этим он не грешил даже в юности, как ни утверждали обратное некоторые из его приятелей. Просто он слишком тщательно обдумывал все новое и необычное, с чем сталкивался, и потому слыл тугодумом. Но не раз доводилось ему изумлять друзей и жену каким-нибудь поразительно точным наблюдением или неожиданным выводом.
— Вы вся дрожите, — продолжала Тика, в то время как ее муж стоял, широко расставив ноги, глядя в пустоту прямо перед собой. Она знала, что происходит с ее мужем в такие моменты, и не стала отвлекать его от размышлений. Она потянула гостью ближе к огню и придвинула ей кресло:
— Садитесь здесь. Я сейчас подброшу дров. Быть может, немного горячего вина?
Мне недолго растопить плиту на кухне…
— Благодарю вас, не беспокойтесь. И не ворошите уголья. Я дрожу не от холода. — Последние слова прозвучали еле слышно. Женщина не села, а буквально упала в подставленное кресло.
Тика едва не выронила из рук кочергу.
— Так я права, вы бежали из плена, верно? И теперь за вами погоня?
Всадница вскинула голову и в изумлении уставилась на улыбающуюся Тику:
— Как вы догадались? Неужели по мне настолько видно?
Вместо ответа Тика повернулась к мужу.
— Карамон, — окликнула она. — Где твой меч?
— Что? — переспросил гигант, возвращаясь к реальности. — Меч?
— Мы поднимем на ноги городского голову, а если понадобится, то и весь город. Не беспокойтесь, госпожа, — говорила Тика, деловито развязывая передник. — Они не смогут снова схватить вас…
— Стойте, остановитесь! — вскричала женщина, вскакивая с места.
Кажется, обещание поднять весь город испугало ее больше, чем та опасность, от которой она убегала.
— Погоди-ка, жена, — вмешался Карамон, опуская руку на плечо Тики.
Стоило ему заговорить так — размеренно, негромко и повелительно, — как у Тики пропадало всякое желание спорить и бросать уничтожающие взгляды. — Не беспокойтесь, госпожа. Мы никому не скажем, что вы у нас, пока вы сами не попросите об этом.
Вздох облегчения вырвался из груди синей всадницы. Она медленно опустилась в свое кресло.
— Но, послушай… — начала было Тика.
— Она не просто так приехала сюда, дорогая, — оборвал ее Карамон.
— Ей не просто негде остановиться на ночь. Она ищет кого-то, кто живет поблизости. И я не думаю, что она чудом спаслась из какой-то ужасной темницы, — просто уехала, верно? — Голос его стал мрачен. — И, закончив здесь свое дело, вернется обратно.
Женщина съежилась при последних его словах. Голова ее поникла, она прошептала:
— Правда. Я действительно ищу одного человека, который живет в Утехе. Вы, наверное, знаете всех и каждого в округе, вы поможете мне? Я должна поговорить с ним и сегодня же ночью улететь обратно.
Карамон шагнул к дверям и снял с крючка свой плащ.
— Как его имя?
— Погоди минутку, — остановила его Тика. — А что вам нужно от этого человека, госпожа?
— Этого я не могу вам сказать. Карамон нахмурился:
— Нет, так не пойдет. Я не могу поднять человека с постели среди ночи и повести его неизвестно к чему. Что я скажу его родным, если он больше к ним не вернется?
Женщина подняла на него умоляющие глаза:
— Я могла бы солгать вам, я могла бы сказать, что ничего подобного не случится, но это не так. Ужас в том, что я и сама толком не знаю, в чем дело. Я владею страшной тайной и должна передать ее одному-единственному человеку, живущему где-то здесь. Он один имеет право знать об этом! — Она подалась вперед, прижав к груди руки в синих перчатках. — Речь идет о спасении жизни — нет, больше, чем жизни! Души!
— Как мы можем решать за кого-то, сердце мое? — сказала Тика мужу.
— Позови этого человека, кто бы он ни был, и пусть решает сам.
— Ладно. — Карамон набросил плащ на плечи. — Как его имя?
— Маджере, — ответила женщина. — Карамон Маджере.
— Карамон! — повторил Карамон, опешив.
Женщина поняла его замешательство по-своему:
— Да, я знаю, что прошу о невозможном, — быстро заговорила она. — Карамон Маджере, прославленный рыцарь Копья, один из величайших воинов Ансалона. Что общего может быть у него с такой, как я? Но если он только посмеется, скажите ему… Скажите ему, что я пришла поговорить о его сестре.
— Сестре! — эхом откликнулся Карамон и привалился спиной к стене, чтобы удержаться на ногах. Трактир содрогнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Карамон захлопнул дверь и задвинул тяжелую щеколду. Металл лязгнул, и женщина в синем плаще вздрогнула. Пальцы ее теребили застежку у горла, всадница никак не могла совладать с ней — массивной брошью, отделанной жемчугом, который тускло мерцал в неровном свете шандала. Руки женщины дрожали. Отстегнув наконец брошь, она уронила ее на пол. Карамон нагнулся за драгоценной вещицей, подкатившейся к его ногам. Всадница метнулась с нему с резким и испуганным жестом, словно не хотела, чтобы руки трактирщика касались ее броши.
— Странное украшение, — сказал Карамон, хмурясь. Перехватив руку женщины, он заставил ее разжать пальцы, и показать застежку Тике.
Рассмотрев драгоценность, он и сам не хотел лишний раз касаться ее.
Тика взглянула и поджала губы. Быть может, она подумала о том, что ее умение распознавать людей на сей раз подвело ее.
— Черная лилия.
Матово отблескивающий черный цветок с четырьмя острыми лепестками и чашечкой, усеянной мельчайшими рубинами, словно сбрызнутой кровью. Легенды эльфов гласили, что черная лилия вырастает на могилах умерших не своей смертью. Она растет прямо из сердец невинных жертв, и если сорвать ее, то увидишь кровь, сочащуюся из стебля.
Всадница сердито вырвала руку и приколола брошь обратно на плащ, утопив ее в густом мехе ворота.
— Где вы оставили своего дракона? — мрачно осведомился Карамон.
— Спрятала в долине внизу, — ответила женщина. Резким движением она стянула с головы шлем с плотной маской, защищающей лицо от ветра во время полета. — Не беспокойся, он не причинит вреда. Он во всем послушен мне и никому не желает зла. Даю вам в этом свое слово.
Без шлема и маски женщина смотрелась совсем по-другому. Посреди трактира стояла не грозная, безжалостная всадница синего дракона, а просто женщина средних лет. Лицо ее было в морщинах, но их оставило скорее горе, чем прожитые годы. Длинные косы были совершенно седыми, словно она родилась с седыми волосами. В глазах ее не было ни холода, ни темного жестокого огня, какой обычно присущ всем слугам Такхизис. Они смотрели мягко, печально и… испуганно.
— Мы верим вам, госпожа, — ответила Тика, мельком взглянув на молчащего Карамона. Сказать по чести, гигант вовсе не заслужил столь пренебрежительного взора.
Нельзя сказать, чтобы трактирщик плохо соображал, — нет, этим он не грешил даже в юности, как ни утверждали обратное некоторые из его приятелей. Просто он слишком тщательно обдумывал все новое и необычное, с чем сталкивался, и потому слыл тугодумом. Но не раз доводилось ему изумлять друзей и жену каким-нибудь поразительно точным наблюдением или неожиданным выводом.
— Вы вся дрожите, — продолжала Тика, в то время как ее муж стоял, широко расставив ноги, глядя в пустоту прямо перед собой. Она знала, что происходит с ее мужем в такие моменты, и не стала отвлекать его от размышлений. Она потянула гостью ближе к огню и придвинула ей кресло:
— Садитесь здесь. Я сейчас подброшу дров. Быть может, немного горячего вина?
Мне недолго растопить плиту на кухне…
— Благодарю вас, не беспокойтесь. И не ворошите уголья. Я дрожу не от холода. — Последние слова прозвучали еле слышно. Женщина не села, а буквально упала в подставленное кресло.
Тика едва не выронила из рук кочергу.
— Так я права, вы бежали из плена, верно? И теперь за вами погоня?
Всадница вскинула голову и в изумлении уставилась на улыбающуюся Тику:
— Как вы догадались? Неужели по мне настолько видно?
Вместо ответа Тика повернулась к мужу.
— Карамон, — окликнула она. — Где твой меч?
— Что? — переспросил гигант, возвращаясь к реальности. — Меч?
— Мы поднимем на ноги городского голову, а если понадобится, то и весь город. Не беспокойтесь, госпожа, — говорила Тика, деловито развязывая передник. — Они не смогут снова схватить вас…
— Стойте, остановитесь! — вскричала женщина, вскакивая с места.
Кажется, обещание поднять весь город испугало ее больше, чем та опасность, от которой она убегала.
— Погоди-ка, жена, — вмешался Карамон, опуская руку на плечо Тики.
Стоило ему заговорить так — размеренно, негромко и повелительно, — как у Тики пропадало всякое желание спорить и бросать уничтожающие взгляды. — Не беспокойтесь, госпожа. Мы никому не скажем, что вы у нас, пока вы сами не попросите об этом.
Вздох облегчения вырвался из груди синей всадницы. Она медленно опустилась в свое кресло.
— Но, послушай… — начала было Тика.
— Она не просто так приехала сюда, дорогая, — оборвал ее Карамон.
— Ей не просто негде остановиться на ночь. Она ищет кого-то, кто живет поблизости. И я не думаю, что она чудом спаслась из какой-то ужасной темницы, — просто уехала, верно? — Голос его стал мрачен. — И, закончив здесь свое дело, вернется обратно.
Женщина съежилась при последних его словах. Голова ее поникла, она прошептала:
— Правда. Я действительно ищу одного человека, который живет в Утехе. Вы, наверное, знаете всех и каждого в округе, вы поможете мне? Я должна поговорить с ним и сегодня же ночью улететь обратно.
Карамон шагнул к дверям и снял с крючка свой плащ.
— Как его имя?
— Погоди минутку, — остановила его Тика. — А что вам нужно от этого человека, госпожа?
— Этого я не могу вам сказать. Карамон нахмурился:
— Нет, так не пойдет. Я не могу поднять человека с постели среди ночи и повести его неизвестно к чему. Что я скажу его родным, если он больше к ним не вернется?
Женщина подняла на него умоляющие глаза:
— Я могла бы солгать вам, я могла бы сказать, что ничего подобного не случится, но это не так. Ужас в том, что я и сама толком не знаю, в чем дело. Я владею страшной тайной и должна передать ее одному-единственному человеку, живущему где-то здесь. Он один имеет право знать об этом! — Она подалась вперед, прижав к груди руки в синих перчатках. — Речь идет о спасении жизни — нет, больше, чем жизни! Души!
— Как мы можем решать за кого-то, сердце мое? — сказала Тика мужу.
— Позови этого человека, кто бы он ни был, и пусть решает сам.
— Ладно. — Карамон набросил плащ на плечи. — Как его имя?
— Маджере, — ответила женщина. — Карамон Маджере.
— Карамон! — повторил Карамон, опешив.
Женщина поняла его замешательство по-своему:
— Да, я знаю, что прошу о невозможном, — быстро заговорила она. — Карамон Маджере, прославленный рыцарь Копья, один из величайших воинов Ансалона. Что общего может быть у него с такой, как я? Но если он только посмеется, скажите ему… Скажите ему, что я пришла поговорить о его сестре.
— Сестре! — эхом откликнулся Карамон и привалился спиной к стене, чтобы удержаться на ногах. Трактир содрогнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107