Человек был ранен.
– И он... – Хьюго хотел продолжить список прегрешений нового помощника.
– И я, – перебил его Виктор, – выстрелил из винтовки в рыцаря и выбил того из седла.
– Упавший наверняка погиб, – добавил Хьюго.
– Рыцарь был в нашей зоне? – спросил хозяин.
– Да, в круге, – после паузы, явно с неохотой подтвердил начальник охраны.
– Ну, тогда ничего страшного. Рыцарь нарушил договор, за что и поплатился.
– Если захотят, они на нас нападут! – прошипел Хьюго.
– Если захотят, они нападут без всякой нашей вины, – сказал Бурлаков. – Но если их не бить по рукам, они обнаглеют. Не стоит преувеличивать мощь Валгаллы, Хьюго!
– Это вы ее преуменьшаете! – неожиданно огрызнулся Хьюго, чего Виктор никак не ожидал. – Если бы мы обладали хоть десятой долей ее силы!
Григорий Иванович поднялся из-за стола. Кто-то закричал! «Хозяин! Да здравствует!» Бурлаков поднял руку. Приветствия смолкли. Он уселся за длинный стол, приобнял Светлану, что-то шепнул Гансу. Распоряжался. Как бы невзначай.
– Ваш отец был точно такой же, как вы, – шепнул Хьюго на ухо Ланьеру. – Лез туда, куда его никто не просил. И вечно придумывал какие-то идиотские планы. К счастью, он ушел за врата.
– Он вернется, – пообещал Виктор.
– Не имеет значения. Он прошел врата. Значит, потерял все, что накопил за пятьдесят лет. Извините меня, но это мог сделать только идиот.
– Разве Поль Ланьер больше не владеет замком? – удивился Виктор.
– Владеет? – хмыкнул Хьюго. – В этом мире никто ничем не владеет. Здесь все можно отнять. У нас не владеют, а повелевают. А ваш папаша, уважаемый Виктор Павлович, ничем больше не повелевает.
3
– Просыпайся! Опасность! – выкрикнул над самым ухом Арутян.
Виктор вскочил. В узкое оконце струился серый свет. Что сейчас? Ночь? День? Судя по тишине в крепости – ночь. Виктор натянул брюки и куртку. Взял кобуру с «береттой» и нож.
Шагнул к двери.
– Виктор Павлович! – послышался сдавленный голос из коридора. – Откройте!
– Димаш?
Виктор распахнул дверь. На пороге стоял Димаш в одном белье.
– Меня Терри прислала. Хьюго хочет раненого синяка, ну, этого Форака, из больницы забрать. Явился с подручными. Терри ему дверь не открыла в изолятор, так он велел замок ломать. Скорее!
Виктор кинулся бежать. Босиком. Камни крепости были как лед. «Скорее!» – билось в висках. Виктор потерял равновесие и чуть ли не кубарем скатился по лестнице. Рванул дверь. И сразу услышал женский крик и громкие мужские голоса.
Потом мужские голоса. Что он будет делать? Он еще точно не знал.
Промчался дальше. Дверь в госпиталь распахнута. Недлинный коридор. Потом поворот. Слева – операционная и палаты, справа – боксы. У закрытой двери в первый бокс стояла Терри.
– В чем дело? – Руки у нее были скрещены на груди.
– Где Хьюго?
– Удалился. Мы с ним немного поспорили.
– Почему вы сразу не послали за мной?! – возмутился Ланьер.
– Не волнуйтесь, я отлично справилась.
– Я чуток помог... – высунулся из двери напротив Каланжо.
– Каким образом?
Каланжо хитро прищурился, вытащил из кармана брюк гранату.
– Не бойся, она – парализующая. Ну, поваляешься полчаса в отключке. Одна неприятность: все мышцы расслабляются, кишечник и мочевой пузырь опорожняются. Вонища!
«Воображаю, как Хьюго взъярился», – подумал Ланьер.
И еще подумал, что стоит на всякий случай носить с собой парализующую гранату.
– Ты встал на пути у эсбэшника! – покачал головой Виктор. – Не боишься? Хьюго быстренько докажет Бурлакову, кто был прав.
– Плевать на его доказательства. Твой Бурлаков пригласил нас зимовать у него в крепости. А гостям морды не бьют. Особенно если этот гость – женщина. И потом... – Каланжо подмигнул. – Я подозреваю, что в здешнем мире хватает мест, где можно перезимовать. И где мы не будем каждый день видеть господина Хьюго. Этому павиану все время кажется, что в стаде слишком мало порядка.
– Да что ж ты все время о павианах да о павианах? – спросил Ланьер. – Жил среди них?
– Почему это – «жил»? Я и сейчас среди них живу.
МИР
Глава 20
1
Чернота. Потом свет. Вернее, что-то похожее на свет. В груди – жгучий комок. Знакомо. Неболь. Именно так, слитно. Она страшнее боли. Выворачивает наизнанку, а ты не можешь блевать. Давишься, не в силах раскрыть рта, задыхаешься, не в силах вздохнуть. Время идет, минуты стекают в часы. Первым возвращается зрение. С трудом различимы предметы. Окно, стена, какой-то шкаф, старый, с открытыми дверцами.
Поль уже слышит отдельные звуки – заунывный вой за окном (мобиль не заводится, двигатель надрывается и глохнет), какой-то грохот, стук, шаги, они отдаются внутри черепа эхом. Но прислушиваться нет сил.
Голоса все отчетливее. Ясно уже – говорят о нем. Что именно говорят – неинтересно. Ему хочется только одного – кричать. Вопить. Орать так, чтобы заложило уши. Но он не в силах разлепить губ. Его обработали нейтралом. Изобретение последней настоящей войны, его тоннами применяли в госпиталях, кололи тяжелораненым во время транспортировки. Или до операции, когда раненые ждали своей очереди в операционную. Нейтрал дешев и не дает человеку в течение шести часов двигаться и говорить. Раненые не кричат, не рвут бинты с ран, не повторяют сиплыми противными голосами: «Пить». Они даже не могут умереть от болевого шока. Потому что по независимой болевой шкале больной испытывает лишь некоторое неприятное чувство. Когда эскулапов спрашивали, почему это неприятное чувство рвет человека на части, те пожимали плечами и говорили, что это самовнушение. Человек ожидает боль, он ее воображает. Фантомные боли. Так болит ампутированная нога. А тут у человека как бы отнимают все тело. Прежде чем тащить на себе раненого Поля, Бурлаков вколол рядовому Ланьеру лошадиную дозу нейтрала. И то чувство Поль никогда уже не забудет...
Кричать вдруг расхотелось. Комок внутри быстро рассасывался, по спине стекали капли пота. Правая рука дернулась. Поль был уверен, что уже может пошевелить правой ногой.
– Он все еще неподвижен? – спросил чей-то голос.
Кажется, мужской. Ему отвечал тонкий, скорее всего, мальчишеский. Во всяком случае, молодой. Этот второй, мальчишка, несомненно, смертельно трусил.
– На койке лежит, как замороженный. Все хреново. Ты говорил: траст ми! Вот я и дотрастался! Копа пришили! Теперь виндексы в турборежиме шмонают всех подряд. Замордорят нас. Тут и «белуха» твоя не поможет.
– Спокойно, френд! Главное, этот человек здесь!
Поль прикрыл глаза. Из-под сомкнутых век катились слезы. Глаза жгло невыносимо. Отходняк. Нейтрал. По телу пробежала судорога. Еще одна. Поль кусал губы, чтобы не закричать. Но эту боль уже можно терпеть.
– Нет, ты послушай! Копы просто так это дело не оставят! Начнут пиявок ловить. И меня схватят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– И он... – Хьюго хотел продолжить список прегрешений нового помощника.
– И я, – перебил его Виктор, – выстрелил из винтовки в рыцаря и выбил того из седла.
– Упавший наверняка погиб, – добавил Хьюго.
– Рыцарь был в нашей зоне? – спросил хозяин.
– Да, в круге, – после паузы, явно с неохотой подтвердил начальник охраны.
– Ну, тогда ничего страшного. Рыцарь нарушил договор, за что и поплатился.
– Если захотят, они на нас нападут! – прошипел Хьюго.
– Если захотят, они нападут без всякой нашей вины, – сказал Бурлаков. – Но если их не бить по рукам, они обнаглеют. Не стоит преувеличивать мощь Валгаллы, Хьюго!
– Это вы ее преуменьшаете! – неожиданно огрызнулся Хьюго, чего Виктор никак не ожидал. – Если бы мы обладали хоть десятой долей ее силы!
Григорий Иванович поднялся из-за стола. Кто-то закричал! «Хозяин! Да здравствует!» Бурлаков поднял руку. Приветствия смолкли. Он уселся за длинный стол, приобнял Светлану, что-то шепнул Гансу. Распоряжался. Как бы невзначай.
– Ваш отец был точно такой же, как вы, – шепнул Хьюго на ухо Ланьеру. – Лез туда, куда его никто не просил. И вечно придумывал какие-то идиотские планы. К счастью, он ушел за врата.
– Он вернется, – пообещал Виктор.
– Не имеет значения. Он прошел врата. Значит, потерял все, что накопил за пятьдесят лет. Извините меня, но это мог сделать только идиот.
– Разве Поль Ланьер больше не владеет замком? – удивился Виктор.
– Владеет? – хмыкнул Хьюго. – В этом мире никто ничем не владеет. Здесь все можно отнять. У нас не владеют, а повелевают. А ваш папаша, уважаемый Виктор Павлович, ничем больше не повелевает.
3
– Просыпайся! Опасность! – выкрикнул над самым ухом Арутян.
Виктор вскочил. В узкое оконце струился серый свет. Что сейчас? Ночь? День? Судя по тишине в крепости – ночь. Виктор натянул брюки и куртку. Взял кобуру с «береттой» и нож.
Шагнул к двери.
– Виктор Павлович! – послышался сдавленный голос из коридора. – Откройте!
– Димаш?
Виктор распахнул дверь. На пороге стоял Димаш в одном белье.
– Меня Терри прислала. Хьюго хочет раненого синяка, ну, этого Форака, из больницы забрать. Явился с подручными. Терри ему дверь не открыла в изолятор, так он велел замок ломать. Скорее!
Виктор кинулся бежать. Босиком. Камни крепости были как лед. «Скорее!» – билось в висках. Виктор потерял равновесие и чуть ли не кубарем скатился по лестнице. Рванул дверь. И сразу услышал женский крик и громкие мужские голоса.
Потом мужские голоса. Что он будет делать? Он еще точно не знал.
Промчался дальше. Дверь в госпиталь распахнута. Недлинный коридор. Потом поворот. Слева – операционная и палаты, справа – боксы. У закрытой двери в первый бокс стояла Терри.
– В чем дело? – Руки у нее были скрещены на груди.
– Где Хьюго?
– Удалился. Мы с ним немного поспорили.
– Почему вы сразу не послали за мной?! – возмутился Ланьер.
– Не волнуйтесь, я отлично справилась.
– Я чуток помог... – высунулся из двери напротив Каланжо.
– Каким образом?
Каланжо хитро прищурился, вытащил из кармана брюк гранату.
– Не бойся, она – парализующая. Ну, поваляешься полчаса в отключке. Одна неприятность: все мышцы расслабляются, кишечник и мочевой пузырь опорожняются. Вонища!
«Воображаю, как Хьюго взъярился», – подумал Ланьер.
И еще подумал, что стоит на всякий случай носить с собой парализующую гранату.
– Ты встал на пути у эсбэшника! – покачал головой Виктор. – Не боишься? Хьюго быстренько докажет Бурлакову, кто был прав.
– Плевать на его доказательства. Твой Бурлаков пригласил нас зимовать у него в крепости. А гостям морды не бьют. Особенно если этот гость – женщина. И потом... – Каланжо подмигнул. – Я подозреваю, что в здешнем мире хватает мест, где можно перезимовать. И где мы не будем каждый день видеть господина Хьюго. Этому павиану все время кажется, что в стаде слишком мало порядка.
– Да что ж ты все время о павианах да о павианах? – спросил Ланьер. – Жил среди них?
– Почему это – «жил»? Я и сейчас среди них живу.
МИР
Глава 20
1
Чернота. Потом свет. Вернее, что-то похожее на свет. В груди – жгучий комок. Знакомо. Неболь. Именно так, слитно. Она страшнее боли. Выворачивает наизнанку, а ты не можешь блевать. Давишься, не в силах раскрыть рта, задыхаешься, не в силах вздохнуть. Время идет, минуты стекают в часы. Первым возвращается зрение. С трудом различимы предметы. Окно, стена, какой-то шкаф, старый, с открытыми дверцами.
Поль уже слышит отдельные звуки – заунывный вой за окном (мобиль не заводится, двигатель надрывается и глохнет), какой-то грохот, стук, шаги, они отдаются внутри черепа эхом. Но прислушиваться нет сил.
Голоса все отчетливее. Ясно уже – говорят о нем. Что именно говорят – неинтересно. Ему хочется только одного – кричать. Вопить. Орать так, чтобы заложило уши. Но он не в силах разлепить губ. Его обработали нейтралом. Изобретение последней настоящей войны, его тоннами применяли в госпиталях, кололи тяжелораненым во время транспортировки. Или до операции, когда раненые ждали своей очереди в операционную. Нейтрал дешев и не дает человеку в течение шести часов двигаться и говорить. Раненые не кричат, не рвут бинты с ран, не повторяют сиплыми противными голосами: «Пить». Они даже не могут умереть от болевого шока. Потому что по независимой болевой шкале больной испытывает лишь некоторое неприятное чувство. Когда эскулапов спрашивали, почему это неприятное чувство рвет человека на части, те пожимали плечами и говорили, что это самовнушение. Человек ожидает боль, он ее воображает. Фантомные боли. Так болит ампутированная нога. А тут у человека как бы отнимают все тело. Прежде чем тащить на себе раненого Поля, Бурлаков вколол рядовому Ланьеру лошадиную дозу нейтрала. И то чувство Поль никогда уже не забудет...
Кричать вдруг расхотелось. Комок внутри быстро рассасывался, по спине стекали капли пота. Правая рука дернулась. Поль был уверен, что уже может пошевелить правой ногой.
– Он все еще неподвижен? – спросил чей-то голос.
Кажется, мужской. Ему отвечал тонкий, скорее всего, мальчишеский. Во всяком случае, молодой. Этот второй, мальчишка, несомненно, смертельно трусил.
– На койке лежит, как замороженный. Все хреново. Ты говорил: траст ми! Вот я и дотрастался! Копа пришили! Теперь виндексы в турборежиме шмонают всех подряд. Замордорят нас. Тут и «белуха» твоя не поможет.
– Спокойно, френд! Главное, этот человек здесь!
Поль прикрыл глаза. Из-под сомкнутых век катились слезы. Глаза жгло невыносимо. Отходняк. Нейтрал. По телу пробежала судорога. Еще одна. Поль кусал губы, чтобы не закричать. Но эту боль уже можно терпеть.
– Нет, ты послушай! Копы просто так это дело не оставят! Начнут пиявок ловить. И меня схватят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83