..
Милосердов, видимо машинально, хотел показать Бирюкову цвет своих
очков. На какой-то миг он приподнял очки, но, спохватившись, сразу
водворил их на прежнее место. Однако Антон успел заметить, что на,
воспаленных веках Владимира. Олеговича нет ресниц.
- Что с вашими глазами? - быстро спросил Бирюков.
- Говорю, электросварки нахватался.
- Так сильно, что даже ресницы сожгли?
- Это врачи так... лечили...
- Первый раз встречаюсь с таким лечением, - недоверчиво проговорил
Бирюков, осененный внезапной догадкой: - Владимир Олегович, ведь это вы
сожгли дачу Зоркальцева.
- Ошибаетесь, - очень-спокойно ответил Милосердов, но от взгляда
Бирюкова не ускользнуло, как у того задрожали руки.
- В какой поликлинике лечили глаза? - пошел в наступление Антон.
Руки Милосердова задрожали сильнее:
- Какая разница?
- Сейчас позвоню, и врачи наверняка подтвердят, что у вас был ожог, -
Антон протянул руку к телефону. - Так где лечились?
- Нигде не лечился, - вроде бы со злостью сказал Милосердов после
долгого молчания. - А глаза на самом деле обжег... У костра, на рыбалке.
- Кто может подтвердить? .
- Со мной никого не было. Разжигая костер, плеснул бензина...
- Зачем же об электросварке и врачах солгали?
- Неудобно было в собственной неловкости признаться.
Бирюков интуитивно почувствовал, что Милосердов изворачивается. Надо
было действовать решительно. Антон молча набрал номер Шахматова. Услышав в
телефонной трубке знакомый голос начальника отдела розыска, сказал:
- Виктор Федорович, звоню из квартиры Милосердова. Есть
предположение, что около часа назад здесь побывал вооруженный грабитель.
Приезжайте срочно со следователем и прокурором. Видимо, придется делать
обыск...
- Не надо! Не позволю! - Милосердое внезапно вскочил с кресла-качалки
и резко протянул руку к трубке, словно хотел вырвать ее у Бирюкова.
Антон отстранился:
- Почему не позволите? Дело очень серьезное, мы не самодеятельный
спектакль разыгрываем.
- В моей квартире нечего искать! Ищите бандита, который хотел меня
ограбить.
- Виктор Федорович, срочно приезжайте, - сухо сказал Антон и, положив
трубку на аппарат, встретился взглядом с непроницаемыми очками
Милосердова. - До приезда следствевно-оперативной группы у вас есть время
искренне рассказать всю правду. Поймите, что с вами не в бирюльки играют и
что у юристов существует определение, называемое чистосердечным
признанием...
Милосердов обмякше опустился в кресло. Какое-то время он в упор
глядел на Антона. Затем его будто прорвало:
- Я действительно поджег дачу Зоркальцева. Из ревности поджег! Хочу
жениться на Анжелике Харочкиной, а Зоркальцев роман с ней завел,
увеселительные вечера стал на даче устраивать! У меня разум помутился,
взял канистру с бензином... Когда поджигал, пламя опалило лицо. Я готов
возместить Зоркальдеву причиненный ущерб. Все заплачу, все... - И заплакал
по-детски, навзрыд.
Зрелище было яе из приятных. Бирюков поморщился:
- Извините, не могу поверить в такую версию.
- П-почему?!
- Потому что вы не из тех людей, которые способны терять разум от
ревности. Не тяните время. В чем истинная причина поджога?..
Милосердов уткнулся лицом в ладони, глотая слезы, обреченно выдавил:
- Таня Зоркальцева заплатила мне двести рублей. Она сильно ревновала
Геннадия и попросила уничтожить дачу... Клянусь, это чистая правда.
"Удивительный тип. В погоне за деньгами ничем не брезгует", - подумал
Антон и быстро спросил:
- Куда исчез Зоркальцев, знаете?
- Честное слово, не знаю. Последний раз он заезжал ко мне, не соврать
бы... Одиннадцатого июня. Да, да! Одиннадцатого...
- Зачем?
- Чтобы купить... - Владимир Олегович показал рукой через плечо, -
этот старинный гарнитур.
- Не сторговались?
Милосердов достал из кармана пижамы носовой платок и стал вытирать
щеки под очками.
- Сторговались на семи тысячах. Геннадий утром свозил меня к
нотариусу, чтобы заверить расписку в получении от него денег, потом привез
деньги. Сказал, вечером пригонит за покупкой грузовик, но до сих пор не
приезжает.
- В какое время он был у вас?
- К нотариусу мы ездили после девяти утра, а деньги Геннадий привез
где-то... в двенадцатом часу.
- В машине с Зоркальцевым никого не было?
- Утром не было. А когда деньги привез, я машиву не видел. Бирюков
обвел взглядом мебель:
- Не много ли семь тысяч за такое старье? Вы ведь сказали, будто за
бесценок купили...
- Это же антикварные вещи! - Милосердов вроде бы оживился. - Семь
тысяч - дешевизна. Вот Зоркальцев и уговорил меня уступить ему гарнитур.
Он наверняка продал бы его в два раза дороже.
- Чтобы компенсировать убыток от пожара?
Владимир Олегович промолчал, и Антон снова спросил:
- Полученные от Зоркальцева деньги у вас?
- У меня.
- Покажите.
Милосердов очень тяжело, словно это стоило ему больших усилий,
поднялся из кресла, втиснулся в узкую щель между инкрустированным шкафом и
купеческим буфетом, дольше минуты чтото там передвигал и наконец,
выбравшись оттуда, положил перед Бирюковым на стол семь денежных пачек,
упакованных крест-наврест банковскими обертками. Одна из оберток была
разорвана. Дрожащим пальцем Владимир Олегович указал на нее:
- Из этой тысячи я отдал пятьсот рублей Леле Кудряшкиной за бирюзовый
перстень.
- Где Кудряшкина его взяла?
- Говорила, подарок, но чей - не сказала.
- Не эти ли деньги требовал у вас "грабитель"?
- Да, эти. Кричал: "Выкладывай семь кусков, которые полутал от
Зоркальцева!" Откуда он разнюхал про них, не представляю. Кроме меня и
Геннадия, о нашей сделке никто не знал. Какое-то роковое стечение
обстоятельств...
- Но хоть что-то можете объяснить?
- Не могу! Я ничего не знаю...
На улице послышался шум мотора. Бирюков глянул в окно и увидел
оперативную машину. При официальном допросе, в присутствии прокурора,
Милосердов полностью признал себя виновным в подхоге дачи Зоркальцева и,
по его словам, готов был возместить причиненный ущерб или нести за
совершенное преступление уголовную ответственность. Когда же разговор
зашел о самом Зоркальцеве, Владимир Олегович так слезно начал доказывать
прокурору свою непричастность к исчезновению Геннадия Митрофановича, что
на него неприятно стало смотреть.
ГЛАВА ХI
Вернувшись в отдел, Бирюков с Шахматовым принялись обсуждать внезапно
сложившуюся ситуацию. Неожиданно из дежурной части сообщили, что туда
обратилась гражданка, утверждавшая, будто на расклеенной по городу
листовке опознала своего бывшего ученика Жору Коробченко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Милосердов, видимо машинально, хотел показать Бирюкову цвет своих
очков. На какой-то миг он приподнял очки, но, спохватившись, сразу
водворил их на прежнее место. Однако Антон успел заметить, что на,
воспаленных веках Владимира. Олеговича нет ресниц.
- Что с вашими глазами? - быстро спросил Бирюков.
- Говорю, электросварки нахватался.
- Так сильно, что даже ресницы сожгли?
- Это врачи так... лечили...
- Первый раз встречаюсь с таким лечением, - недоверчиво проговорил
Бирюков, осененный внезапной догадкой: - Владимир Олегович, ведь это вы
сожгли дачу Зоркальцева.
- Ошибаетесь, - очень-спокойно ответил Милосердов, но от взгляда
Бирюкова не ускользнуло, как у того задрожали руки.
- В какой поликлинике лечили глаза? - пошел в наступление Антон.
Руки Милосердова задрожали сильнее:
- Какая разница?
- Сейчас позвоню, и врачи наверняка подтвердят, что у вас был ожог, -
Антон протянул руку к телефону. - Так где лечились?
- Нигде не лечился, - вроде бы со злостью сказал Милосердов после
долгого молчания. - А глаза на самом деле обжег... У костра, на рыбалке.
- Кто может подтвердить? .
- Со мной никого не было. Разжигая костер, плеснул бензина...
- Зачем же об электросварке и врачах солгали?
- Неудобно было в собственной неловкости признаться.
Бирюков интуитивно почувствовал, что Милосердов изворачивается. Надо
было действовать решительно. Антон молча набрал номер Шахматова. Услышав в
телефонной трубке знакомый голос начальника отдела розыска, сказал:
- Виктор Федорович, звоню из квартиры Милосердова. Есть
предположение, что около часа назад здесь побывал вооруженный грабитель.
Приезжайте срочно со следователем и прокурором. Видимо, придется делать
обыск...
- Не надо! Не позволю! - Милосердое внезапно вскочил с кресла-качалки
и резко протянул руку к трубке, словно хотел вырвать ее у Бирюкова.
Антон отстранился:
- Почему не позволите? Дело очень серьезное, мы не самодеятельный
спектакль разыгрываем.
- В моей квартире нечего искать! Ищите бандита, который хотел меня
ограбить.
- Виктор Федорович, срочно приезжайте, - сухо сказал Антон и, положив
трубку на аппарат, встретился взглядом с непроницаемыми очками
Милосердова. - До приезда следствевно-оперативной группы у вас есть время
искренне рассказать всю правду. Поймите, что с вами не в бирюльки играют и
что у юристов существует определение, называемое чистосердечным
признанием...
Милосердов обмякше опустился в кресло. Какое-то время он в упор
глядел на Антона. Затем его будто прорвало:
- Я действительно поджег дачу Зоркальцева. Из ревности поджег! Хочу
жениться на Анжелике Харочкиной, а Зоркальцев роман с ней завел,
увеселительные вечера стал на даче устраивать! У меня разум помутился,
взял канистру с бензином... Когда поджигал, пламя опалило лицо. Я готов
возместить Зоркальдеву причиненный ущерб. Все заплачу, все... - И заплакал
по-детски, навзрыд.
Зрелище было яе из приятных. Бирюков поморщился:
- Извините, не могу поверить в такую версию.
- П-почему?!
- Потому что вы не из тех людей, которые способны терять разум от
ревности. Не тяните время. В чем истинная причина поджога?..
Милосердов уткнулся лицом в ладони, глотая слезы, обреченно выдавил:
- Таня Зоркальцева заплатила мне двести рублей. Она сильно ревновала
Геннадия и попросила уничтожить дачу... Клянусь, это чистая правда.
"Удивительный тип. В погоне за деньгами ничем не брезгует", - подумал
Антон и быстро спросил:
- Куда исчез Зоркальцев, знаете?
- Честное слово, не знаю. Последний раз он заезжал ко мне, не соврать
бы... Одиннадцатого июня. Да, да! Одиннадцатого...
- Зачем?
- Чтобы купить... - Владимир Олегович показал рукой через плечо, -
этот старинный гарнитур.
- Не сторговались?
Милосердов достал из кармана пижамы носовой платок и стал вытирать
щеки под очками.
- Сторговались на семи тысячах. Геннадий утром свозил меня к
нотариусу, чтобы заверить расписку в получении от него денег, потом привез
деньги. Сказал, вечером пригонит за покупкой грузовик, но до сих пор не
приезжает.
- В какое время он был у вас?
- К нотариусу мы ездили после девяти утра, а деньги Геннадий привез
где-то... в двенадцатом часу.
- В машине с Зоркальцевым никого не было?
- Утром не было. А когда деньги привез, я машиву не видел. Бирюков
обвел взглядом мебель:
- Не много ли семь тысяч за такое старье? Вы ведь сказали, будто за
бесценок купили...
- Это же антикварные вещи! - Милосердов вроде бы оживился. - Семь
тысяч - дешевизна. Вот Зоркальцев и уговорил меня уступить ему гарнитур.
Он наверняка продал бы его в два раза дороже.
- Чтобы компенсировать убыток от пожара?
Владимир Олегович промолчал, и Антон снова спросил:
- Полученные от Зоркальцева деньги у вас?
- У меня.
- Покажите.
Милосердов очень тяжело, словно это стоило ему больших усилий,
поднялся из кресла, втиснулся в узкую щель между инкрустированным шкафом и
купеческим буфетом, дольше минуты чтото там передвигал и наконец,
выбравшись оттуда, положил перед Бирюковым на стол семь денежных пачек,
упакованных крест-наврест банковскими обертками. Одна из оберток была
разорвана. Дрожащим пальцем Владимир Олегович указал на нее:
- Из этой тысячи я отдал пятьсот рублей Леле Кудряшкиной за бирюзовый
перстень.
- Где Кудряшкина его взяла?
- Говорила, подарок, но чей - не сказала.
- Не эти ли деньги требовал у вас "грабитель"?
- Да, эти. Кричал: "Выкладывай семь кусков, которые полутал от
Зоркальцева!" Откуда он разнюхал про них, не представляю. Кроме меня и
Геннадия, о нашей сделке никто не знал. Какое-то роковое стечение
обстоятельств...
- Но хоть что-то можете объяснить?
- Не могу! Я ничего не знаю...
На улице послышался шум мотора. Бирюков глянул в окно и увидел
оперативную машину. При официальном допросе, в присутствии прокурора,
Милосердов полностью признал себя виновным в подхоге дачи Зоркальцева и,
по его словам, готов был возместить причиненный ущерб или нести за
совершенное преступление уголовную ответственность. Когда же разговор
зашел о самом Зоркальцеве, Владимир Олегович так слезно начал доказывать
прокурору свою непричастность к исчезновению Геннадия Митрофановича, что
на него неприятно стало смотреть.
ГЛАВА ХI
Вернувшись в отдел, Бирюков с Шахматовым принялись обсуждать внезапно
сложившуюся ситуацию. Неожиданно из дежурной части сообщили, что туда
обратилась гражданка, утверждавшая, будто на расклеенной по городу
листовке опознала своего бывшего ученика Жору Коробченко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34