Она снова откинулась на мягкую спинку сиденья, понимая, что, как только она сомкнет глаза, перед ее мысленным взором опять разыграется жуткая сцена убийства.
Голова мисс Твиттингдон склонилась ей на плечо, а храп Ферди и Персика по громкости успешно соперничал со стуком колес кареты, катившейся по дороге все дальше и дальше. Каролина Манди смотрела в окно, разглядывала окрестности и грызла ноготь, пока из пальца не пошла кровь.
Хотя Морган родился в «Акрах», он давно уже перестал считать поместье своим домом. Когда он ехал широкой, обсаженной деревьями дорогой, ведущей к четырехэтажному дому из бледно-розового камня, то думал о том, откуда появилось это ощущение и почему отец был не в силах полюбить его.
Возможно, они были слишком разными или, как намекнул дядя Джеймс, слишком похожими друг на друга.
Если верить дяде, отец Моргана в свое время отдал дань приключениям и юношеским забавам, пока не стал герцогом. После этого он женился, вырастил двоих сыновей, похоронил жену и стал таким серьезным человеком, что смех и шутки стали абсолютно чужды ему. Из всех предсмертных рассказов дяди Джеймса наименьшего доверия, по мнению Моргана, заслуживал портрет его отца в молодости: отец якобы слонялся по окрестностям с сыновьями фермеров, менял дорожные указатели, выпускал кур из клеток, устраивал веселые розыгрыши и даже громко смеялся за обеденным столом.
Когда отцу не удавалось в чем-то убедить Моргана или призвать его к порядку, сэр Вильям брался за плеть, выколачивая из мальчика склонность к рискованным забавам и наказывая главным образом за дурной пример, который он подавал младшему брату Джереми. Побои закончились внезапно, когда тринадцатилетний Морган вырвал плеть из рук отца и бросил ее в угол комнаты, предложив отцу сразиться на кулаках.
На следующий день, несмотря на протесты плачущей матери, Моргана отправили в школу-интернат, где он с тех пор проводил большую часть года и сразу оказался в числе лучших учеников, достигнув выдающихся успехов если не в поведении, то в учебе. Два года спустя тихо, во сне умерла его мать, и Вильям от горя ушел в религию. Теперь Морган рассматривал этот перелом в умонастроении отца как худшую из катастроф для его сыновей.
Джереми, бывшему на три года моложе брата, не позволили присоединиться к Моргану в школе, пока не истек год траура, а после этого Вильям решил продолжить обучение своего младшего, более любимого и послушного сына дома, желая сделать его священником. Ведь школа-интернат, по словам герцога, не сумела вбить чувство ответственности в его старшего сына.
Но сэр Вильям не мог не считаться с тем, что Джереми боготворил своего отчаянного и непокорного брата, с которым ему доводилось общаться всего несколько месяцев в году. Морган был уверен, что именно эта любовь, это обожание, переросшее впоследствии в преданность, в конечном итоге заставили Джереми последовать за старшим братом на войну — и привели к его смерти.
А Вильям Блейкли, удрученный новой утратой, с еще большим рвением предался служению Богу и отстранился от оставшегося в живых сына.
Морган отогнал от себя воспоминания, когда широкие ворота «Акров» отворились и подбежавший лакей принял у него поводья. Морган спешился, потрепал гнедую лошадь по крестцу и проинструктировал лакея, который должен был проследить, чтобы грум как следует почистил лошадь, прежде чем накормить и напоить ее. Зная, что карета с экстравагантными пассажирами прибудет не раньше чем через час, он глубоко вздохнул, распрямил плечи и поднялся на крыльцо отцовского дома.
— Добрый день, ваша светлость. — Гришем, старый дворецкий, который в прошлом не раз прятал грязного, покрытого синяками Моргана от отца, чтобы тот не узнал, что сын снова дрался с деревенскими мальчишками, наклонил свою лысеющую седую голову и принял у маркиза хлыст, шляпу, пальто и перчатки. — Когда вы уехали вчера утром, мы подумали, что вы вернетесь в Клейхилл. Его милость ждет вас?
Морган положил руку на плечо дворецкого:
— А как ты полагаешь, Гришем?
Дворецкий опустил глаза:
— Простите меня, ваша светлость. — Тут он поднял голову и улыбнулся: — Но, если мне дозволено это сказать, сэр, я безмерно рад, что снова вас вижу.
— Тебе, несомненно, дозволено это сказать, старый друг, и спасибо за все. — Морган окинул взглядом прихожую, затем посмотрел на закрытую дверь, ведущую в главную гостиную. — Отец там?
— Нет, ваша светлость, — ответил Гришем печальным тоном. — Он там, где бывает в это время каждый день, — в комнатах молодого господина Джереми.
— Боже милостивый. Гришем, не кажется ли тебе, что он упивается страданием? — Морган покачал головой. — Ну, делать нечего, придется подняться наверх. У тебя, случайно, нет власяницы и пепла, дружище, или дорожной пыли достаточно, чтобы я походил на кающегося грешника?
Дворецкий ничего не ответил, лишь с поклоном отступил назад, так что Моргану ничего не оставалось, как направиться к широкой винтовой лестнице. Подойдя к нижней ступеньке, он обернулся:
— Моя карета прибудет примерно через час, Гришем. В ней три женщины — у меня не поворачивается язык назвать их леди, по крайней мере, до тех пор, пока они не помоются, — и молодой джентльмен очень невысокого роста. Пожалуйста, распорядись, чтобы в гостевом крыле для них приготовили три комнаты и одну — в крыле для слуг. Симмонс — это, как ты, должно быть, помнишь, мой лакей — едет на облучке, рядом с кучером. Он проследит за тем, чтобы распаковали мои вещи. Завтра он съездит в Клейхилл за остальной одеждой, ибо я планирую задержаться в «Акрах» надолго.
— Да, ваша светлость, — отозвался Гришем, еще раз поклонившись. Его лицо оставалось бесстрастным. — Это прекрасная новость. Должен ли я заказать три дополнительных прибора к ужину для наших гостей?
Морган почесал за ухом:
— Не думаю, Гришем. Наши гости могут помыться, а потом поужинать в своих комнатах. Я не хочу искушать судьбу.
— Очень хорошо, сэр. Я прослежу, чтобы ваши инструкции были выполнены неукоснительно.
Улыбнувшись, Морган кивнул дворецкому. Он знал, что может положиться на Гришема, который безусловно выполнит все его указания, какими бы странными они ни казались.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал он, повернувшись к лестнице. — Да, — добавил Морган, обернувшись через плечо, — было бы неплохо, если бы ты припрятал ценные вещицы, разбросанные в спальнях. На тот случай, если кто-нибудь из гостей надумает покинуть нас посреди ночи.
Улыбка исчезла с лица Моргана, когда он поднимался по лестнице.
Дом стоял на этом месте уже сорок лет. Первая постройка сгорела дотла за десять лет до рождения Моргана; герцог и его жена погибли в пламени пожара. Новое здание, имевшее форму буквы Н, снаружи напоминало сгоревший дом, но внутри было распланировано по-новому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Голова мисс Твиттингдон склонилась ей на плечо, а храп Ферди и Персика по громкости успешно соперничал со стуком колес кареты, катившейся по дороге все дальше и дальше. Каролина Манди смотрела в окно, разглядывала окрестности и грызла ноготь, пока из пальца не пошла кровь.
Хотя Морган родился в «Акрах», он давно уже перестал считать поместье своим домом. Когда он ехал широкой, обсаженной деревьями дорогой, ведущей к четырехэтажному дому из бледно-розового камня, то думал о том, откуда появилось это ощущение и почему отец был не в силах полюбить его.
Возможно, они были слишком разными или, как намекнул дядя Джеймс, слишком похожими друг на друга.
Если верить дяде, отец Моргана в свое время отдал дань приключениям и юношеским забавам, пока не стал герцогом. После этого он женился, вырастил двоих сыновей, похоронил жену и стал таким серьезным человеком, что смех и шутки стали абсолютно чужды ему. Из всех предсмертных рассказов дяди Джеймса наименьшего доверия, по мнению Моргана, заслуживал портрет его отца в молодости: отец якобы слонялся по окрестностям с сыновьями фермеров, менял дорожные указатели, выпускал кур из клеток, устраивал веселые розыгрыши и даже громко смеялся за обеденным столом.
Когда отцу не удавалось в чем-то убедить Моргана или призвать его к порядку, сэр Вильям брался за плеть, выколачивая из мальчика склонность к рискованным забавам и наказывая главным образом за дурной пример, который он подавал младшему брату Джереми. Побои закончились внезапно, когда тринадцатилетний Морган вырвал плеть из рук отца и бросил ее в угол комнаты, предложив отцу сразиться на кулаках.
На следующий день, несмотря на протесты плачущей матери, Моргана отправили в школу-интернат, где он с тех пор проводил большую часть года и сразу оказался в числе лучших учеников, достигнув выдающихся успехов если не в поведении, то в учебе. Два года спустя тихо, во сне умерла его мать, и Вильям от горя ушел в религию. Теперь Морган рассматривал этот перелом в умонастроении отца как худшую из катастроф для его сыновей.
Джереми, бывшему на три года моложе брата, не позволили присоединиться к Моргану в школе, пока не истек год траура, а после этого Вильям решил продолжить обучение своего младшего, более любимого и послушного сына дома, желая сделать его священником. Ведь школа-интернат, по словам герцога, не сумела вбить чувство ответственности в его старшего сына.
Но сэр Вильям не мог не считаться с тем, что Джереми боготворил своего отчаянного и непокорного брата, с которым ему доводилось общаться всего несколько месяцев в году. Морган был уверен, что именно эта любовь, это обожание, переросшее впоследствии в преданность, в конечном итоге заставили Джереми последовать за старшим братом на войну — и привели к его смерти.
А Вильям Блейкли, удрученный новой утратой, с еще большим рвением предался служению Богу и отстранился от оставшегося в живых сына.
Морган отогнал от себя воспоминания, когда широкие ворота «Акров» отворились и подбежавший лакей принял у него поводья. Морган спешился, потрепал гнедую лошадь по крестцу и проинструктировал лакея, который должен был проследить, чтобы грум как следует почистил лошадь, прежде чем накормить и напоить ее. Зная, что карета с экстравагантными пассажирами прибудет не раньше чем через час, он глубоко вздохнул, распрямил плечи и поднялся на крыльцо отцовского дома.
— Добрый день, ваша светлость. — Гришем, старый дворецкий, который в прошлом не раз прятал грязного, покрытого синяками Моргана от отца, чтобы тот не узнал, что сын снова дрался с деревенскими мальчишками, наклонил свою лысеющую седую голову и принял у маркиза хлыст, шляпу, пальто и перчатки. — Когда вы уехали вчера утром, мы подумали, что вы вернетесь в Клейхилл. Его милость ждет вас?
Морган положил руку на плечо дворецкого:
— А как ты полагаешь, Гришем?
Дворецкий опустил глаза:
— Простите меня, ваша светлость. — Тут он поднял голову и улыбнулся: — Но, если мне дозволено это сказать, сэр, я безмерно рад, что снова вас вижу.
— Тебе, несомненно, дозволено это сказать, старый друг, и спасибо за все. — Морган окинул взглядом прихожую, затем посмотрел на закрытую дверь, ведущую в главную гостиную. — Отец там?
— Нет, ваша светлость, — ответил Гришем печальным тоном. — Он там, где бывает в это время каждый день, — в комнатах молодого господина Джереми.
— Боже милостивый. Гришем, не кажется ли тебе, что он упивается страданием? — Морган покачал головой. — Ну, делать нечего, придется подняться наверх. У тебя, случайно, нет власяницы и пепла, дружище, или дорожной пыли достаточно, чтобы я походил на кающегося грешника?
Дворецкий ничего не ответил, лишь с поклоном отступил назад, так что Моргану ничего не оставалось, как направиться к широкой винтовой лестнице. Подойдя к нижней ступеньке, он обернулся:
— Моя карета прибудет примерно через час, Гришем. В ней три женщины — у меня не поворачивается язык назвать их леди, по крайней мере, до тех пор, пока они не помоются, — и молодой джентльмен очень невысокого роста. Пожалуйста, распорядись, чтобы в гостевом крыле для них приготовили три комнаты и одну — в крыле для слуг. Симмонс — это, как ты, должно быть, помнишь, мой лакей — едет на облучке, рядом с кучером. Он проследит за тем, чтобы распаковали мои вещи. Завтра он съездит в Клейхилл за остальной одеждой, ибо я планирую задержаться в «Акрах» надолго.
— Да, ваша светлость, — отозвался Гришем, еще раз поклонившись. Его лицо оставалось бесстрастным. — Это прекрасная новость. Должен ли я заказать три дополнительных прибора к ужину для наших гостей?
Морган почесал за ухом:
— Не думаю, Гришем. Наши гости могут помыться, а потом поужинать в своих комнатах. Я не хочу искушать судьбу.
— Очень хорошо, сэр. Я прослежу, чтобы ваши инструкции были выполнены неукоснительно.
Улыбнувшись, Морган кивнул дворецкому. Он знал, что может положиться на Гришема, который безусловно выполнит все его указания, какими бы странными они ни казались.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал он, повернувшись к лестнице. — Да, — добавил Морган, обернувшись через плечо, — было бы неплохо, если бы ты припрятал ценные вещицы, разбросанные в спальнях. На тот случай, если кто-нибудь из гостей надумает покинуть нас посреди ночи.
Улыбка исчезла с лица Моргана, когда он поднимался по лестнице.
Дом стоял на этом месте уже сорок лет. Первая постройка сгорела дотла за десять лет до рождения Моргана; герцог и его жена погибли в пламени пожара. Новое здание, имевшее форму буквы Н, снаружи напоминало сгоревший дом, но внутри было распланировано по-новому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79