И телефон также зарегистрирован на его имя.
— Вы нашли этого Дэвида Голдмана?
— Пока нет.
— И никогда не найдете. Или же этот Голдман окажется адвокатом или посредником в делах Чанса, и тот действует под его прикрытием. И потом, сам Чанс похож на кого угодно, только не на Дэвида Голдмана.
— Вы вроде бы говорили, он черный?
— Вот именно!
— Вы с ним встречались?
— Да. Он не любит тусовки, но есть два-три места, которые посещает постоянно. — Я продиктовал список. — Узнать, где он живет, мне не удалось. Держит в секрете свой адрес, насколько я понял.
— Это не проблема, — заметил Деркин. — У нас есть справочная служба. К тому же вы ведь сами дали мне его номер или забыли? Найдем адрес по этому номеру.
— Думаю, это просто телефон для связи.
— Но ведь у них должен быть его домашний телефон!
— Возможно.
— А вы сомневаетесь?
— Мне кажется, он из тех, кто тщательно заметает следы, — сказал я.
— Тогда каким же образом вы его отыскали? И вообще какое отношение вы имеете ко всему этому, а, Скаддер?
Мне захотелось повесить трубку. Я выложил ему все сведения, которыми располагал, но отвечать на его вопросы — это уж слишком! Но найти меня куда как проще, чем Чанса, и стоит мне повесить трубку, как Деркин незамедлительно этим займется.
— В пятницу вечером мы с ним виделись. Мисс Даккинен попросила меня быть ее посредником.
— Посредником? В чем?
— Просила заступиться за нее. Передать, что хочет соскочить с крючка. Сама она боялась сказать ему об этом.
— И вы с ним поговорили?
— Да.
— А вы, часом, сами не сутенер, а, Скаддер? Небось, захотели, чтобы она перебралась в ваше стойло?
Я еще крепче сжал пальцами трубку.
— Нет, у меня в этой жизни есть занятия получше, Деркин! А чего это вы вдруг заинтересовались? Свою мамочку захотели пристроить, что ли?
— Да что это вы себе позволяете!
— Не смейте распускать свой поганый язык, вот что! Вам преподносят все, как на блюдечке, готовеньким, а вместо благодарности — хамство! Мне вообще не следовало вам звонить!
Он молчал.
После паузы я сказал:
— Ким Даккинен — приятельница одной моей знакомой. Желаете знать обо мне больше, спросите у полицейского по имени Гузик. Он меня знает. Он до сих пор работает в Мидтаун-Норт?
— Так вы — друг Гузика?
— Не скажу, чтобы мы так уж обожали друг друга, но он может подтвердить, что человек я честный. Я сказал Чансу, что она хочет от него уйти. А потом той же ночью кто-то ее убил. Вы по-прежнему считаете, что убийство произошло в полночь?
— Да, но это приблизительно. Ее обнаружили часов двенадцать спустя. И потом, положение, в котором находилось тело... Так что медэксперт не слишком уверен.
— Плохо.
— Лично мне больше всего жаль ту маленькую горничную. Девчонка из Эквадора. Думаю, что попала в Штаты нелегально, едва говорит по-английски, и надо же вляпаться в такое с самого начала! — Он фыркнул. — Может, желаете взглянуть на тело, подтвердить личность убитой? А там, глядишь, и еще чего вспомните.
— Разве вы не проводили опознания?
— Проводили, — ответил он. — Идентифицировали по отпечаткам пальцев. Пару лет назад на Лонг-Айленде ее как-то арестовали. За приставание к прохожим с непристойными намерениями. Просидела пятнадцать дней. С тех пор ее ни разу не задерживали.
— После этого она работала на дому, — сказал я. — А потом Чанс снял для нее квартиру на Тридцать восьмой.
— Типично нью-йоркская одиссея, — заметил он. — Что-нибудь еще добавите, Скаддер? И как мне с вами связаться, если возникнет необходимость?
Добавить мне было нечего. Я продиктовал ему свой адрес и телефон. Мы обменялись еще несколькими «любезностями», после чего я повесил трубку. И телефон тут же зазвонил. Оказывается, я должен был доплатить сорок пять центов за разговор, продлившийся больше положенных трех минут. Я разменял еще доллар, опустил монетки в щель и, вернувшись в бар, заказал порцию «Эли Тайм», неразбавленное, и стакан воды.
Осушив стаканчик, почувствовал, как внутри немного отпустило.
На этих собраниях они почему-то твердят, что пьяным становишься после первой же рюмки. Стоит выпить одну — и словно открывается некий клапан, и ты ощущаешь неукротимое желание выпить еще и еще, и выпиваешь еще и еще, и в результате напиваешься в стельку. Но тогда, возможно, я вовсе никакой и не алкоголик, потому как ничего подобного со мной не произошло. Я выпил уже две и чувствую себя гораздо лучше, и продолжать мне совсем не хочется.
А может, стоит устроить себе проверку?
Несколько минут я стоял и думал: а не выпить ли третью?
Нет. Нет, я действительно не хочу. Мне и так хорошо. Просто прекрасно!
Я оставил на стойке доллар, сгреб сдачу и направился к гостинице. Прошел мимо «Армстронга», но заходить не хотелось. Пить дальше не было ни малейшего желания.
Уже должны продавать ранний выпуск «Ньюс». Может, дойти до угла и купить?
Да ну его к дьяволу!
Я остановился у стойки администратора. Никаких новостей. Сегодня дежурил Джейкоб. Испускал слабый запах кодеина и заполнял пустые квадратики в кроссворде.
Я сказал:
— Послушайте, Джейкоб, я бы хотел поблагодарить вас за ту услугу, что вы мне вчера оказали. За тот телефонный звонок.
— О, пустяки! — ответил он.
— Нет, не пустяки, это было очень важно, — сказал я, — и я вам необычайно признателен.
Я поднялся к себе и приготовился лечь спать. Давила усталость, и было очень тяжело дышать. Уже засыпая, я на какую-то долю секунды вновь ощутил странное чувство утраты. Но что, собственно, я потерял?
Я задумался. Семь дней, вот что. Ты потерял семь дней без питья, семь непозволительно трезвых дней! Они утеряны навсегда.
Глава 8
Наутро я купил «Ньюс». Новые ужасы уже вытеснили Ким Даккинен с первой полосы. В Вашингтон-Хайтс во время попытки ограбления застрелили молодого хирурга. Он не оказал грабителю никакого сопротивления, и тем не менее тот убил его без всякой видимой причины. Вдова погибшего ожидала первенца, ребенок должен был родиться в феврале.
Сообщение об убитой девушке по вызову переместилось на вторую полосу. Ничего нового я из него не узнал. А с Деркином я с тех пор не разговаривал.
Пошел немного прогуляться. В полдень заскочил на собрание, но на середине обсуждения стал почему-то волноваться и ушел. Заглянул в кафе на Бродвее, съел сандвич с салями и запил его бутылкой темного пива «Прайэр». В обед выпил еще одну. В восемь тридцать пошел к собору Святого Павла, обошел здание, но спускаться в полуподвал не стал. И вернулся в гостиницу.
Заставил себя сидеть в номере. Хотелось выпить, но я и так осушил уже две бутылки пива и твердо решил, что отныне это будет дневной рацион. Если буду придерживаться нормы, ничего плохого со мной не случится. А где, когда и как я буду пить — прямо с утра, на голодный желудок, или же вечером перед сном, у себя в номере или в баре, в одиночку или в компании, — совершенно не важно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Вы нашли этого Дэвида Голдмана?
— Пока нет.
— И никогда не найдете. Или же этот Голдман окажется адвокатом или посредником в делах Чанса, и тот действует под его прикрытием. И потом, сам Чанс похож на кого угодно, только не на Дэвида Голдмана.
— Вы вроде бы говорили, он черный?
— Вот именно!
— Вы с ним встречались?
— Да. Он не любит тусовки, но есть два-три места, которые посещает постоянно. — Я продиктовал список. — Узнать, где он живет, мне не удалось. Держит в секрете свой адрес, насколько я понял.
— Это не проблема, — заметил Деркин. — У нас есть справочная служба. К тому же вы ведь сами дали мне его номер или забыли? Найдем адрес по этому номеру.
— Думаю, это просто телефон для связи.
— Но ведь у них должен быть его домашний телефон!
— Возможно.
— А вы сомневаетесь?
— Мне кажется, он из тех, кто тщательно заметает следы, — сказал я.
— Тогда каким же образом вы его отыскали? И вообще какое отношение вы имеете ко всему этому, а, Скаддер?
Мне захотелось повесить трубку. Я выложил ему все сведения, которыми располагал, но отвечать на его вопросы — это уж слишком! Но найти меня куда как проще, чем Чанса, и стоит мне повесить трубку, как Деркин незамедлительно этим займется.
— В пятницу вечером мы с ним виделись. Мисс Даккинен попросила меня быть ее посредником.
— Посредником? В чем?
— Просила заступиться за нее. Передать, что хочет соскочить с крючка. Сама она боялась сказать ему об этом.
— И вы с ним поговорили?
— Да.
— А вы, часом, сами не сутенер, а, Скаддер? Небось, захотели, чтобы она перебралась в ваше стойло?
Я еще крепче сжал пальцами трубку.
— Нет, у меня в этой жизни есть занятия получше, Деркин! А чего это вы вдруг заинтересовались? Свою мамочку захотели пристроить, что ли?
— Да что это вы себе позволяете!
— Не смейте распускать свой поганый язык, вот что! Вам преподносят все, как на блюдечке, готовеньким, а вместо благодарности — хамство! Мне вообще не следовало вам звонить!
Он молчал.
После паузы я сказал:
— Ким Даккинен — приятельница одной моей знакомой. Желаете знать обо мне больше, спросите у полицейского по имени Гузик. Он меня знает. Он до сих пор работает в Мидтаун-Норт?
— Так вы — друг Гузика?
— Не скажу, чтобы мы так уж обожали друг друга, но он может подтвердить, что человек я честный. Я сказал Чансу, что она хочет от него уйти. А потом той же ночью кто-то ее убил. Вы по-прежнему считаете, что убийство произошло в полночь?
— Да, но это приблизительно. Ее обнаружили часов двенадцать спустя. И потом, положение, в котором находилось тело... Так что медэксперт не слишком уверен.
— Плохо.
— Лично мне больше всего жаль ту маленькую горничную. Девчонка из Эквадора. Думаю, что попала в Штаты нелегально, едва говорит по-английски, и надо же вляпаться в такое с самого начала! — Он фыркнул. — Может, желаете взглянуть на тело, подтвердить личность убитой? А там, глядишь, и еще чего вспомните.
— Разве вы не проводили опознания?
— Проводили, — ответил он. — Идентифицировали по отпечаткам пальцев. Пару лет назад на Лонг-Айленде ее как-то арестовали. За приставание к прохожим с непристойными намерениями. Просидела пятнадцать дней. С тех пор ее ни разу не задерживали.
— После этого она работала на дому, — сказал я. — А потом Чанс снял для нее квартиру на Тридцать восьмой.
— Типично нью-йоркская одиссея, — заметил он. — Что-нибудь еще добавите, Скаддер? И как мне с вами связаться, если возникнет необходимость?
Добавить мне было нечего. Я продиктовал ему свой адрес и телефон. Мы обменялись еще несколькими «любезностями», после чего я повесил трубку. И телефон тут же зазвонил. Оказывается, я должен был доплатить сорок пять центов за разговор, продлившийся больше положенных трех минут. Я разменял еще доллар, опустил монетки в щель и, вернувшись в бар, заказал порцию «Эли Тайм», неразбавленное, и стакан воды.
Осушив стаканчик, почувствовал, как внутри немного отпустило.
На этих собраниях они почему-то твердят, что пьяным становишься после первой же рюмки. Стоит выпить одну — и словно открывается некий клапан, и ты ощущаешь неукротимое желание выпить еще и еще, и выпиваешь еще и еще, и в результате напиваешься в стельку. Но тогда, возможно, я вовсе никакой и не алкоголик, потому как ничего подобного со мной не произошло. Я выпил уже две и чувствую себя гораздо лучше, и продолжать мне совсем не хочется.
А может, стоит устроить себе проверку?
Несколько минут я стоял и думал: а не выпить ли третью?
Нет. Нет, я действительно не хочу. Мне и так хорошо. Просто прекрасно!
Я оставил на стойке доллар, сгреб сдачу и направился к гостинице. Прошел мимо «Армстронга», но заходить не хотелось. Пить дальше не было ни малейшего желания.
Уже должны продавать ранний выпуск «Ньюс». Может, дойти до угла и купить?
Да ну его к дьяволу!
Я остановился у стойки администратора. Никаких новостей. Сегодня дежурил Джейкоб. Испускал слабый запах кодеина и заполнял пустые квадратики в кроссворде.
Я сказал:
— Послушайте, Джейкоб, я бы хотел поблагодарить вас за ту услугу, что вы мне вчера оказали. За тот телефонный звонок.
— О, пустяки! — ответил он.
— Нет, не пустяки, это было очень важно, — сказал я, — и я вам необычайно признателен.
Я поднялся к себе и приготовился лечь спать. Давила усталость, и было очень тяжело дышать. Уже засыпая, я на какую-то долю секунды вновь ощутил странное чувство утраты. Но что, собственно, я потерял?
Я задумался. Семь дней, вот что. Ты потерял семь дней без питья, семь непозволительно трезвых дней! Они утеряны навсегда.
Глава 8
Наутро я купил «Ньюс». Новые ужасы уже вытеснили Ким Даккинен с первой полосы. В Вашингтон-Хайтс во время попытки ограбления застрелили молодого хирурга. Он не оказал грабителю никакого сопротивления, и тем не менее тот убил его без всякой видимой причины. Вдова погибшего ожидала первенца, ребенок должен был родиться в феврале.
Сообщение об убитой девушке по вызову переместилось на вторую полосу. Ничего нового я из него не узнал. А с Деркином я с тех пор не разговаривал.
Пошел немного прогуляться. В полдень заскочил на собрание, но на середине обсуждения стал почему-то волноваться и ушел. Заглянул в кафе на Бродвее, съел сандвич с салями и запил его бутылкой темного пива «Прайэр». В обед выпил еще одну. В восемь тридцать пошел к собору Святого Павла, обошел здание, но спускаться в полуподвал не стал. И вернулся в гостиницу.
Заставил себя сидеть в номере. Хотелось выпить, но я и так осушил уже две бутылки пива и твердо решил, что отныне это будет дневной рацион. Если буду придерживаться нормы, ничего плохого со мной не случится. А где, когда и как я буду пить — прямо с утра, на голодный желудок, или же вечером перед сном, у себя в номере или в баре, в одиночку или в компании, — совершенно не важно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86