Уходи, Морган. Мне нужно отдохнуть, если ты хочешь, чтобы я приняла участие в твоей завтрашней вечеринке.
— Маленькая колдунья! Я заставлю тебя вспомнить! Ты не смеешь забывать!
Внезапно Морган обнял ее, и его губы слились с ее губами.
— Так давно… — пробормотал он, оторвавшись от нее. — Слишком долго… Каро, моя сладкая, сладкая Каро.
Ее дыхание стало прерывистым, тело пылало. Забыв о смущении, она стянула с себя ночную рубашку. Она сгорала от нетерпения.
Она приблизилась к Моргану на коленях, снова отыскав губами его губы, и начала развязывать пояс его пижамы, потом прижалась грудью к его обнаженной груди. Она предлагала Моргану то, что ему принадлежало. Принадлежало и будет принадлежать до конца жизни.
— Люби меня, Морган, — шептала она, прижимая лицо к его груди и лаская кончиком языка его грудь. — Я твоя жена, Морган, а ты мой муж.
Она почувствовала на своих плечах его руки, пытающиеся оттолкнуть ее.
— Каро, это безумие. Неужели ты считаешь меня зеленым юнцом, которого можно соблазнить? Я не хочу этого.
Каролина взглянула на него снизу вверх, услышав фальшь в его голосе, видя правду в его глазах. Она видела, что необходимость лгать причиняла ему боль.
— Правда, Морган? Я расстроила тебя? Хорошо! Я разозлю тебя еще сильнее, если понадобится. Так разозлю, что ты придешь ко мне и будешь любить меня. Ты запомнил, Морган? Возьми то, что я тебе даю дорогой, и дай мне то, что можешь. Мы можем сделать все что угодно, победить любого врага, пока мы вместе. Я хочу помочь тебе. Я хочу увидеть, как печаль уходит из твоих глаз. Я хочу оставить прошлое позади. Только будущее имеет значение. Только наше будущее.
Время замерло, пока он молчал. В эти долгие секунды Каролина умирала от ужаса. Неужели она поставила все на карту только для того, чтобы проиграть? «Боже, сделай так, чтобы я не проиграла. Если я проиграю сейчас, Морган потеряет все».
Но руки Моргана больше не отталкивали ее, они притягивали.
Окрыленная, почти пьяная своей любовью, она скользнула руками вниз по его животу, чтобы поднять его наливающийся член, а Морган приблизился, расставляя ноги. Потому что не мог сделать ничего другого…
Потому что она имела власть над ним.
Настал ее черед.
Началась ее игра.
И победа будет за ней.
Каролина услышала низкий стон Моргана, когда она шире открыла рот, ощущая себя до странности дикой и необузданной, и потребовала то, что ей принадлежало. Когда она сомкнула вокруг него губы, ее язык стал описывать медленные круги, ощущая его подъем. Он учил ее, и учил хорошо, но теперь она была его учителем.
Она была всемогущей.
Кошмаров больше не было. Не было боли. Ничего, кроме них двоих. Ничего, кроме их любви.
Она отдавала ему себя сполна.
— Каро! Боже, Каро, я больше не могу! — Издав это восклицание, Морган оттолкнул ее от себя, так что она упала на матрас.
— Что ты скажешь теперь о Ричарде, Морган? — дразнила она его, чувствуя себя необыкновенно хитрой, бесконечно женственной. — Как насчет леди Каролины? Так что ты о них скажешь? Они ничто. Ничто. Ты, Морган, ты — все. Я — все. Теперь. Всегда. Вместе мы можем ничего не бояться, ничего не желать. Месть пуста, горька, она — убийца любви. Оставь ее, Морган. Откажись от нее. Откажись от своей игры. Откажись от ненависти. Я ее не понимаю, я не хочу ее знать. Я хочу только тебя. Каро Манди хочет только тебя, Морган. Я хочу любить тебя, воспитывать твоих детей, умереть с тобой, провести с тобой целую вечность. Откажись от всего, мой дорогой. Откажись.
— Маленькая Каро, — сказал он, наклоняясь к ней. — Моя Каро. Моя сладкая жена, которая слишком много разговаривает. — Он взял ее за ноги и потащил на себя, а она улыбалась, глядя на него снизу вверх. Он встал между ее бедрами, и она почувствовала, как он проскальзывает в нее, наполняет ее, начинает двигаться внутри ее.
И все же победа была за ней. Потому что она любила этого человека, любила всем сердцем, всем своим существом, и он мог брать лишь то, что она добровольно ему давала.
Она смотрела на него в темноте, нарушаемой только светом маленькой свечи. Они смотрели друг другу в глаза, а он продолжал входить в нее, наполняя ее, пока ей не показалось, что он может достичь глубины ее лона и пролить свое семя туда, где оно не сможет не принести плода.
Он наклонился вперед, заключив ее голову между своими ладонями, запутавшись пальцами в ее волосах. Его горячее дыхание прожигало ее, его грудь тяжело вздымалась, а она обвила его руками, потянула на себя, навек заключая в кольцо своих рук и ног, которые сами собой обвились вокруг его бедер.
— Ты моя, Каро, — жарко шептал он, двигаясь все быстрее, подводя ее к завершению, к полноте.
— Да, Морган, да, я твоя, — сказала ему она, закрывая глаза и делая все возможное, чтобы отделить страсть от любви. — Всегда твоя. И теперь, мой упрямец, ты тоже принадлежишь мне.
И тогда ее охватил жар, накал которого так удивил ее в первый раз.
— Да, Каро! Да! Бери меня всего. Боже, помоги мне, я не могу больше бороться!
И тогда… когда это было кончено… когда их страсть иссякла… Каролина обняла его и баюкала… пока Морган Блейкли плакал.
Позже, когда она лежала в его объятиях, Морган взглянул правде в лицо.
Он затеял дело три года назад, приступил к выполнению миссии, которую должен теперь завершить; у Альмаков были запущены колесики механизма, остановить который уже невозможно; у него не осталось выбора: грязное дело будет доведено до логического конца. Но его сердце больше не участвовало в нем. Его сердце, которое он всегда считал неуязвимым, холодным и отстраненным, находилось теперь — и будет находиться всегда — в маленьких, с обкусанными ногтями руках Каролины Манди.
ГЛАВА 17
Все зависит от ситуации, сэр; когда человек знает, что его повесят через две недели, это изумительно концентрирует его ум.
Сэмюэль Джонсон
— Ты хорошо себя чувствуешь, Дикон? Сегодня вечером ты выглядишь немного рассеянным, и мне не нравится цвет твоего лица. Ты слишком бледен. Может быть, пришла пора оставить эту затею — жить отдельно — и вернуться домой, к нам?
— Ты опять взялась за старое, Фредди? — Томас Уилбертон с силой опустил кулаки на обеденный стол, отчего задребезжали хрустальные приборы. — Почему бы снова не напялить на него короткие штанишки? Может быть, ты засунешь ему в рот одну из своих обвислых сисек и…
— Ах, мама, сиди, — устало попросил Ричард, когда леди Уитхемская начала подниматься из-за стола, собираясь покинуть столовую. Он находился в состоянии какого-то оцепенения и больше не ощущал ни боли, ни смущения, ни, тем более, страха. — Пожалуйста, мама, — добавил он, вымучивая слабую улыбку.
Ричард посмотрел на своего отца, который сидел с открытым ртом и казался довольным поведением сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Маленькая колдунья! Я заставлю тебя вспомнить! Ты не смеешь забывать!
Внезапно Морган обнял ее, и его губы слились с ее губами.
— Так давно… — пробормотал он, оторвавшись от нее. — Слишком долго… Каро, моя сладкая, сладкая Каро.
Ее дыхание стало прерывистым, тело пылало. Забыв о смущении, она стянула с себя ночную рубашку. Она сгорала от нетерпения.
Она приблизилась к Моргану на коленях, снова отыскав губами его губы, и начала развязывать пояс его пижамы, потом прижалась грудью к его обнаженной груди. Она предлагала Моргану то, что ему принадлежало. Принадлежало и будет принадлежать до конца жизни.
— Люби меня, Морган, — шептала она, прижимая лицо к его груди и лаская кончиком языка его грудь. — Я твоя жена, Морган, а ты мой муж.
Она почувствовала на своих плечах его руки, пытающиеся оттолкнуть ее.
— Каро, это безумие. Неужели ты считаешь меня зеленым юнцом, которого можно соблазнить? Я не хочу этого.
Каролина взглянула на него снизу вверх, услышав фальшь в его голосе, видя правду в его глазах. Она видела, что необходимость лгать причиняла ему боль.
— Правда, Морган? Я расстроила тебя? Хорошо! Я разозлю тебя еще сильнее, если понадобится. Так разозлю, что ты придешь ко мне и будешь любить меня. Ты запомнил, Морган? Возьми то, что я тебе даю дорогой, и дай мне то, что можешь. Мы можем сделать все что угодно, победить любого врага, пока мы вместе. Я хочу помочь тебе. Я хочу увидеть, как печаль уходит из твоих глаз. Я хочу оставить прошлое позади. Только будущее имеет значение. Только наше будущее.
Время замерло, пока он молчал. В эти долгие секунды Каролина умирала от ужаса. Неужели она поставила все на карту только для того, чтобы проиграть? «Боже, сделай так, чтобы я не проиграла. Если я проиграю сейчас, Морган потеряет все».
Но руки Моргана больше не отталкивали ее, они притягивали.
Окрыленная, почти пьяная своей любовью, она скользнула руками вниз по его животу, чтобы поднять его наливающийся член, а Морган приблизился, расставляя ноги. Потому что не мог сделать ничего другого…
Потому что она имела власть над ним.
Настал ее черед.
Началась ее игра.
И победа будет за ней.
Каролина услышала низкий стон Моргана, когда она шире открыла рот, ощущая себя до странности дикой и необузданной, и потребовала то, что ей принадлежало. Когда она сомкнула вокруг него губы, ее язык стал описывать медленные круги, ощущая его подъем. Он учил ее, и учил хорошо, но теперь она была его учителем.
Она была всемогущей.
Кошмаров больше не было. Не было боли. Ничего, кроме них двоих. Ничего, кроме их любви.
Она отдавала ему себя сполна.
— Каро! Боже, Каро, я больше не могу! — Издав это восклицание, Морган оттолкнул ее от себя, так что она упала на матрас.
— Что ты скажешь теперь о Ричарде, Морган? — дразнила она его, чувствуя себя необыкновенно хитрой, бесконечно женственной. — Как насчет леди Каролины? Так что ты о них скажешь? Они ничто. Ничто. Ты, Морган, ты — все. Я — все. Теперь. Всегда. Вместе мы можем ничего не бояться, ничего не желать. Месть пуста, горька, она — убийца любви. Оставь ее, Морган. Откажись от нее. Откажись от своей игры. Откажись от ненависти. Я ее не понимаю, я не хочу ее знать. Я хочу только тебя. Каро Манди хочет только тебя, Морган. Я хочу любить тебя, воспитывать твоих детей, умереть с тобой, провести с тобой целую вечность. Откажись от всего, мой дорогой. Откажись.
— Маленькая Каро, — сказал он, наклоняясь к ней. — Моя Каро. Моя сладкая жена, которая слишком много разговаривает. — Он взял ее за ноги и потащил на себя, а она улыбалась, глядя на него снизу вверх. Он встал между ее бедрами, и она почувствовала, как он проскальзывает в нее, наполняет ее, начинает двигаться внутри ее.
И все же победа была за ней. Потому что она любила этого человека, любила всем сердцем, всем своим существом, и он мог брать лишь то, что она добровольно ему давала.
Она смотрела на него в темноте, нарушаемой только светом маленькой свечи. Они смотрели друг другу в глаза, а он продолжал входить в нее, наполняя ее, пока ей не показалось, что он может достичь глубины ее лона и пролить свое семя туда, где оно не сможет не принести плода.
Он наклонился вперед, заключив ее голову между своими ладонями, запутавшись пальцами в ее волосах. Его горячее дыхание прожигало ее, его грудь тяжело вздымалась, а она обвила его руками, потянула на себя, навек заключая в кольцо своих рук и ног, которые сами собой обвились вокруг его бедер.
— Ты моя, Каро, — жарко шептал он, двигаясь все быстрее, подводя ее к завершению, к полноте.
— Да, Морган, да, я твоя, — сказала ему она, закрывая глаза и делая все возможное, чтобы отделить страсть от любви. — Всегда твоя. И теперь, мой упрямец, ты тоже принадлежишь мне.
И тогда ее охватил жар, накал которого так удивил ее в первый раз.
— Да, Каро! Да! Бери меня всего. Боже, помоги мне, я не могу больше бороться!
И тогда… когда это было кончено… когда их страсть иссякла… Каролина обняла его и баюкала… пока Морган Блейкли плакал.
Позже, когда она лежала в его объятиях, Морган взглянул правде в лицо.
Он затеял дело три года назад, приступил к выполнению миссии, которую должен теперь завершить; у Альмаков были запущены колесики механизма, остановить который уже невозможно; у него не осталось выбора: грязное дело будет доведено до логического конца. Но его сердце больше не участвовало в нем. Его сердце, которое он всегда считал неуязвимым, холодным и отстраненным, находилось теперь — и будет находиться всегда — в маленьких, с обкусанными ногтями руках Каролины Манди.
ГЛАВА 17
Все зависит от ситуации, сэр; когда человек знает, что его повесят через две недели, это изумительно концентрирует его ум.
Сэмюэль Джонсон
— Ты хорошо себя чувствуешь, Дикон? Сегодня вечером ты выглядишь немного рассеянным, и мне не нравится цвет твоего лица. Ты слишком бледен. Может быть, пришла пора оставить эту затею — жить отдельно — и вернуться домой, к нам?
— Ты опять взялась за старое, Фредди? — Томас Уилбертон с силой опустил кулаки на обеденный стол, отчего задребезжали хрустальные приборы. — Почему бы снова не напялить на него короткие штанишки? Может быть, ты засунешь ему в рот одну из своих обвислых сисек и…
— Ах, мама, сиди, — устало попросил Ричард, когда леди Уитхемская начала подниматься из-за стола, собираясь покинуть столовую. Он находился в состоянии какого-то оцепенения и больше не ощущал ни боли, ни смущения, ни, тем более, страха. — Пожалуйста, мама, — добавил он, вымучивая слабую улыбку.
Ричард посмотрел на своего отца, который сидел с открытым ртом и казался довольным поведением сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79