Далеко в горах. У сестры.
— И там же похоронили?.. Пате-ипа кивнул.
Рыжий помолчал немного и вдруг спросил:
— Помнишь, как инжир воровали в твоем дворе?
— Еще бы!
— Твоя несчастная мать гоняла нас. — Рыжий попросил сигарету. Он продолжал: — Мы, помнится, и тогда курили. Покуривали. Особенно я. Послушай, разве это было не вчера?
— Вполне возможно, что вчера.
— Мы курили, ругались матом, по не пили...
— Нет, не пили, — подтвердил Пате-ипа.
— Не такие уж плохие мы были... — Рыжий надсадно закашлялся. Из рыжего он сделался багровым. Его чуть не рвало. Пате-ипа подал ему воды, но тот замахал руками.
— Выпей, — посоветовал Пате-ипа.
— Я дождусь Обезьяны, — сквозь кашель выговорил Рыжий.
— А у Обезьяны есть все-таки имя и фамилия? Человеческое имя?
Рыжий задумался. Немножко пришел в себя. И сказал:
— Кажется, Костя... То есть наверняка Костя. А вот фамилия?.. Логуа, может быть... Но ты не смущайся — зови просто Обезьяной. Он привык и не обижается.
Обезьяна вернулся довольно быстро: из кармана у него торчало бутылочное горлышко. Впрочем, он и не скрывал, того, что в кармане, гордо поставил на стол, позванивая тремя гранеными стаканами.
— Закусывать не будем, — решил Груапш, — запьем водою.
Ближайшие соседи по столикам приметили бутылочку и многозначительными гримасами подбодрили пьющих.Груапш разлил всю бутылку разом по стаканам, никого не обделил — умеючи разлил. А пустую бутылку поставил у своих ног на землю...
— Слушай, Закан, ты всегда был славный малый. А ты, Обезьяна, знай: он мне как брат. Слышишь?
Обезьяна кивнул.
— Раз слышишь — пей! За моего друга и брата. Пате-ипа отпил глоточек. Обезьяна выпил половину.
Груапш опорожнил весь стакан и запил водою.
— А наших ребят помнишь? — спросил он Заканбея.
— Помню. Как не помнить?
Груапш расхохотался. Взялся руками за стол, чтобы не упасть, и хохотал. А почему? — неизвестно.
Обезьяна заказал себе кофе, принес его и поставил перед собой.
— Ты знаешь, почему я смеюсь? — спросил Рыжий Заканбея Пате-ипа.
— Почему, Гриша?
— Я вспомнил, как мы стекла били в одном домишке. В одном веселом домике... Помнишь?.. Недалеко отсюда... На углу...
— Ну как же, как же!
Груапш поинтересовался, не будет ли Пате-ипа допивать свой коньяк. Тот охотно отлил половину Груапшу.
— Закапбей, я был совсем пацан, по мне нравилась одна деваха... Ах-ха-ха! Такая рыжеволосая, с зелеными глазами...
Заканбей Пате-ипа вздрогнул. Быстро проглотил свой коньяк и отпил кофе.
— Послушай, Заканбей, она была нестарая, как ангел, как мармелад, хоть и поношенная! Я разбил оконное стекло, и она мне погрозила красивым кулачком. Она не знала, что я это от любви...
Обезьяна хихикнул. Груапш презрительно взглянул на него. И, помолчав, решительно заявил:
— Больше пить не будем.
— Не будем, — простодушно согласился Пате-ипа, чем весьма огорчил Груапша.
— А ты долго еще пробудешь здесь, Закан?
— Месяц...
— Так мы увидимся?
— Разумеется, Гриша.
— Нам надо о многом поговорить, Закан... — Груапш нехорошо икнул.
Пате-ипа сказал:
— Ты уверен, что та была рыжеволосая, с зелеными глазами?
— То есть абсолютно! — воскликнул Груапш, — А что?
— Нет, ничего. Я так.
— Закан, нам о многом надо поговорить, - Груапш несмелой походкой отошел к соседнему столику,
— Хороший парень, — сказал про него Обезьяна,
— Он пьет много?
— Нет, чуть-чуть, но все время,
— Где работает?
Обезьяна задумался. Пожал плечами!
— Он целыми днями здесь. Но где-то, наверно, работает.
Заканбей Пате-ипа усмехнулся!
— Такая удобная работа?
— Ну да, — без тени иронии ответил Обезьяна. И с возмущением добавил: — Да ты погляди вокруг, на эту горстку бездельников! Кто они? Есть спекулянты, есть просто лентяи, которые на шее у жен сидят. Это же отпетые бездельники. И дуют себе кофе, будто наркоманы! — Обезьяна с яростью допил свой коньяк.
Лодка уткнулась в песок. Два рыбака-любителя спрыгнули в воду и потянули лодку на берег. Купальщиков было немного — май вдохновлял лишь единицы на общение с морской стихией. Однако солнце светило с каждым днем все жарче, прибывали курортники...
Рыбак постарше окликнул какого-то мальчишку, и втроем они поставили нетяжелую лодку в безопасное место.И только после этого рыбаки поднялись наверх, неся в руках снасти и небольшую корзину с уловом.
Наверху, под пальмой, их дожидался Заканбей Пате-ипа. Он просто преградил дорогу старшему.
— Черт возьми, — сказал Заканбей, — где может быть Тараш Сниада? Конечно, в море! Старик, ты не изменился ни на столечко!
Тараш Сниада, которому вполне пристало определение «жирный», на минутку замер, а в следующую бросился обнимать Заканбея. Они были одногодки, но Тараш выглядел значительно старше, возможно, из-за седых волос.
Полнота его была болезненная, и цвет лица неважный. Глаза — некогда синие — с годами выцвели...
— Ну, молодец! — говорил Тараш. — Приехал-таки! А как же, а как же! Пора, пора на родную землю! Послушай, Закан, как бы хорошо ни было тебе там — здесь лучше.
— Я ненадолго, — сказал Пате-ипа.
— А через год-два — навсегда? Надеюсь, ты пополнишь ряды местных пенсионеров.
— Возможно... А что на море?
Тараш оборотился к морю. На лицо его упали живые солнечные лучи, но цвет кожи от этого не стал лучше. Казалось, под нею давно перестала биться кровь. «А ведь всего пятьдесят семь», — подумал Пате-ипа. И представил себе розовощекого юношу, неугомонного, как пламя костра.
— На море, — сказал Тараш, — порядок. Мы взяли немного кефали, немного крупной хамсы, немного горбылей, немного жирных бычков...
— Это уже много, — заметил Пате-ипа.
— Главное, там хороший воздух. Дышишь на берегу — и чувствуешь, как в бронхах пыль оседает. А там только озон... Послушай, Закан, пошли ко мне. Пообедаем, а?
— Спасибо. Я еще поброжу. Может, переоденешься и выйдешь потом на бульвар?
— Ладно. Ты всегда был немного официальный. Таким и остался.
— Ну что ты, Тараш!
— Ей-богу! На твоем месте я без лишних слов пошел бы со старым другом.
Тараш похлопал Заканбея по плечу. Посмотрел ему в глаза. Те же они — карие, и брови вразлет — те же. И волосы по-прежнему густые, только седоватые. Полнота обычная, мужская: не худ и не очень плотен. Разве время не для всех течет одинаково? Конечно же, для всех! Теоретически. А на поверку выходит как? Одни стареют прежде времени, другие сохраняют силу и былую внешность. Разве не так?
Тараш говорит об этом, и Заканбей из вежливости кивает головою.
— А ты, Тараш не стареешь, держишь свою марку!
— Я? Марку? Не думал, что ты такой умелый на комплименты. Может, ты скажешь, что и Груапш красив и молод?
— Почему ты вспомнил именно его?
— Очень просто. Мимо Груапша никто не пройдет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— И там же похоронили?.. Пате-ипа кивнул.
Рыжий помолчал немного и вдруг спросил:
— Помнишь, как инжир воровали в твоем дворе?
— Еще бы!
— Твоя несчастная мать гоняла нас. — Рыжий попросил сигарету. Он продолжал: — Мы, помнится, и тогда курили. Покуривали. Особенно я. Послушай, разве это было не вчера?
— Вполне возможно, что вчера.
— Мы курили, ругались матом, по не пили...
— Нет, не пили, — подтвердил Пате-ипа.
— Не такие уж плохие мы были... — Рыжий надсадно закашлялся. Из рыжего он сделался багровым. Его чуть не рвало. Пате-ипа подал ему воды, но тот замахал руками.
— Выпей, — посоветовал Пате-ипа.
— Я дождусь Обезьяны, — сквозь кашель выговорил Рыжий.
— А у Обезьяны есть все-таки имя и фамилия? Человеческое имя?
Рыжий задумался. Немножко пришел в себя. И сказал:
— Кажется, Костя... То есть наверняка Костя. А вот фамилия?.. Логуа, может быть... Но ты не смущайся — зови просто Обезьяной. Он привык и не обижается.
Обезьяна вернулся довольно быстро: из кармана у него торчало бутылочное горлышко. Впрочем, он и не скрывал, того, что в кармане, гордо поставил на стол, позванивая тремя гранеными стаканами.
— Закусывать не будем, — решил Груапш, — запьем водою.
Ближайшие соседи по столикам приметили бутылочку и многозначительными гримасами подбодрили пьющих.Груапш разлил всю бутылку разом по стаканам, никого не обделил — умеючи разлил. А пустую бутылку поставил у своих ног на землю...
— Слушай, Закан, ты всегда был славный малый. А ты, Обезьяна, знай: он мне как брат. Слышишь?
Обезьяна кивнул.
— Раз слышишь — пей! За моего друга и брата. Пате-ипа отпил глоточек. Обезьяна выпил половину.
Груапш опорожнил весь стакан и запил водою.
— А наших ребят помнишь? — спросил он Заканбея.
— Помню. Как не помнить?
Груапш расхохотался. Взялся руками за стол, чтобы не упасть, и хохотал. А почему? — неизвестно.
Обезьяна заказал себе кофе, принес его и поставил перед собой.
— Ты знаешь, почему я смеюсь? — спросил Рыжий Заканбея Пате-ипа.
— Почему, Гриша?
— Я вспомнил, как мы стекла били в одном домишке. В одном веселом домике... Помнишь?.. Недалеко отсюда... На углу...
— Ну как же, как же!
Груапш поинтересовался, не будет ли Пате-ипа допивать свой коньяк. Тот охотно отлил половину Груапшу.
— Закапбей, я был совсем пацан, по мне нравилась одна деваха... Ах-ха-ха! Такая рыжеволосая, с зелеными глазами...
Заканбей Пате-ипа вздрогнул. Быстро проглотил свой коньяк и отпил кофе.
— Послушай, Заканбей, она была нестарая, как ангел, как мармелад, хоть и поношенная! Я разбил оконное стекло, и она мне погрозила красивым кулачком. Она не знала, что я это от любви...
Обезьяна хихикнул. Груапш презрительно взглянул на него. И, помолчав, решительно заявил:
— Больше пить не будем.
— Не будем, — простодушно согласился Пате-ипа, чем весьма огорчил Груапша.
— А ты долго еще пробудешь здесь, Закан?
— Месяц...
— Так мы увидимся?
— Разумеется, Гриша.
— Нам надо о многом поговорить, Закан... — Груапш нехорошо икнул.
Пате-ипа сказал:
— Ты уверен, что та была рыжеволосая, с зелеными глазами?
— То есть абсолютно! — воскликнул Груапш, — А что?
— Нет, ничего. Я так.
— Закан, нам о многом надо поговорить, - Груапш несмелой походкой отошел к соседнему столику,
— Хороший парень, — сказал про него Обезьяна,
— Он пьет много?
— Нет, чуть-чуть, но все время,
— Где работает?
Обезьяна задумался. Пожал плечами!
— Он целыми днями здесь. Но где-то, наверно, работает.
Заканбей Пате-ипа усмехнулся!
— Такая удобная работа?
— Ну да, — без тени иронии ответил Обезьяна. И с возмущением добавил: — Да ты погляди вокруг, на эту горстку бездельников! Кто они? Есть спекулянты, есть просто лентяи, которые на шее у жен сидят. Это же отпетые бездельники. И дуют себе кофе, будто наркоманы! — Обезьяна с яростью допил свой коньяк.
Лодка уткнулась в песок. Два рыбака-любителя спрыгнули в воду и потянули лодку на берег. Купальщиков было немного — май вдохновлял лишь единицы на общение с морской стихией. Однако солнце светило с каждым днем все жарче, прибывали курортники...
Рыбак постарше окликнул какого-то мальчишку, и втроем они поставили нетяжелую лодку в безопасное место.И только после этого рыбаки поднялись наверх, неся в руках снасти и небольшую корзину с уловом.
Наверху, под пальмой, их дожидался Заканбей Пате-ипа. Он просто преградил дорогу старшему.
— Черт возьми, — сказал Заканбей, — где может быть Тараш Сниада? Конечно, в море! Старик, ты не изменился ни на столечко!
Тараш Сниада, которому вполне пристало определение «жирный», на минутку замер, а в следующую бросился обнимать Заканбея. Они были одногодки, но Тараш выглядел значительно старше, возможно, из-за седых волос.
Полнота его была болезненная, и цвет лица неважный. Глаза — некогда синие — с годами выцвели...
— Ну, молодец! — говорил Тараш. — Приехал-таки! А как же, а как же! Пора, пора на родную землю! Послушай, Закан, как бы хорошо ни было тебе там — здесь лучше.
— Я ненадолго, — сказал Пате-ипа.
— А через год-два — навсегда? Надеюсь, ты пополнишь ряды местных пенсионеров.
— Возможно... А что на море?
Тараш оборотился к морю. На лицо его упали живые солнечные лучи, но цвет кожи от этого не стал лучше. Казалось, под нею давно перестала биться кровь. «А ведь всего пятьдесят семь», — подумал Пате-ипа. И представил себе розовощекого юношу, неугомонного, как пламя костра.
— На море, — сказал Тараш, — порядок. Мы взяли немного кефали, немного крупной хамсы, немного горбылей, немного жирных бычков...
— Это уже много, — заметил Пате-ипа.
— Главное, там хороший воздух. Дышишь на берегу — и чувствуешь, как в бронхах пыль оседает. А там только озон... Послушай, Закан, пошли ко мне. Пообедаем, а?
— Спасибо. Я еще поброжу. Может, переоденешься и выйдешь потом на бульвар?
— Ладно. Ты всегда был немного официальный. Таким и остался.
— Ну что ты, Тараш!
— Ей-богу! На твоем месте я без лишних слов пошел бы со старым другом.
Тараш похлопал Заканбея по плечу. Посмотрел ему в глаза. Те же они — карие, и брови вразлет — те же. И волосы по-прежнему густые, только седоватые. Полнота обычная, мужская: не худ и не очень плотен. Разве время не для всех течет одинаково? Конечно же, для всех! Теоретически. А на поверку выходит как? Одни стареют прежде времени, другие сохраняют силу и былую внешность. Разве не так?
Тараш говорит об этом, и Заканбей из вежливости кивает головою.
— А ты, Тараш не стареешь, держишь свою марку!
— Я? Марку? Не думал, что ты такой умелый на комплименты. Может, ты скажешь, что и Груапш красив и молод?
— Почему ты вспомнил именно его?
— Очень просто. Мимо Груапша никто не пройдет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30