Не хотел оставлять лишних отпечатков. Судя по всему, там были в основном успокаивающие. Набор пробирок и склянок. Валиум, либриум. Потом элавил, тоже снотворное, типа секонала. Потом упаковки с таблетками для поднятия тонуса, как их там, вроде бы риталин. Но в основном успокаивающие, — повторил он. — Да там такие штуки были, о которых я сроду не слыхивал! Надо быть врачом, чтобы разобраться, что к чему.
— И вы не знали, что она принимала эти таблетки?
— Понятия не имел!.. Подите-ка сюда, взгляните! — Осторожно, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, он выдвинул ящик комода. — Вот полюбуйтесь! — Рядом со стопкой аккуратно сложенных свитеров стояли примерно две дюжины пузырьков. — Я думаю, есть человек, который по уши замешан в этом дерьме! — сказал он. — Который потом испугался и смылся. А я ничего о нем не знаю. И это бесит меня, Мэтт. Вы прочли записку?
Записка была на туалетном столике, и подставкой для нее служил флакон туалетной воды «Норель».
Я отодвинул флакон тыльной стороной ладони, взял записку и подошел к окну. Написана она была бледно-коричневыми чернилами на бежевой бумаге, и для того, чтобы увидеть текст, нужно было больше света.
Я прочитал следующее:
"Ким, тебе повезло. Ты нашла человека, который сделал это за тебя. Мне приходится самой.
Если бы у меня хватило мужества, я бы предпочла прыжок из окна. Летела бы себе вниз, а на середине «пути» могла, бы передумать, и всю оставшуюся часть этого «пути» смеялась бы над собой. Но мужества у меня нет, а лезвие бритвы тупое.
Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу.
Все бесполезно. Прошли хорошие времена. Чанс, прости. Ты показал мне, что такое счастливая жизнь, но теперь все кончилось. Праздничные толпы разошлись по домам. Веселье иссякло, соревнования закончились. И никто не знает, с каким счетом.
Нет иного способа соскочить с этой карусели. Она выбрала медное кольцо, и палец у нее позеленел.
Никто не купит мне изумруды. Никто не собирается дать мне ребенка. Никто уже не спасет мою жизнь.
Меня тошнит от улыбок. Мне до тошноты надоело бежать, догонять и цепляться. Счастливым дням конец"
Я смотрел из окна на Гудзон и упирающиеся в небо зубчатые очертания небоскребов. Санни жила и умерла на тридцать втором этаже высотного жилого дома под названием «Линкольн-Вью-Гарденс», хотя никакими садами здесь и не пахло. Если не считать, конечно, пальм в кадках внизу, в вестибюле.
— А вон там Линкольн-центр, — сказал Чанс.
Я кивнул.
— Надо было поселить здесь Мэри Лу. Она любит ходить на концерты, а отсюда до Центра — рукой подать, можно и пешком. Но вся штука в том, что она привыкла жить в Вест-Сайде, а я настаивал, чтобы она переехала в Ист-Сайд. Иногда, знаете, надо менять обстановку. Вносить хоть какое-то разнообразие в их жизнь.
Меня не слишком интересовали психологические проблемы и тонкости работы сутенера. Я спросил:
— Она и раньше пыталась?
— Что? Покончить с собой?
— Да. Ну, вот же она пишет: «Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу»
— Нет, при мне этого не было. А я знаю ее вот уже два года.
— Что она имела в виду, написав: «... лезвие бритвы тупое»?
— Не знаю.
Я подошел к телу и осмотрел запястье той руки, которую она закинула за голову На коже отчетливо проступали тонкие горизонтальные шрамы. Идентичный шрам я обнаружил и на другой руке. Поднялся, перечитал записку.
— Ну, что там, приятель?
Я достал блокнот и переписал в него весь текст предсмертного послания, слово в слово. Затем стер отпечатки своих пальцев «Клинексом» и положил записку на место, на туалетный столик, прислонив к флакону с туалетной водой.
И спросил:
— А теперь расскажите, Чанс, что вы делали вчера ночью?
— Но я ведь уже говорил! Позвонил ей и забеспокоился. Сам не знаю, почему. И приехал сюда.
— Во сколько?
— Где-то после двух. Точно не помню.
— И сразу поднялись к ней?
— Да.
— Привратник вас видел?
— Да. Кивнули друг другу. Он меня знает. Думает, я живу здесь.
— Итак, он вас запомнил.
— Послушайте, приятель, ну откуда мне знать, что он помнит, а что — нет?
— Он работает только по уик-эндам или в пятницу тоже дежурил?
— Понятия не имею. А что?
— Если он работает каждую ночь, то должен помнить, что видел вас, а вот когда именно — вряд ли. Если же он работает только по субботам...
— Вас понял.
В маленькой кухне рядом с раковиной я увидел бутылку «Джорджи», в ней еще оставалось немного водки. Рядом валялась пустая картонка от апельсинового сока. В раковине стоял стакан с остатками жидкости, походившей на смесь этих двух напитков; от лужицы рвоты на ковре попахивало апельсином. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы соединить эти факты в одно целое. Таблетки снотворного, запитые алкоголем, действуют быстрее и эффективнее.
«Надеюсь, на этот раз я приняла достаточно...»
Я с трудом преодолел желание выплеснуть водку в раковину.
— И сколько вы здесь пробыли. Чанс?
— Не знаю. Как-то потерял представление о времени.
— На обратном пути говорили с привратником?
Он покачал головой.
— Нет. Я спустился в подвал, прошел через гараж и сел в машину.
— Выходит, он вас не видел?
— Никто не видел.
— Ну, а когда вы были здесь...
— Я же сказал, заглянул в ящики и шкафы. Почти ничего не трогал и не передвигал.
— Вы прочли записку.
— Да. Но в руки ее не брал.
— Звонили куда-нибудь?
— Только к себе в справочную. И еще вам. Но вас не было.
Да, меня не было. Я в это время ломал ноги чернокожему ублюдку в трех милях отсюда. Я спросил:
— И никаких междугородных звонков?
— Я же сказал, приятель, всего два звонка. Не междугородных. Да отсюда до вашей гостиницы рукой подать. Камень можно добросить. Так что, какой междугородный...
Я и сам мог вчера дойти сюда пешком, после собрания, после того, как позвонил и она опять не сняла трубку. Была ли Санни в то время еще жива? Я представил, как она лежит вот на этой постели и ждет. Ждет, пока подействуют таблетки, запитые водкой, а телефон все звонит и звонит. Она бы и на звонок в дверь тоже не прореагировала. Или все же открыла бы?..
Возможно. А может, она уже была без сознания. Но ведь я мог заподозрить что-то неладное, мог позвать управляющего или вышибить дверь и подоспеть вовремя, чтобы...
Как же! И еще спасти Клеопатру от укуса этого поганого аспида, родись я на несколько веков раньше.
Я спросил:
— Так, значит, у вас были ключи и от этой квартиры?
— У меня ключи от всех их квартир.
— И вы просто отперли дверь и вошли?
Он покачал головой.
— Нет, она заперлась на цепочку. Я как только увидел это, сразу понял — что-то не так. Дверь приотворилась дюйма на два-три, дальше цепочка не пускала. Значит, что-то случилось, — повторил он. — Сорвал цепочку и вошел. Ну, а дальше вы знаете. Увидел то, что мне меньше всего хотелось бы увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— И вы не знали, что она принимала эти таблетки?
— Понятия не имел!.. Подите-ка сюда, взгляните! — Осторожно, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, он выдвинул ящик комода. — Вот полюбуйтесь! — Рядом со стопкой аккуратно сложенных свитеров стояли примерно две дюжины пузырьков. — Я думаю, есть человек, который по уши замешан в этом дерьме! — сказал он. — Который потом испугался и смылся. А я ничего о нем не знаю. И это бесит меня, Мэтт. Вы прочли записку?
Записка была на туалетном столике, и подставкой для нее служил флакон туалетной воды «Норель».
Я отодвинул флакон тыльной стороной ладони, взял записку и подошел к окну. Написана она была бледно-коричневыми чернилами на бежевой бумаге, и для того, чтобы увидеть текст, нужно было больше света.
Я прочитал следующее:
"Ким, тебе повезло. Ты нашла человека, который сделал это за тебя. Мне приходится самой.
Если бы у меня хватило мужества, я бы предпочла прыжок из окна. Летела бы себе вниз, а на середине «пути» могла, бы передумать, и всю оставшуюся часть этого «пути» смеялась бы над собой. Но мужества у меня нет, а лезвие бритвы тупое.
Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу.
Все бесполезно. Прошли хорошие времена. Чанс, прости. Ты показал мне, что такое счастливая жизнь, но теперь все кончилось. Праздничные толпы разошлись по домам. Веселье иссякло, соревнования закончились. И никто не знает, с каким счетом.
Нет иного способа соскочить с этой карусели. Она выбрала медное кольцо, и палец у нее позеленел.
Никто не купит мне изумруды. Никто не собирается дать мне ребенка. Никто уже не спасет мою жизнь.
Меня тошнит от улыбок. Мне до тошноты надоело бежать, догонять и цепляться. Счастливым дням конец"
Я смотрел из окна на Гудзон и упирающиеся в небо зубчатые очертания небоскребов. Санни жила и умерла на тридцать втором этаже высотного жилого дома под названием «Линкольн-Вью-Гарденс», хотя никакими садами здесь и не пахло. Если не считать, конечно, пальм в кадках внизу, в вестибюле.
— А вон там Линкольн-центр, — сказал Чанс.
Я кивнул.
— Надо было поселить здесь Мэри Лу. Она любит ходить на концерты, а отсюда до Центра — рукой подать, можно и пешком. Но вся штука в том, что она привыкла жить в Вест-Сайде, а я настаивал, чтобы она переехала в Ист-Сайд. Иногда, знаете, надо менять обстановку. Вносить хоть какое-то разнообразие в их жизнь.
Меня не слишком интересовали психологические проблемы и тонкости работы сутенера. Я спросил:
— Она и раньше пыталась?
— Что? Покончить с собой?
— Да. Ну, вот же она пишет: «Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу»
— Нет, при мне этого не было. А я знаю ее вот уже два года.
— Что она имела в виду, написав: «... лезвие бритвы тупое»?
— Не знаю.
Я подошел к телу и осмотрел запястье той руки, которую она закинула за голову На коже отчетливо проступали тонкие горизонтальные шрамы. Идентичный шрам я обнаружил и на другой руке. Поднялся, перечитал записку.
— Ну, что там, приятель?
Я достал блокнот и переписал в него весь текст предсмертного послания, слово в слово. Затем стер отпечатки своих пальцев «Клинексом» и положил записку на место, на туалетный столик, прислонив к флакону с туалетной водой.
И спросил:
— А теперь расскажите, Чанс, что вы делали вчера ночью?
— Но я ведь уже говорил! Позвонил ей и забеспокоился. Сам не знаю, почему. И приехал сюда.
— Во сколько?
— Где-то после двух. Точно не помню.
— И сразу поднялись к ней?
— Да.
— Привратник вас видел?
— Да. Кивнули друг другу. Он меня знает. Думает, я живу здесь.
— Итак, он вас запомнил.
— Послушайте, приятель, ну откуда мне знать, что он помнит, а что — нет?
— Он работает только по уик-эндам или в пятницу тоже дежурил?
— Понятия не имею. А что?
— Если он работает каждую ночь, то должен помнить, что видел вас, а вот когда именно — вряд ли. Если же он работает только по субботам...
— Вас понял.
В маленькой кухне рядом с раковиной я увидел бутылку «Джорджи», в ней еще оставалось немного водки. Рядом валялась пустая картонка от апельсинового сока. В раковине стоял стакан с остатками жидкости, походившей на смесь этих двух напитков; от лужицы рвоты на ковре попахивало апельсином. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы соединить эти факты в одно целое. Таблетки снотворного, запитые алкоголем, действуют быстрее и эффективнее.
«Надеюсь, на этот раз я приняла достаточно...»
Я с трудом преодолел желание выплеснуть водку в раковину.
— И сколько вы здесь пробыли. Чанс?
— Не знаю. Как-то потерял представление о времени.
— На обратном пути говорили с привратником?
Он покачал головой.
— Нет. Я спустился в подвал, прошел через гараж и сел в машину.
— Выходит, он вас не видел?
— Никто не видел.
— Ну, а когда вы были здесь...
— Я же сказал, заглянул в ящики и шкафы. Почти ничего не трогал и не передвигал.
— Вы прочли записку.
— Да. Но в руки ее не брал.
— Звонили куда-нибудь?
— Только к себе в справочную. И еще вам. Но вас не было.
Да, меня не было. Я в это время ломал ноги чернокожему ублюдку в трех милях отсюда. Я спросил:
— И никаких междугородных звонков?
— Я же сказал, приятель, всего два звонка. Не междугородных. Да отсюда до вашей гостиницы рукой подать. Камень можно добросить. Так что, какой междугородный...
Я и сам мог вчера дойти сюда пешком, после собрания, после того, как позвонил и она опять не сняла трубку. Была ли Санни в то время еще жива? Я представил, как она лежит вот на этой постели и ждет. Ждет, пока подействуют таблетки, запитые водкой, а телефон все звонит и звонит. Она бы и на звонок в дверь тоже не прореагировала. Или все же открыла бы?..
Возможно. А может, она уже была без сознания. Но ведь я мог заподозрить что-то неладное, мог позвать управляющего или вышибить дверь и подоспеть вовремя, чтобы...
Как же! И еще спасти Клеопатру от укуса этого поганого аспида, родись я на несколько веков раньше.
Я спросил:
— Так, значит, у вас были ключи и от этой квартиры?
— У меня ключи от всех их квартир.
— И вы просто отперли дверь и вошли?
Он покачал головой.
— Нет, она заперлась на цепочку. Я как только увидел это, сразу понял — что-то не так. Дверь приотворилась дюйма на два-три, дальше цепочка не пускала. Значит, что-то случилось, — повторил он. — Сорвал цепочку и вошел. Ну, а дальше вы знаете. Увидел то, что мне меньше всего хотелось бы увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86