- Доищется... - многозначительно сказал Жора, - Лелька, займи на пару
дней сотенку.
- Балда, у меня трояк до получки остался.
- Ну хоть трояк дай. Могу перстень подарить, который ты Милосердову
продала.
- Слушай... - Кудряшкина словно задохнулась. - Ты совсем чокнулся?
Тот перетень, оказывается, Генки Зоркальцева. Если с ним заметут, вышка
тебе.
- Не ворожи... Иду за трояком...
- Не вздумай!
- Чо ты психуешь? Давай встретимся где-нибудь.
- Чтобы за компанию с тобой встать к стенке? Нет, земляк, для такой
радости ищи другую дурочку.
Коробченко будто холодом обдало.
- Лелька, я погибаю... - в отчаянии проговорил он. - Ну придумай
что-нибудь...
Кудряшкина по доброте душевной "придумала" отправить Жоре последние
три рубля через Анжелику Харочкину, подарив той импортную жевательную
резинку.
Скрытно пробираясь обходными улицами к макулатурному складу, куда
обещала подойти Анжелика, Коробченко украдкой кинул бирюзовый перстень в
кузов проезжавшего самосвала, загруженного щебнем. Расписку Милосердова,
словно спасительную соломинку, он сохранил на случай, если придется
доказывать, что деньгами Зоркальцева не воспользовался, хотя прекрасно
понимал - легче от этого ему не будет...
Из Новосибирска Антон Бирюков уезжал рано утром. Умытый вчерашним
ливнем город омолодился. В многочисленных лужицах на подсохшем асфальте
искрились солнечные блики. Было тепло и тихо. До отправления электрички
оставалось около часа, и Бирюков, чтобы развеять гнетущее состояние от
ночного допроса, пошел к вокзалу пешком.
У Железнодорожного РОВД хмурый сержант милиции вынимал из витрины
розыскную ориентировку с фотографией Жоры Коробченко. Остановившаяся возле
сержанта любопытная старушка спросила:
- Словили одного бродягу?
- Так точно, бабушка, - ответил сержант.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34